В когтях багряного зверя

— Вы оба правы. Так и поступим, — поддержал я товарищей, пускай их планы и не совпадали. Впрочем, Убби не стал спорить с Сенатором. Северянин уважал вакта как врага, но в богатой добыче, на какую нацелился Гуго, была и доля северянина, от которой он, естественно, не откажется.

Однако когда Убби уже приготовил кистень, а Гуго потирал руки, предвкушая, как он вот-вот покопается у вакта во внутренностях, с мачты неожиданно донесся взволнованный голос Долорес:

— Caramba, Mio Sol! Там — человек!

— Человек?! Где?! По какому борту? — переспросил я, оглядываясь вокруг, но не замечая снаружи ни единой живой души.

— Да не в хамаде! — раздраженно бросила впередсмотрящая. — Прямо на спине у пса!.. Видишь?

Я присмотрелся к тому, что принял по ошибке за налипший к вакту мусор…

И верно, никакой это не мусор, а человек! По-видимому, давно мертвый, потому что он не подавал никаких признаков жизни. Каким образом он туда угодил, одному вакту известно. Человеческое тело не было нанизано на шипы, как могло показаться издали, а лежало, застряв между ними. Так, словно некий исполин использовал вакта в качестве щетки для волос, вычесал ею у себя из шевелюры человека, а потом щетка стала ему не нужна, и он ее выбросил.

— Да ведь это тоже северянин! — вскричал Убби, глядящий с мостика на приближающегося вакта. — Точно вам говорю! И я его знаю! Эй, женщина, а ну приглядись и скажи: у этого человека лысая башка и длинная борода?

— Вроде бы да… Ага, так и есть! — подтвердила сверху Малабонита. — Догадайтесь, на кого он смахивает?

— На домара Тунгахопа! — с ходу угадал я, вот только не испытал от своей проницательности радости.

— На домара Тунгахопа… — мрачно повторил за мной Убби. — Выходит, он тоже дрался на том берегу и проиграл свою последнюю битву… Но как, загрызи меня пес, Тунгахоп угодил на спину вакта?

Малабонита вряд ли расслышала этот вопрос, но следующий ее выкрик тем не менее частично ответил на него:

— Слушайте, тут ерунда какая-то… У Тунгахопа руки и ноги к шипам привязаны! Как это понимать?

— Спроси что-нибудь попроще! — огрызнулся я. И, вывернув штурвал, направил «Гольфстрим» по следу пса Вседержителей…

Мы настигали вакта, а он так и продолжал брести, даже не обернувшись. Я приказал де Бодье сбросить скорость и начал сближаться с монстром на малом ходу. Потом — на самом малом. И сближался до тех пор, пока не наехал вакту на хвост, не забыв, разумеется, за две секунды до этого скомандовать Гуго «Стоп колеса!». Поэтому истребитель не раздавил пса, а лишь прищемил ему половину хвоста колесом.

В былые времена это не остановило бы вакта, способного отгрызать свои угодившие в капкан конечности. Но издыхающая тварь уже почти ничего не соображала. Дернувшись несколько раз вперед, она покорно остановилась, будто пашущий землю бык, чей плуг уперся в камень. Откусывать себе хвост пес явно не собирался — видимо, смирился со своей участью и приготовился безропотно принять смерть… Хотя кто знает, о чем на самом деле думало умирающее иностальное чудовище, забытое своими создателями на чужой планете.

Я опустил трап, и Убби сошел на землю, раскручивая на ходу кистень. Вакт не двигался, а лишь припадал то на одну, то на другую лапу, которые, видимо, подкашивались от слабости. Северянин обошел его и встал напротив морды, но так, чтобы зверь не смог, если что, до него дотянуться. Брат Ярнклот в его руке вращался и гудел, напевая свою привычную боевую песню. Но пес Вседержителей даже не поднял голову, продолжая таращиться в землю своими маленькими мутными глазками.

Вакт не мог притвориться умирающим, чтобы подпустить врага поближе. Мышление иностальных тварей было слишком прямолинейно и не способно на такие хитрости. Апатия и малоподвижность монстра частично объясняли, как Тунгахоп угодил к нему на спину. Ублюдки, что убили Квасира и Фреки, взяли домара в плен, но решили подвергнуть его еще более позорной и мучительной казни. Сумев, подобно нам, остановить встреченного в хамаде полудохлого пса Вседержителей, убийцы распяли на нем Тунгахопа живьем. И оставили его медленно умирать, страдая от мысли, что он привязан к вакту — врагу, с которым каждый северянин мечтал однажды сразиться. Вот только ни одному северянину и в голову бы не пришло, что он окончит свои дни в качестве прицепленного к псу живого балласта!

Воистину, смерть легендарного гладиатора-освободителя, домара Тунгахопа, была наполнена невыносимыми муками…

Понаблюдав за вактом вблизи, Убби хмыкнул и заехал ему кистенем по правой передней лапе. Она подкосилась, и этого хватило, чтобы ослабевшее чудовище утратило равновесие. Его левая передняя лапа подкосилась уже без постороннего вмешательства. Пес упал грудью на землю и ткнулся в нее мордой — так, словно отвесил поклон, сдаваясь без боя. Но затем не удержался и в этом положении, подогнул задние лапы и грузно плюхнулся на брюхо.

Сандаварг остановил кистень и толкнул ногой голову вакта. Тот чуть приподнял морду, но снова уронил ее в грязь, даже не попытавшись огрызнуться.

— Спускайтесь! — позвал нас северянин. — И прихватите ножи и носилки! Надо снять тело и тоже похоронить его, как подобает.

Мы взяли все, что он просил, но едва сошли с трапа, как взобравшийся на спину вакта Убби вдруг вскричал:

— Вот песья задница! Да ведь он еще жив! Эй, где вас носит?! Быстрее сюда!

И на сей раз Сандаварг имел в виду вовсе не пса Вседержителей…

Путы Тунгахопа оказались чрезвычайно крепкими — палачи явно опасались, как бы жертва не разорвала веревки и не пустилась за ними в погоню. Пока мы освобождали домару лодыжки, Убби разделался с веревками у него на запястьях. И когда Тунгахоп был спущен с вакта и уложен на носилки, он — хвала богине Авось! — действительно еще дышал, и у него прощупывался пульс. Затащив его на бронекат, мы первым делом окатили его водой и попробовали напоить. Получилось не очень. Домар попытался глотать, но вода вытекала у него изо рта. Конечности его судорожно подергивались, и было неясно, к добру это или нет. Тунгахоп страдал от обезвоживания и нескольких глубоких, но вроде бы не смертельных ран (по крайней мере все они успели покрыться коростой и не кровоточили), но кто знает, возможно, у него имелись и внутренние повреждения. Только как это выяснить, если он не желал приходить в сознание?

Поить пациента насильно мы побоялись — а вдруг захлебнется? Дожидаться, пока он очнется сам, тоже было неразумно. Чем быстрее мы узнаем, что у него болит, и поможем ему, тем лучше. Я снова взялся за ведро с водой, собираясь облить Тунгахопа повторно, но Убби удержал меня от этого. И предложил новый, еще не опробованный нами способ реанимации:

— Эй, хватит разводить тут грязь! А ну давай, тащи сюда «мозгобойку»! Сейчас мы поставим этого старика на ноги!

— «Мозгобойку»? — Я опешил. — Ты уверен, что она поставит Тунгахопа на ноги, а не вышибет из него последний дух?

— Уверен на все сто! Надеюсь, ты не вылил эту дрянь за борт после того, как она настучала нам тогда по мозгам?..

«Мозгобойку», которую де Бодье называл скучным научным термином «этиловый спирт», мы приобрели проездом в одном мелком городишке. Там, идя в ногу с прогрессом, самогон гнали едва ли не в каждом доме. И продавали по такой смешной цене, что было грех не приобрести несколько канистр этого экзотического пойла.

Его дегустация на очередном вечернем привале вылилась в полное непотребство.

Всем нам не раз доводилось в жизни напивался до полного бесчувствия. Но еще никогда это не случалось с нами так быстро. Вкус у «мозгобойки» — так мы прозвали ее на следующее утро — был отвратительный. Она обжигала горло и не хотела задерживаться в желудке, все время норовя выйти обратно. И в конце концов вышла! Вместе с закуской, и тогда, когда мы уже плохо себя контролировали. Ладно, хоть не натворили глупостей и не спровоцировали Убби на драку. Все ограничилось лишь громкими песнями, плясками, заблеванной палубой и засыпанием там, где кого угораздило упасть и отключиться.

Словами не описать, как же раскалывались наутро наши похмельные головы! Целую неделю мы стеснялись смотреть в глаза трезвеннику Физзу, который весь вечер взирал на наше обезьянничество и слушал пьяные вопли. Старый ящер героически вытерпел все это, а наутро выдал такое, что я еще ни разу в жизни от него не слышал:

— Шуткое сфинстфо! Не топщитесь по плефотине, сухины тети! Шхиперу польше не налифать! Опять хоманта пить фино, крищать, палупа фаляться! Щелофек — хлупый сферь! С топрым утром, лопотрясы! Фсем похмеляться!

Не помню, чтобы я учил Физза подобным речам, а значит, он воскресил в памяти уроки моего отца или деда. Очевидно, они тоже закатывали по молодости на «Гольфстриме» гулянки, которые отложились в памяти ящера на всю его долгую жизнь.

Одна из малоизвестных мне страниц семейной истории Проныр…

Похмелившись — хотя вливать в себя наутро «мозгобойку» было сущим кошмаром, — мы дали зарок отныне не притрагиваться к ней. И с той поры держали слово, довольствуясь привычным вином и пока непривычным, но безобидным пивом. А канистры с коварным спиртом запрятали в трюм и больше не желали о них вспоминать…

Плеснув в ковшик «мозгобойки», Сандаварг велел нам с Долорес приподнять Тунгахопа и удерживать его в таком положении. Затем разжал домару челюсти, а ноздри, наоборот, зажал и вылил ему в рот грамм двести «лекарства». Причем сделал это так ловко, что спирт сразу же весь до капли попал пациенту в нужное горло.

Несколько секунд ничего не происходило. Потом домара заколотила крупная дрожь, и его тело напряглось так, что на нем вздулись все мускулы. Голова Тунгахопа тоже затряслась, а изо рта послышался рык.

— Назад! — скомандовал нам Убби и сам отскочил от Тунгахопа на пару шагов. Мы с Малабонитой последовали его примеру, и вовремя. Брошенный нами пациент должен был упасть и стукнуться макушкой о палубу, но этого не случилось. Наоборот, он резко качнулся вперед и вскочил на ноги. Однако не сумел удержать равновесие и тут же рухнул на колени. После чего выпучил глаза так, что они едва не вывалились из орбит, грохнул кулаком по палубе, передернул плечами и рявкнул:

— Еще!..

Глава 4

Сандаварг снова поднес Тунгахопу ко рту ковшик и помог жаждущему не расплескать его содержимое. Домар пока не сообразил, где он находится и кто его угощает, но жадно выхлебал остатки «мозгобойки» тремя огромными глотками. Затем отпихнул пустой ковш, потряс головой, крякнул и снова начал вставать на ноги.

Несмотря на то что в Тунгахопа было влито пол-литра спирта, вторая его попытка принять вертикальное положение увенчалась успехом. Он опять закачался, но уже не упал, а, завидев поблизости мачту, добрел до нее и прислонился к ней. И лишь теперь смог наконец-то осмотреться и сообразить, что почем.

— Сандаварг?! — прохрипел седобородый воин, то и дело срываясь на кашель и обводя палубу ошалелым взглядом. — Проныра?! Вы?! Но почему?.. И где?.. Да ведь мы!.. А я!.. Будь оно все проклято!

— Ты как, в порядке? — с опаской поинтересовался Убби у воскресшего соотечественника. Неуверенность Сандаварга объяснялась просто. Вид у Тунгахопа был не столько страдальческий, сколько безумный. Кто знает, все ли в порядке у него с мозгами и не набросится ли он на нас, приняв сгоряча друзей за врагов.

— Я?! — Тунгахоп покрутил у себя перед носом трясущимися руками, потом пошевелил ногами и заключил: — Да вроде живой! Хотя… Плесни-ка мне еще своей злой браги, тогда скажу точно.

— Хватит тебе на первый раз, — отрезал Убби, помня по собственному опыту, чем опасна передозировка «мозгобойки». — Если нас вспомнил, руки двигаются, ноги не подкашиваются и брюхо не продырявлено, уже хорошо. Тебе сейчас не браги, а воды надо глотнуть. Да и пожрать не помешает… Как долго ты вообще на вакте проездил, не помнишь?

— Воды… Пожрать… — повторил за ним домар, видимо, разобрав лишь те слова, какие волновали его сейчас больше всего. — Да, ты прав: воды и пожрать! Воды и пожрать! Хорошая мысль! Это да… Это надо…