Эпоха стального креста

Нам с Вацлавом была хорошо заметна прислонившаяся к массивным воротам фигура в темном комбинезоне. Михаил, стараясь не попадать под тусклый свет освещенных изнутри свечами окон, громко закашлял. Человек встрепенулся:

– Это ты, Иштван? – и, отойдя от ворот, пошел Михаилу навстречу.

– Я... а кто же... еще? – не прекращая кашля, ответил русский. – Помоги, а то они брыкаются!..

– Ты рановато их привел. Люцифер прогневается, – охранник приближался. – Это... а выродки-то где, Иштван?... О, Дьявол, ты кто?!

– Тень святого Франциска! – Из рукава Михаила выскочил острый как бритва стилет. Расстояние до охранника он преодолел одним прыжком. Тот хотел было рвануться назад, но опоздал. Прижав люцифериста левой рукой, Михаил коротким ударом вогнал клинок ему под ребра и провернул. Хрипящий охранник, хватаясь пальцами за его плащ, сполз на дорогу. Мой заместитель брезгливо оттолкнул тело ногой.

Мы вышли из укрытия.

– Кто держит задний вход и окна? – спросил я.

– Ральф со снайперами.

– Отлично. Энрико, предупреди их – мы начинаем. Сам возвращайся и прикрывай нас с парадного входа.

Шустрый сын архиепископа скрылся за углом. Мы прислушались, стараясь определить, что происходит внутри. Монотонное бормотание доносилось сквозь толстенные ворота церкви – люциферисты читали на латыни свои заклинания. Я уловил лишь знакомое мне «...Ave Satanas...», все остальное сливалось в одну непереводимую кашу.

Вернулся Энрико и молча кивнул. Гюнтер, ухватив дверную ручку, оттянул воротину на себя, пропустил нас по одному и последним вошел сам, придержав тяжелую створку, чтобы та не хлопнула.

Пахло смрадом и сыростью. Единственное освещенное место было у алтаря, где горели десятка четыре свечей из черного воска. Весь пол вокруг покрывали корявые символы, написанные чем-то красным. Три обнаженных и вскрытых тела монахов объясняли это: кровью! До единого мелкого штришка, до самой ничтожной закорючки – только кровью!

Алтарь окружало восемь человек, прячущих лица под капюшонами иссиня-черных балахонов. Девятый, длинный и сутулый, поднял голову, почуяв движение в проеме арки.

Люцифер действительно поражал своим уродством: надбровные дуги сплющенного черепа плавно перетекали в огромные рогообразные наросты по обе стороны выпуклого лба. Пронзительные глаза смотрели на нас, скрытых тенью, не щурясь и не моргая. Блики свечей мешали Люциферу разглядеть, кто вошел.

– Иштван, ты опять раньше времени! – мрачный загробный голос неплохо подходил к его инфернальному образу. – Тебе же сказали – в полночь! Или ты снова забыл порядок церемонии?

Но едва я открыл рот для произнесения приказа о сдаче, как этот ни во что не ставящий старших по званию русский опять меня опередил:

– Именем Господа, Пророка и Апостолов приказываю тебе, Князь Тьмы или как тебя там: рога в землю, копыта вверх! Сопротивление бесполезно – церковь окружена!..

Уж кто-кто, а отряд Охотников ночью в горном лесу явился для этой кодлы полной неожиданностью. На несколько секунд воцарилась тишина, а потом Люцифер закричал.

Крик его был жалок и полон отчаяния. Куда исчез весь этот мрачный показной пафос, словно аурой окружавший кровавого маньяка? Люцифер понял, что это конец, причем конец страшный и мучительный...

Продолжая кричать, чудовище выхватило из-под балахона такой же кривой, как и у Иштвана, кинжал, а затем бросилось в нашу сторону. Первым среагировал на его атаку брат Саймон. Помня приказ о недопустимости гибели Люцифера, он выбежал ему навстречу, нырком увернулся от разящего лезвия, а после этого ткнул носком ботинка Князю Тьмы между ног. Вой того перешел на более высокую октаву.

– Су-у-у-у-уки-и-и-и-и-и!!! – вопил, сложившись пополам, черт-переросток, разом забыв о заклинаниях и латыни. – У-у-у-у-уи-и-и-и-и... упх!!!

Тот же ботинок заехал ему по голове, заставив потерять сознание.

– А я ведь тебя как человека предупредил... – брезгливо поморщившись, подытожил Михаил, но подумав добавил: – Впрочем, какой ты к чертовой матери человек!..

Но это был еще не конец. Внезапно оцепенение оставило остальных одетых в черное жрецов, до этого даже не пытавшихся хоть как-то отреагировать на происходящее. Восьмерка разделилась – четверо последовали примеру господина, остальные кинулись в угол к не замеченному нами арсеналу.

Маленькие скорострельные «хеклер-кохи» Саймона и Ганса срезали квартет номер один за доли секунды, не дав тому миновать и половины разделявшего нас расстояния.

Оставшиеся попытались оказать более достойное сопротивление. Едва очереди моих бойцов смолкли, как из противоположного угла церкви раздался ответный выстрел дробовика. Заряд дроби снес лепной изразец над головой Вацлава, обдав того крошками разлетевшейся штукатурки.

Мы мгновенно рассыпались по гулкому залу, используя как укрытия алтарь, скамьи и прочие детали убранства. Первого ублюдка прикончил я, когда тот попытался произвести рекогносцировку поля боя. Он высунул из-за склепа святого Франциска лишь половину лица, но для меня этого было вполне достаточно – я тут же всадил ему пулю в правый глаз.

Второй противник, укрывшись под ведущей к хорам ветхой лесенкой, в панике пускал наугад стальные арбалетные стрелы, иначе именуемые «болты». Один такой тяжелый болт, отрикошетив от стены, начал хаотичное вращение и съездил по затылку брата Фернандо. Оглушенный португалец рухнул пластом на каменные плиты пола.

– Ах ты, гнида! – Михаил перекатился в центральный проход и из положения лежа открыл огонь по врагу длинными очередями. Мощный «АКМ» пробил насквозь деревянное укрытие люцифериста и его самого.

Двое еще живых принялись пятиться к воротам черного хода. Гюнтер перебежал вперед, занял позицию у алтаря и, встав на одно колено, влепил заряд картечи в грудь ближайшего к нему сектанта. Того подбросило, и он, задрав ноги, отлетел назад, грохнувшись спиной о ворота, к которым так стремился.

Видя весьма незавидное для себя положение вещей, четвертый мерзавец совершил рывок к окну, прыгнул, пробил телом мозаичный витраж и очутился снаружи. Свобода, спасение, счастье были так близки и так ощутимы...

Раскатистый выстрел крупнокалиберного «гепарда» брата Адриано поставил точку в существовании последнего члена банды кровавого Люцифера.

Заработавший колоссальную шишку Фернандо да поймавший плечом пяток дробин Ганс – вот и все наши потери в этой операции. В одном из подсобных помещений мы нашли семерых связанных монахов. Их ждала скорбная и неблагодарная работа: захоронение мертвых, ремонт собора и возвращение атмосфере оскверненной святыни духовной чистоты своими молитвами.

Утром следующего дня детей вернули наполовину поседевшим родителям. Я не присутствовал при этом – магистр Конрад попросил меня помочь в проведении предварительного Очищения души нашего уродливоголового гостя, предоставив тому его законное право занять Трон Еретика.

Возвратившийся из Перуджи Михаил пребывал слегка навеселе и помимо аромата молодого виноградного вина источал также невероятную благостность. Собрав всех отсутствовавших на процедуре спасения детей, русский заплетающимся языком объявил им, что отныне все мы почетные граждане данной деревеньки и что именами Конрада фон Циммера и Одиннадцатого отряда Инквизиционного корпуса назовут две из трех имеющихся там улиц. Ко всему прочему, пастор Винсент собирался просить аудиенции у Пророка, дабы потребовать у того щедрой награды для сегодняшних героев. Все попытки растроганного до слез Михаила остудить радостный пыл властителя трех улиц разумными контрдоводами типа «всем нам просто очень повезло» и «мы всего лишь случайно оказались в нужном месте в нужное время» результата не возымели и были Винсентом проигнорированы.

– Ну и пускай просит, – сказал мне русский, когда наш кортеж уже узрел на горизонте подпирающую облака громаду Стального Креста. – Поставят на очередь, через полгодика, глядишь, допустят к Его Наисвятейшеству. Выслушает он Винса краем уха, да тут же и забудет. Так ведь у нас всегда... А я вот когда стану старой развалиной и уйду в отставку, перееду в Перуджу и куплю себе домик на улице магистра Конрада. Затем сойдусь с местной старушкой, проканителюсь еще десяток-другой лет да и отброшу копыта под мандариновым деревом со стаканом дешевого портвейна в руке... Ну как тебе, Гроза Люциферов, перспективка, а?..

И Михаил, не дождавшись ответа, вздохнул, а после улыбнулся, шевельнув усами, то ли насмешливо, то ли печально.

Похоже, ботинок Саймона лишил и без того обиженную здравомыслием голову Люцифера последних остатков ума. Ни каяться, ни просить о милосердии изверг не желал, сколько Конрад ни увеличивал электронапряжение Трона. Только слова о неминуемо падущем на нас проклятии за издевательство над слугой истинного Повелителя Мира прорывались сквозь выступавшую на его губах пену. Так что радужные мечты малорослого магистра не сбылись – стать человеком, вернувшим Господу столь гнилую и черную душонку, ему не повезло. Не удалось это, надо заметить, и Главному магистрату, несмотря на сонмы великих развязывателей языков, что обитали за его неприступными стенами.

Человека, «мнящего себя Сатаной», сожгли у подножия Креста ровно через месяц медленным, самым мучительным огнем. Присутствующие на казни родители невинно убиенных, а точнее попросту растерзанных Люцифером на куски маленьких жертв долго после Очищения плевали в смрадный пепел и топтали его ногами...

– Ты знаешь, – сказал мне немного позже брат Михаил, когда после этой публичной экзекуции мы забрели с ним в наш, обслуживающий только членов Братства Охотников, бар, – а ведь голова у этого паскудника была что ни на есть натуральная, как говорится, от матушки-природы. Его родили где-то на зараженных ядовитой энергией прошлого пустошах. Эта энергия вроде бы как и вылепила ему рога с прочими причиндалами.

– Очевидно, и до мозгов дотянулась, – добавил я. – Согласись – кого-кого, но детей...

– Незадолго до начала дознания, – продолжал Михаил, – кому-то из палачей Главного тюкнуло по темечку подсунуть Люцику в клетку молодую голую ведьмочку из соседних казематов. Сам знаешь, там этого добра уйма...

– И что? – скептически хмыкнул я, по опыту зная, что русский и приврет – не дорого возьмет.

– А представь себе – ничего! – нисколько не смутился он. – Заныкался, значит, наш Князь Тьмы в угол, сжался комком и зарыдал, как до этого жертвы его. Больной никчемный субъект! Обиделся на весь мир, понимаешь, и давай уничтожать то, чего сам сделать был не в состоянии. И кодла его небось из таких же состояла.

– Где ты берешь свою информацию? – недоверчиво посмотрел я в бесстыжие глаза своего заместителя. – Признайся: поди сам только что сочинил!

– В отличие от тебя, испаноскандинав, – взгляд Михаила отражал лишь оскорбленную кристально-прозрачную честность, – я черпаю факты не из газеты, а из более осведомленных источников противоположного пола. Кстати, да будет вам известно: одна такая просила меня познакомить ее с великим, как ошибочно многие считают, обламывателем люциферских рогов. Так что допивай пиво и пойдем поведаем кискам о наших подвигах – я ведь как-никак пообещал...

5

« – Вот и вы! – воскликнул он. – А доктор еще вчера вечером прибыл из Лондона. Отлично! Теперь вся команда в сборе.

– О сэр, – закричал я, – когда же мы отплываем?

– Отплываем? – переспросил он. – Завтра».