Все личное. Статьи и рецензии 2017 года

Аннотация наверняка не врет, сообщая, что это дневник, и что он писался в течение двадцати лет. Да, такую книгу невозможно написать за год, даже за пять. Она – результат многократного чтения произведений Владимира Набокова (а вернее, повторюсь и уточню, написанных на русском языке и опубликованных под псевдонимом Владимир Сирин, хотя и англоязычные не обойдены вниманием автора), чтения с карандашом в руке, с выписками, может быть, с составлением каталога: вот здесь карточки о курении в книгах Сирина, здесь о – трамваях, здесь – архитектура Берлина…

Хотя к определению «дневник» я бы придрался. Дневники изначально имеют хронологическую последовательность, даже если содержание их в основном – перемешанные во времени воспоминания, вневременные фантазии. «Набоков без Лолиты» скорее, как и сказано в подзаголовке, – «путеводитель». Это путеводитель по лабиринту набоковских произведений, его жизни, той эпохи и тех мест, где эта жизнь прошла…

Чтения путеводителей по городам и странам, даже самых художественных, дело, по-моему, почти бесполезное. До того как я побывал в Париже, Берлине, я пытался читать путеводители по ним (не зная, конечно, что я там когда-нибудь окажусь) и мало что понимал, не видел красоты Елисейских Полей, Лувра, Бранденбургских ворот, площади Жандармский рынок. Иллюстрации не помогали, а скорее мешали воображению. Но когда я попал в Париж, Берлин, прочитанное и вроде бы отброшенное когда-то памятью как мусор, вернулось и пригодилось.

С путеводителями по литературным произведениям дело обстоит почти так же. Хотя здесь есть свои странности…

Не могу назвать Набокова (нет, в данном случае именно Сирина, так как переводной и самопереводной Набоков для меня до сих пор – темный лес, в который я забегал, но в котором не задерживался) в числе своих любимых и уважаемых авторов. Но в то же время роман «Машенька», многие рассказы, некоторые стихотворения считаю необходимыми для каждого, кто увлекается чтением русской литературы; не могу определить, чем именно, но Сирин повлиял на меня как на человека, пробующего писать прозу…

Открывая книгу Курицына, я помнил содержание или хотя бы фабулу прочитанных когда-то (что-то и перечитывал целиком или частично позже) «Защиты Лужина», «Приглашения на казнь», «Дара», других произведений Сирина; знал, конечно, основные вехи жизни Набокова-человека, главные события того времени, на которое эта жизнь пришлась.

Но этих знаний оказалось недостаточно, чтобы чтение книги Вячеслава Курицына было не то чтобы легким, но хотя бы по-настоящему полезным. Пришлось обложить «Набокова без Лолиты» томами самого Набокова…

Сделал я это интуитивно, а потом уже, начав пытаться написать это свой текст-впечатление, наткнулся на слова Вадима Левенталя в его статье по совсем другому поводу, но коснувшейся книги Курицына: «Нужно быть фанатом В.В. (Набокова. – Р. С.), чтобы читать ее. И – много времени. Нужно вчитываться, параллельно перечитать всего Набокова».

С одной стороны, очень точно, с другой… По-моему, можно стать фанатом Набокова, осилив книгу Курицына.

Чтение вообще удивительная вещь. С тоской вспоминаю времена, когда я читал просто так, не держа в голове, что о прочитанном стоит написать. Многие книги впускали внутрь себя, я бежал взглядом по строчкам, отмечая подсознательно: вот это хорошо, очень хорошо, а вот здесь хуже, плохо… Но это именно подсознательно, даже без оценок «хорошо», «хуже». Просто в душе становилось то горячо и светло, то тускло и прохладно.

Теперь такое чтение для меня невозможно. Даже Гоголя, Льва Толстого, Булгакова я читаю не душой, а головой. Пытаюсь включить душу, но чаще всего безуспешно… И в руке у меня во время чтения карандаш – отметить удачное словосочетание, поблизости блокнот – выписать цитату, зафиксировать собственную попутную мысль.

И дело здесь не только в моих литературных занятиях. Просто я знаю, что душа в любой момент может очнуться и потребовать: а найди мне такой-то прекрасный абзац; что за чудесной слово было у такого-то? И не имея пометки, выписки, мозг начинает мучиться. Излистываешь книгу от корки до корки, проклинаешь себя, что читал без письменных принадлежностей…

Знакомство с Набоковым происходило у меня, как и у большинства моих сверстников и людей старше, в конце 80-х, когда в СССР появились первые публикации его произведений в журналах, а следом и книги, – самом конце 90-х, когда, кажется, в издательстве «Симпозиум» завершилось собрание его сочинений… Читал, конечно, без карандаша, часто запоем, одну книгу за другой. В голове многое перемешалось, перепуталось (сюжеты, персонажи у Набокова-Сирина, как известно, нередко перетекают из произведения в произведение), многое, по ощущению, важное, драгоценное ушло в глубь книг – именно книг, этаких бумажных кирпичиков.

Лишь недавно я понял, что книги Набокова нужно изучать. Примерно так же, как изучил их (по крайней мере половину – написанные по-русски) Вячеслав Курицын. Изучил и пусть хаотично, несколько путано, но все же оформил в труд «Набоков без Лолиты».

Впрочем, хаотичность и путаность несомненно умышленны – с умыслом…

Я назвал свой текст «Сирин под микроскопом». Действительно, Курицын рассмотрел романы, повести, рассказы, пьесы, стихотворения Набокова-Сирина словно бы в микроскоп. А потом, глядя в микроскоп, прошел по тем улицам, по которым ходили герои этих произведений. В этом подвиг автора «Набокова без Лолиты», но и беда книги как продукта (да простят меня за это буржуазное слово все возмутившиеся).

Ясно, что Вячеслав Курицын хотел написать именно такую книгу. Других книг о Набокове и так предостаточно. Но если автор смотрел в микроскоп в течение двадцати лет (конечно, надо полагать, с перерывами), то читателю смотреть в предоставленный микроскоп даже неделю попросту больно. Мало кто засядет за эту книгу-микроскоп всерьез, поминутно отрываясь от нее, хватая книги Набокова, чтобы свериться, увидеть панораму, продолжить действие, выхваченное крошечным объективом. Это нелегкий труд, но он помогает понять, заметить многое, пропускаемое при беглом чтении в произведениях Набокова.

Слово «игра» в отношении литературы употребляется в основном в негативном значении. Правда, стоит помнить, что игра бывает разной. Набоков играл – играл умно, всерьез. И если его виртуозная игра в сюжетах на поверхности, достаточно вспомнить хотя бы рассказы «Возвращение Чорба», «Подлец», то игра смыслами, деталями – нуждается в микроскопе.

Вот, например, фрагмент исследования Вячеслава Курицына:

«Левушка не овладел Машенькой на мшистой плите. Сослался на звуки в саду.

Потом, когда они шли к воротам по пятнистой от луны дорожке, Машенька подобрала светлячка. Рассмотрела и рассмеялась:

– В обчем – холодный червячок.

В романе («Машенька». – Р. С.) есть и другие примеры, когда фраза, посвященная вроде бы одному предмету, касается на самом деле (или одновременно) иного.

Алферов за обедом сшибает стакан Ганина, извиняется, а Ганин говорит: «Пустой», и трудно здесь не расслышать оценку Ганиным алферовской личности.

Прощаясь с Людмилой, Ганин говорит будто о погоде – «Пора перестать топить. Весна». Пора, очевидно, самому Ганину перестать искусственно подогревать угасшие чувства.

В одну единицу текста упаковано два смысла.

Как и в слово «новенькая» в «Письме в Россию», которое одновременно «кодирует» и старушку, и веревку.

Федор Константинович мечтает, что, может быть, когда-нибудь не то человеком, не то привидением он выйдет на станции своего детства и пройдет стежкой вдоль шоссе с десяток верст до Лешина – «несмотря на идиотскую вещественность изоляторов». Изоляторы – электротехническое приспособление на проводах, затрудняющее беспрепятственные буйства отвлеченных энергий, сцеживающих людям свет. Но изоляторы, конечно, – это и советские камеры временного содержания, угрожающие беззаконному путешественнику. В первом своем значении (укрощения невидимых энергий) они угрожают привиденческой ипостаси беззаконного путешественника, во втором – его бренному телу.

У слов есть тень, и не всегда ясно, какое из работающих значений является основным, солнечным, а какое – дополнительным, теневым».

Каким тиражом издана книга – не указано, сколько людей стали ее обладателями – мне неизвестно. Но я бы посоветовал иметь ее в своей домашней библиотеке. И именно в бумажном виде. «Набоков без Лолиты», конечно, не для чтения перед сном, в метро. Эта толстая и тяжелая книга, скорее, провокация. Провокация увлечься Набоковым или вернуться к нему.

Я поддался на провокацию, на протяжении нескольких месяцев то и дело возвращался к микроскопу, моя комнатка была завалена раскрытыми томами – самого Набокова, о Второй мировой, Пушкина, Тургенева, Чернышевского – и напоминала кабинет книжного вивисектора.

Умнее я, кажется, не стал, открытий не сделал, нового литературного существа не сшил. Может, потратил многие и многие дни без толку. Но не жалею об этом. И книгу Курицына по-прежнему держу неподалеку.

    Январь 2017

Новый почвенник

Дмитрий Новиков. Голомяное пламя. М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2017

Роман Дмитрия Новикова «Голомяное пламя» был замечен критиками после публикации в литературном журнале. Нынче это, к сожалению, редкость – абсолютное большинство журнальных публикаций проходят совершенно без отзывов, исчезают в толще культурного слоя. Надеяться, что слой этот потревожит будущий любопытный археолог, вряд ли стоит…

Впрочем, седьмая книжка журнала «Октябрь» за прошлый год, в котором увидел свет роман Новикова, была не обычной – тематической. В нем собрана поэзия и проза современных писателей Русского Севера. Анна Матасова, Яна Жемойтелите, Лета Югай, Александр Бушковский, Александр Киров…

Вообще неспроста большинство толстых журналов всё чаще делают подобные – тематические, географические – номера. Это один из действенных способов обратить на себя внимание если не пресловутого массового читателя, то хотя бы части критиков. Теперь ведь для критиков нужны некие наживки – шорт-листы престижных премий, окололитературный скандал, новое имя, которое наверняка псевдоним популярного автора, – просто так книгу или тем более толстый журнал они, критики, вряд ли возьмут в руки.

У журналов механизмов завлечь критиков мало. Разве что вот: посмотрите, дорогие, мы собрали современную литературу Русского Севера… мы выпустили молодежный номер, и в нем много ярких талантов, так расскажите о них первыми… мы перевели произведения литовских (эстонских, грузинских, армянских) писателей, очень любопытно…

Да, роман Новикова (журнальный вариант романа) вышел в благоприятной обстановке. Это ни в коей мере не принижает его художественных достоинств. Наоборот, отлично, что хоть одно из многих и многих достойных обсуждения, внимания произведений современной русской литературы их получило вскоре после появления на свет.

Недавно «Голомяное пламя» вышло книгой. Не исключено, что на столь быстрое издание повлиял резонанс журнальной публикации.

Прежде чем перейти к разговору о самом романе, несколько слов об авторе.

Дмитрий Новиков из поколения писателей, появившихся на российском литературном поле в первой половине нулевых. Вместе с Денисом Гуцко, Сергеем Шаргуновым, Ильей Кочергиным, Аркадием Бабченко, Андреем Рубановым, Александром Моревым, Данилом Гурьяновым, Захаром Прилепиным, Германом Садулаевым… Как раз тогда и в связи с ними пошли разговоры о новом реализме, новой искренности, новой исповедальности, наскальном письме, человеческом документе…

Особенно важно, что большинство авторов жили (и живут до сих пор) вдали от Москвы, и в нашу современную литературу они принесли художественные картины Ростова-на-Дону, Сахалина, Алтая, Чечни, Урала… Дмитрий Новиков, из Петрозаводска, вновь открыл нам Карелию.

В 2002—2009 годах в толстых журналах появилось десятка два рассказов Новикова, вышли два сборника. Они получили множество положительных отзывов, причем не столько от критиков, сколько от собратьев-прозаиков, в том числе Андрея Битова, Фазиля Искандера, Владимира Маканина, Андрея Волоса.

А потом наступило творческое молчание, нарушаемое редкими, очень редкими публикациями. Дмитрий Новиков, по общему мнению, прирожденный, «сугубый» рассказчик, засел за роман – цитата из одного интервью – «о русской жизни на материалах прошлого, настоящего и немножко будущего».

Роман писался долго, я лично, уже и не верил, что он появится. И вот – дописался. Опубликован, издан, причем на самом (извините за термин не из книгоиздания) престижном ныне лейбле – «Редакция Елены Шубиной».

«Голомяное пламя» – произведение отличное, на мой взгляд, выдающееся. Очень редко получается у меня найти в нашей современной прозе книгу, чтение которой доставляло бы наслаждение. Многие и многие страницы книги Новикова наслаждение мне доставили.

Встречаются, правда, выбивающиеся из стиля слова, корявые обороты, навязчивые повторы, но не хочется сейчас охотиться за «блохами», стать тем, о ком так верно сказал когда-то Есенин: «Глупый критик или глупый читатель всегда видит в писателе не лицо его, а обязательно бородавки или родинки».

Лучше открою наугад книгу и приведу из нее кусочек: