Время твари. Том 1

– Никакой нет, – отрапортовал Риф.

– Вали, – цыкнул на него Патен и нахмурился.

«Странный все-таки тип, – подумал тавернщик, – непонятный. Оружия нет, поклажи нет… По всему видать – благородный, но разве такие налегке, безоружные и в одиночку странствуют? Даже у самого вшивого нищего под лохмотьями нож припасен. А этот…»

Но тут заблистала перед мысленным взором Патена золотая с каменьями цепь, и ослепительные эти лучи затмили сомнения тавернщика. Брюхо его снова взбурлило, и утробный залп сотряс земляные стены погреба.

Вернувшись в трапезную, Рыжий Патен с удовлетворением убедился, что незнакомец поглощает колбасы с неменьшим энтузиазмом, чем поедал бы жаворонков в подливе или даже, наверное, тот самый неведомый яблочный крем. Принесенное тавернщиком вино путник только пригубил – сразу же закашлявшись, он выплюнул его на пол и потребовал воды.

За окнами еще не почернело по-настоящему, а молодой человек уже отвалился от стола, трещавшего под тяжестью снеди и, с трудом моргая, потребовал отвести его в постель. Что и было тут же исполнено.

Ужиная колбасами, пощаженными аппетитом путника, Патен отдавал распоряжения почтительно вытянувшемуся у стола Рифу:

– Ты, значит, это… завтра чуть свет воды принеси наверх господину. Да не холодной, а погрей сначала. Чтобы господин умылся. А перед тем сходи в поле жаворонков добудь. Понял? И одежду ему вычисти. И сапоги тоже. Понял?

– Ага, – кивал Риф, – понял, да.

– Эх, – прожевав кусок колбасы, мечтательно проговорил Патен. – Кабы нам до конца года еще одного такого гостя… можно было б накопить деньжат и на новом месте отстроиться. Да! И еще, болван ты этакий! Ночью спать не вздумай. Сторожи у комнаты господина! Пес его знает, странный он какой-то, не могу никак понять: кто он такой из себя есть? Как бы не убежал, не заплатив. А ежели у него монет при себе не случится… Цепь-то его видал? С каменьями-то?..

И снова воспоминание о золотой цепи оказало такое воздействие на недужную пищеварительную систему тавернщика, что в момент изменившаяся атмосфера трапезной заставила Рифа поспешно признаться в стремлении пойти на добычу жаворонков немедленно.

Таинственный путник проснулся чуть свет – когда Риф, зевая, еще растапливал печь. Слуга же услышал со двора плеск воды и громкое фырканье: постоялец умывался у колодца. Охая, Риф поспешил будить хозяина.

Когда путник, умывшись, вернулся в трапезную, его уже встречал самолично Патен, взлохмаченный и опухший со сна, но безупречно любезный.

– Доброго утречка, – согнувшись в поклоне, пожелал тавернщик, – раненько вы изволили подняться, молодой господин… Но, надо сказать, отдых в «Веселом Медведе» пошел вам на пользу. Вы прямо сами на себя не похожи!

Рыжий Патен нисколько не лгал и не подхалимничал. Сон смыл с лица молодого человека угрюмые тени страшной усталости. Путник, которому вчерашним вечером тавернщик дал все двадцать пять лет, нынешним утром выглядел не старше двадцати. Движения юноши, вчера тяжко-медленные, сейчас были быстры и энергичны. Золотые волосы, тщательно расчесанные, ниспадали на спину и грудь ровными прядями. Сияли начищенные Рифом сапоги, и одежда, из которой слуга тавернщика выбил пыль, выглядела свежей. И главное: во взгляде юноши заблистала сановная сила, почуяв которую Патен оробел.

– Подавай завтрак, – деловито распорядился юноша. – Да побыстрее! И вели своему слуге седлать коня.

Патен всплеснул руками.

– Да никак вы собираетесь сразу после завтрака отправляться в путь, молодой го… ваша милость?! – воскликнул он. – Великая Нэла, вы ж вчера, прошу прощения, едва живой были!

– И коняка заморенная, – робко подал голос Риф. – Рази ж можно так с конякой?..

– Я не собираюсь сидеть в этом курятнике до вечера, – резковато ответил юноша. – Поспеши с завтраком, тавернщик!

– Осмелюсь сказать, ваша милость, что жаворонок, которого вы вчера изволили спрашивать, еще не вполне готов, – произвел Патен еще одну робкую попытку удержать постояльца, умолчав, правда, о том, что пресловутый жаворонок не был еще даже ощипан. – И ваш конь…

– Неси, что есть, – отрезал незнакомец.

Поняв, что далее препираться бессмысленно, несколько сбитый с толку неожиданным изменением в поведении юноши, Патен побежал на кухню. А Риф отправился в конюшню.

Покончив с едой, путник приказал собрать ему провизии в дорогу. Патен набил едой самый большой мешок, какой у него был. Не сумев втиснуть в мешок копченый бараний бок, тавернщик принялся заворачивать мясо в кусок драной холстины, лихорадочно фантазируя о том, что было бы еще неплохо присовокупить к запасу провианта бочонки с солониной и вином: их можно связать вместе веревкой и разместить по обе стороны седла. Но вернувшийся из конюшни незнакомец бесцеремонно развеял сладкий дым мечтаний Рыжего Патена. Отпихнув ногой сверток с копченой бараниной, юноша вытряхнул из мешка добрую половину и сам мешок бросил на руки безмолвно следовавшему за ним Рифу.

– Подай вина, – приказал тавернщику. – Постой… Кроме той кислятины, которой ты едва не отравил меня вчера, другое есть?

– Нет, ваша милость, – пискнул Патен.

– Тогда принеси пива.

Когда юноша допил пиво и Риф со двора крикнул, что молодой господин может хоть сейчас отправляться в путь, поскольку конь оседлан и мешок с провизией накрепко приторочен, Патен, чувствуя закипающее в брюхе урчание, шагнул к юноше и несмело осведомился:

– Не угодно ли вашей милости расплатиться?

– Сколько с меня? – спросил тот.

– Два золотых гаэлона, – удивляясь собственной наглости, определил Патен и тут же затараторил: – Потчевал-то как, ваша милость! А за конем ухаживали, ровно как за родным сыном! И по нашим-то временам, ваша милость, цена эта совсем не велика…

Юноша хлопнул себя по карманам и вдруг нахмурился.

– Вот что, тавернщик, – сказал он. – Денег при мне сейчас нет. Но даю тебе слово рыцаря: как только прибуду на место, я пошлю человека, чтобы он сполна рассчитался с тобой за твою доброту.

Рыжий Патен онемел.

– Имени своего я назвать тебе не могу, – закончил незнакомец, – могу лишь уверить, что в обиде ты не останешься.

Сказав это, юноша повернулся и направился к выходу.

В брюхе тавернщика словно забила крыльями птица. А в голове оглушительно лопнул розовый пузырь надежды на хорошую поживу. Пухлое лицо Патена мгновенно налилось кровью.

– Риф! – заревел он что было мочи. – Риф! Быстро ко мне, болван! Риф!..

Через короткий промежуток времени, за который можно было сделать не больше десяти вдохов и выдохов, юноша закончил заново укреплять привязанный к седлу нерадивым слугой мешок с едой и сунул ногу в стремя, готовясь прыгнуть на коня. В это же мгновение во двор вылетел Рыжий Патен. Следом за тавернщиком со ступеней крыльца скатился Риф.

Путник обернулся и удивленно поднял брови.

– А ну стой, ваша милость! – проорал Патен. – Стой, кому говорят!!! Дураков нашел, да, ваша милость?! Мы его обхаживали, будто невесту, а он – вона как! Не на тех напал! Ежели денег нет, так сымай цепь с шеи – вот как я тебе отвечу, ваша милость!

Завершив свою тираду, Патен болезненно сморщился, колыхнул брюхом и подкрепил слова мощным и зловонным выстрелом.

Юноша расхохотался.

Вид тавернщика и его слуги и правда был довольно потешным. На башке Рыжего Патена красовался преогромный ржавый шлем, украшенный облезлым плюмажем. В одной руке толстяк сжимал иззубренный меч, а другой удерживал большой круглый щит. Выглядывавший из-за спины хозяина Риф тискал в руках шипованную булаву.

Патен недолго бы прожил в этом глухом месте, если б ему не повезло завести дружбу с Лесными Братьями. Разбойники нередко захаживали в «Веселого Медведя» запастись выпивкой и платили всегда по-разному. Иной раз щедро. Иной раз – не давали и монетки. А иногда оставляли Патену в награду за бутыль-другую кукурузной водки что-нибудь из своей добычи.

– Я что ж, болван безмозглый, по-твоему, ваша милость? – выкрикнул уязвленный смехом юноши тавернщик. – Я все понимаю! Ежели рыцарь едет без снаряжения и оружия да еще имя свое скрывает, значит, дело тут нечисто! Значит, в беде он, и никто его особо искать не станет. А ежели кто-то и станет – пусть! Я да Риф знаем, что сказать, а вороны и волки разговаривать не умеют. Слово он дал!.. Да на твое слово мне – тьфу! И растереть!

Незнакомец отсмеялся и посерьезнел.

– Ты глуп, тавернщик, – сказал он. – Именно по этой причине я намеревался простить тебя и не отнимать никчемную твою жизнь. Но, насмехаясь над словом рыцаря, ты оскорбил не только меня. Даю тебе последний шанс – бросить оружие, опуститься на колени и умолять меня о прощении…

Патен не дал юноше договорить. Заглушая страх неистовым воплем, он ринулся в атаку. За ним, тонко повизгивая, побежал Риф, размахивая булавой.

Гархаллокс быстро шел – почти бежал – по коридорам Дарбионского королевского дворца. Подол длинной белой мантии сухо шуршал по каменному полу. Редкие пегие волосы, сохранившиеся только на висках и на затылке, были перехвачены белой лентой. При ходьбе Гархаллокс опирался на посох белого дерева. Никакой магии не было в этом посохе – Гархаллокс использовал его исключительно ради удобства передвижения. И одежду мага не пропитывали заклинания, и амулетов не было при Гархаллоксе… Как не было на груди и золотого медальона в виде солнечного круга, оплетенного древесными ветвями, – знака архимага Сферы Жизни. Потому что Гархаллокс не являлся больше архимагом. Первый королевский советник – такую должность он занимал теперь при дворе. Стражники, которых он изредка встречал в коридорах, почтительно кланялись. Гархаллокс, не глядя, кивал и спешил дальше.