Трансгалактический Моджо-тайп

П.Д.: Ее и нет. Он любил нас, и маму любил. Очень по-своему, конечно. Однажды, мы тогда еще на Иво не перебрались и жили на Ките с отцом, во время урагана он сунул нас в погреб, а сам лежал сверху и прикрывал. У него вся спина была в шрамах потом. Ты даже не представляешь, Том, что такое ураган на Ките.

Т.Х.: Старик готов был за вас умереть?

Д.П.: Вот именно. Я хочу сказать, он был не самым плохим человеком. И не самым хорошим, конечно. Просто он был тюремным надзирателем, вот и все.

Т.Х.: Ясно. А как ты попал в разведку?

Д.П.: Сбежал. На Иво тогда было только два пути: стройка или армия. Не то, что сейчас. И вдруг появился рекрутер из разведки. Я сразу подал заявление.

Т.Х.: Не жалеешь?

Д.П.: Вообще нет. Но иногда… Я хочу сказать, что тут же стены вокруг. А за стенами ни хрена. Это, конечно, не тюрьма, ничего такого. Но иногда хочется увидеть что-то дальше десяти метров, и желательно без стен. Я даже как-то подумывал подать рапорт на увольнение.

Т.Х.: Почему не подал?

Д.П.: Ну… Заскучал. Это все-таки крутая работа, быть в Дальней Разведке. А потом… То, что случилось с теми кораблями… Я хочу сказать, этого же никто не мог предугадать, понимаешь? Это как тот ураган. И им никто не помог. Я из тех, кто не верит в то, что кто-нибудь спасся. А такое ведь с каждым однажды может произойти. Ну, не то же самое, а просто… Ураган. И кто-то должен лежать на крышке погреба, понимаешь? Прикрывать. Если мы уйдем, я хочу сказать, любой из нас, это должен будет сделать кто-то другой. Вроде как скинуть ответственность. Я так не могу. Я, конечно, не пилот, всего лишь повар. Ну и что? Тут каждый на своем месте. И каждый незаменим. Мы же в космосе, кем тут заменишь? Вот и приходится… вроде как, каждому лежать на своей крышке. А как по-другому?

Поисковый рейд эскадры Дальней Разведки. Борт флагмана дальней разведки «Месть Королевы Анны»

После интервью с Джордано я поплелся к себе, в суровой решимости напиться до синих демонов. У меня еще оставалось кое-что из пронесенного контрабандой, а поскольку на борту самого флагмана имелся собственный солидный запас алкоголя, мой расходовался медленнее, чем я ожидал.

Тут-то я впервые для себя и столкнулся с одной из проблем дальней разведки. Описывая ее, я вынужден буду коснуться таких противоречивых тем, как алкоголь, шлюхи и вера в Господа нашего всемогущего, и сделаю это с удовольствием. Впрочем, проблема – это, пожалуй, не совсем верное определение. Правильнее будет так: одна из составляющих дрейфующего мира дальней разведки, такая же естественная, как медицинская служба и техническое сопровождение, но эта ее естественность становится очевидной лишь тогда, когда расстояние от тебя до родного дома увеличивается настолько, что само существование родного дома подвергается сомнению.

Итак, я шел к себе, предвкушая первый глоток виски «Клеймор», когда услышал глас небесный, громоподобный и совершенно безумный.

– И вдали от очага своего, влекомое ветрами пустоты и виною перед предками, пришло мне откровение. Бог есть, и бога нет единовременно! И величие его несомненно, ибо бог создал мир, когда его, бога, не существовало! Вдумайтесь вы, слепцы! Вдумайтесь и покоритесь этой силе!

Я замер, всерьез размышляя, не стоит ли и правда чему-нибудь покориться от греха подальше, а уж потом действовать согласно новым вводным. В это время глас небесный утих, и в динамики общей связи, укрепленные под потолком, начали проникать загадочные булькающие звуки, в которых, впрочем, я довольно скоро узнал глотание.

Тем временем, по коридору мимо меня, следуя голубым стрелочкам («Ага!» – сказал я себе), пронеслись трое в комбинезонах службы технического сопровождения, вооруженные двумя горелками и одним пожарным топором.

– Господь сказал, что все грешны, и нет безгрешных! – снова возопил глас из динамиков. – Грех в нас всех, и в каждом отдельно! Ты понял меня, отребье нечестивое? Я тебя спрашиваю?

Я на всякий случай кивнул.

Мимо меня, вдоль синей пунктирной линии, пронеслись еще три человека, на этот раз в комбинезонах медиков.

– Не жди же, чадо, ибо бог дал нам днесть, но в ограниченном количестве! – возопил глас. И я решил, что и правда, чего ждать-то, и со всех ног понесся за медиками.

Пока мы неслись, глас то принимался цитировать Библию, то сквернословил, то умолкал, и в эфир возвращались глотающие звуки.

Таким образом (я за медиками, медики за техниками, а техники, ведомые гласом с небес и синими стрелками) оказались мы в техническом трюме. Оказалось, что по большому счету, это просто огромное помещение, типа гаража, заполненное ремонтируемыми спасательными капсулами, шаттлами, рейдерами и так далее. Я так и не понял, зачем было посвящать ему отдельную пунктирную линию. К тому времени в ангаре уже собралась солидная толпа, от командного состава до ничтожнейших из полотёров. В центре толпы находился один из недавно отремонтированных шаттлов, уже выехавший на стартовую дорожку, но, как выяснилось позже, дистанционно деактивированный. Я понял, что источник гласа в шаттле, и принялся проталкиваться сквозь толпу. Вместе с медиками и техниками.

– Азм есмь физик, и азм есть сосуд веры, – подбадривал меня некто сидящий в шаттле и, каким-то образом добравшийся до общей связи. – И физика, обращаясь к началам, к истокам сущего, дает нам знать – был Наблюдатель! И был он – Бог!

У самого шаттла стояла, исходя лишающим покоя холодом надменная командор Чанг. А перед нею несколько техников пытались вскрыть ломами шаттл, рассчитанный на метеоритную атаку. У них, разумеется ничего не получалось, и только когда к ним присоединились мои спутники с резаками, дело сдвинулось с мертвой точки. Лишь бедолага, прибежавший с пожарным топором, стоял в растерянности, явно не зная, к чему приложить свои неординарные способности.

– Господь говорит с нами языком физики, грешники! – вопил божий физик из шаттла. – А физика говорит нам – узри пространство! Ибо, что есть пространство? Пустота? Ха! Пространство есть сосуд, наполненный событиями, которые единовременно происходят и не происходят, плюсами и минусами, которые в совокуплении своем рождают тот ноль, который вы, тупые людишки зовете пустотой. Это ли не знак! Это ли не знамение?

И так далее, в течении следующего получаса.

Честно говоря, мне было искренне жаль, когда шаттл все же вскрыли, и сопротивляющегося бедолагу выволокли наружу, в жадные руки медиков. Еще одно божественное откровение споткнулась об атеистическую силу медицинских препаратов.

Разумеется, я мгновенно забыл о желании напиться, и отправился в медблок.

Аппаратная расшифровка интервью № 2241-2. Гай Фаричелли, врач-травматолог

Т.Х.: Гай, что случилось с этим парнем?

Г.Ф.: Божественное откровение.

Т.Х.: Это я и сам понял.

Г.Ф.: Нет, Том, это синдром, называется «Синдром божественного откровения». Характерен только для людей, проводящих много времени в космосе. Тебе бы с психиатром поговорить. Это его сторона поля.

Т.Х.: Нет уж, дружище. Я не стану обращаться к психиатру даже ради интервью. У меня на этих ребят стойкая аллергия. Давай ты мне расскажешь.

Г.Ф.: ОК, но мнение не будет профессиональным.

Т.Х.: Ничего страшного. Мне важно составить общую картину.

Г.Ф.: Ну… Короче, все дело в инстинкте самосохранения. Самом базовом инстинкте человека, из которого растут ноги всех остальных. Стремление к продолжению рода, выборы президента, мой дом моя крепость и так далее. В основе всего лежит инстинкт самосохранения, и моменты, нарушающие самовозводимую каждым человеком границу безопасности. Пока понятно?

Т.Х.: Пока да.

Г.Ф.: Человек, отправляющийся в космос, подавляет этот инстинкт. Без этого никак. Ведь там, куда он идет – все чужое. Чужая территория вокруг, нет даже гипотетической возможности выйти за рамки ограниченного пространства, а мир, в котором все правильно и всегда можно прибежать в слезах к мамочке, так далек, что его почти не существует. Мало того, если что-то случиться с двигателем разделителя, то слово «далек» можно смело менять на «недостижим». Конечно, в случае невыхода на связь будет послана спасательная экспедиция, но ведь нет стопроцентной гарантии в том, что она прибудет вовремя, или даже просто найдет потерявшихся. Гребанный космос почти бесконечный! А с точки зрения человека – просто бесконечный. Никаких стопроцентных гарантий тут не бывает.

Т.Х.: Вот сейчас ты испортил мне настроение.

Г.Ф.: Ты предполагал, что все иначе?

Т.Х.: Нет. В смысле… Понимаешь, есть вещи, которые лучше не формулировать.

Г.Ф.: В-нашем деле так нельзя. Человек, уходя в дальнюю разведку, должен отдавать себе отчет в том, на что он подписывается. Поэтому у нас нет долгосрочных контрактов, и каждый может уволиться в любой момент. Мы, как никто другой понимаем, что реальность – жестокая штука, и далеко не всегда оказывается такой, какой мы ее себе представляем.

Т.Х.: Хватит, у меня начинается клаустрофобия. Что там с «Божественным Откровением»? Только без терминов, так чтобы даже такой болван, как я, понял.

Г.Ф.: Ну… Короче, смотри, человеку необходимо отождествлять себя с тем местом, где он находится. Дому, городу, планете, игровой площадке, рабочему кабинету, неважно. При этом отождествление расходится кругами. Я живу в доме, в городе, на планете. Понимаешь? Но для нас есть каюта, корабль и все. Дальше заглядывать нельзя, там бездна. Потому что ты можешь как-то сформулировать для себя такую штуку, как дом, как город, можешь, пусть и теоретически представить себе планету, и определить ее, скажем, словом «огромная». Но как понять то, что там, за бортом. Как понять гребанное ничто, простирающееся на бесконечность? Это невозможно. Это выше человеческих сил, выше возможностей человеческого рассудка. Поэтому нельзя долго вглядываться в бездну. Но иногда люди не удерживаются. И тогда мозг начинает искать компенсацию. Не бывает непонимаемого, бывает то, что не можешь понять ты, но способен некто, чьи возможности безграничны, ибо только так можно осознать и понять бесконечность.

Т.Х.: Бог?

Г.Ф.: Да.

Т.Х.: То есть этот бедолага…

Г.Ф.: Труман. Анри Труман. Офицер навигации. Отличный парень. Это его четвертый рейд. Ну и, сам понимаешь, последний.

Т.Х.: Выходит этот Труман заглянул в бездну?