Углицкое дело

– Не крестись, рано еще, – сказал Маркел. После осмотрелся и сказал: – Тут, говорят, царевича убили.

Сидор пожевал губами и сказал:

– Не тут, а там, под яблоней. Под той, самой левой.

– А ты видел? – спросил Маркел.

– Бог миловал. Нет, – сказал Сидор.

– А тогда откуда знаешь, что под той? – спросил Маркел.

– А так все говорят, – сказал Сидор.

– И все это видели? – спросил Маркел.

– Да нет, какое там, – уже сердито сказал Сидор. А после так же сердито продолжил: – Люди сейчас горазды говорить всё, что ни попадя. Одни говорят, будто они видели, как царевича убили. А другие говорят, будто они из Москвы, из сам знаешь какого приказа.

Маркел сразу громко хмыкнул и так же быстро спросил:

– А ты небо с овчинку видел?

– А это что? – спросил Сидор.

– А вот что! – сказал Маркел и, подступив к нему как можно ближе, достал из-за пазухи круглый кусок овчины, перевернул его – и стало видно, что там, на гладкой стороне, как тавро, выжжен царский двуглавый орел!

Сидор побелел и даже забыл перекреститься. А Маркел уже убрал овчинку, отступил на шаг и уже только тогда опять спросил:

– Ну так что там люди видели?

– Да ничего не видели, – ответил Сидор, но не сразу. А после, осмелев уже, стал добавлять: – Брехня это всё, вот что. Государь с ребятками пошел под яблони, и они стали там играть. А няньки на крыльце остались и там лясы точили. И народу тут везде было как и сейчас, да только никому из них никакого до царевича дела не было. Вот как сейчас всем до нас.

И тут Сидор замолчал, а Маркел еще раз осмотрелся и увидел, что и в самом деле всякого народу сейчас во дворе много, но никто в их сторону не смотрит и уже тем более никто к ним не прислушивается, потому что всякий занят сам собой и своим делом. И Маркел опять посмотрел на Сидора. И Сидор тогда сказал уже вот что:

– Я не знаю, что там, под яблоней, было. И я не знаю, был там Осип или не был, резал он кого или не резал. А я только одно верно знаю: вдруг вижу, и слышу конечно, бежит по двору Петрушка Марьин Колобов и как оглашенный орет, что царевича убили. Ну я и подумал, что, видно, убили крепко. Но не думал, что убили насмерть. И так же другие думали, я спрашивал.

– Ага, – сказал Маркел. – Ага. – После спросил: – А дальше что?

– Вот после дальше и забегали, – ответил Сидор. – Это сперва няньки вниз с крыльца, а после к ним царица, а уже после к ним народ.

– А после что? – спросил Маркел.

– А после стали Волохову бить.

– Какую Волохову?

– Осипову мать. Потому что будто он царевича убил, ее отродье, вот она и виновата.

– А она, а Волохова эта, она откуда здесь взялась? – очень быстро, даже сбивчиво спросил Маркел.

– А как из-под земли! – ответил Сидор.

Вот что он вдруг тогда сказал! А ведь и верно, подумал Маркел, ведь же от царицы кто с царевичем пошел гулять? Нянька Арина Тучкова и постельница Марья Колобова, Петрушкина мать. А Волоховой с ними не было. Да о ней и разговора раньше не было. Ага, ага, уже еще быстрей подумал он, а потом так же быстро спросил:

– Так кто же тогда всё это видел? Своими глазами?!

– Да только один Петрушка получается, – подумав, сказал Сидор.

– А где он сейчас? – спросил Маркел.

– А они все на ров побежали, вся ребятня, – сказал Сидор.

– Зачем? – спросил Маркел.

– Так там же этих раздают, убитых, – сказал Сидор. – Их же раньше не велели раздавать, говорили, пусть гниют злодеи. А теперь же как будто уже не злодеи, говорят, ваш же боярин Василий так велел – раздать родне и пусть завтра хоронят по-христиански. И ребятня вся там, им интересно же смотреть на это.

– Ага, – сказал опять Маркел. – Ага. – После сказал: – Ну, ладно. Надо будет, позовем еще и спросим.

И не дожидаясь, что ему Сидор на это ответит, Маркел развернулся и пошел к дворовым воротам. Шел он очень быстрым шагом, потому что думал, что ему нужно еще успеть обернуться обратно, пока боярин сидит у царицы, и тогда как славно было бы! Шуйский спросит, чего он сидит, дожидается, а он скажет: нет, я не сижу, боярин, а я уже вон сколько успел вызнать! И станет говорить… Ну, и так дальше и дальше. А пока Маркел прошел через сказанные дворовые ворота и пошел вдоль терема. Там, не доходя до красного крыльца, к главной стене была пристроена высокая добротная изба, Маркел ее и вчера видел, когда их вели устраиваться, но только тогда Маркел ничего не заметил, а теперь он ясно видел, что эта изба стоит пограбленная, с выломанной дверью и такими же выломанными окнами. А, подумал про себя Маркел, даже не сбавляя шага, это, наверное и есть та самая дьячая изба, в которой прятался Данила Битяговский, младший, пока его толпа оттуда не достала. Тогда получается, что старший мимо младшего проехал и уже дальше, у ворот, его убили, а уже после младшего убили здесь. А чего старший тогда ехал дальше, он же ехал спасать младшего! Подумав так, Маркел нахмурился, потому что ничего уже не понимал, уже совсем запутался…

Но все равно пошел дальше, прошел мимо Спаса, в котором раньше прятался Осип, покуда спасский поп его оттуда не вывел, после прошел мимо колокольни, с которой неизвестно пока кто и неизвестно по чьему велению начал тогда бить в набат, а теперь за это Ефрем будет спрашивать строго – так, что язык отнимется! Или отнимут, подумалось дальше, после чего Маркел прошел через ворота, устроенные в проездной Никольской башне, и вышел на мост.

На мосту стоял стрелец – с той, с посадской стороны. Маркел вышел на середину моста, посмотрел в ров и ничего там не увидел. Ров был пуст. Ров был старый, наполовину обсыпавшийся, поросший сорной травой. Когда-то там была вода, а еще вчера там на дне лежали убитые люди, а теперь там было пусто. Маркел перешел через мост, подошел к стрельцу, узнал его, а стрелец, видно, узнал Маркела, и Маркел спросил:

– А где все эти? – и кивнул на ров.

– Забрали всех, – сказал стрелец. – Давно уже.

– Кто забирал? – спросил Маркел.

– Люди, – сказал стрелец. – А что? – Но тут же добавил: – Вон, у него лучше спроси, – и указал рукой.

Маркел обернулся и увидел, что к ним подъезжает Иван Засецкий, то есть тот самый стрелецкий голова, с которым он так нескладно поговорил в Троице. Зато теперь Маркел сразу сказал – и громко:

– О, Иван! Давно не виделись! А где твой брат?

Засецкий важно нахмурился, молча подъехал, молча сошел с коня, молча бросил повод (а стрелец ловко его поймал) и, кивнув Маркелу, ступил в сторону. Маркел ступил за ним. Засецкий, еще помолчав, тихо сказал:

– Уехал брат. И все его уехали. В Ярославль, брать Афанасия, их старшего! Как я тебе и говорил. Вот так!

То есть, подумал Маркел, это они и вправду думают, что Афанасий Нагой хочет поднять (или даже уже поднял) Ярославль. Ого, подумал Маркел дальше, но вслух, как всегда, ничего не сказал.

– Вот! – еще раз сказал Засецкий. – От него вся измена! Он всему зачинщик! А вы: царевич, царевич!

Маркел подумал, что молчать нельзя, стрелецкий голова еще обидится, и поэтому спросил:

– Что за измена?

– Э! – насмешливо сказал Засецкий. – Тебе это надо было первей меня знать! Это твоя служба! – Но после, еще раз усмехнувшись, сказал: – Быстро всплыло! С самого утра, еще не развиднелось толком, а приказчик уже челобитную подал!