Узы крови

С ней опять начиналась истерика, и Иво решил, что самое лучшее – это поскорее убраться отсюда, пока соседи снова не вызвали карабинеров.

– Чтобы достать миллион долларов, нужно время, – мягко сказал он. – Я постараюсь. Я достану тебе миллион.

Он быстро стал натягивать трусы, брюки, носки и ботинки, а Донателла в это время как фурия носилась по комнате, и в воздухе реяли ее прекрасные упругие груди. «Боже мой, что за женщина! Я же с ума схожу по ней!» – подумал Иво. Он схватил свою окровавленную рубашку. Придется надевать как есть. Натягивая рубашку, он чувствовал спиной и грудью ее липкую прохладу. Последний раз взглянул на себя в зеркало. Из царапин, оставленных ногтями Донателлы на его лице, кое-где еще сочилась кровь.

– Carissima, – взмолился Иво, – как я теперь смогу все это объяснить жене?

* * *

Женой Иво Палацци была Симонетта Рофф, наследница итальянской ветви семьи Роффов. Он познакомился с ней, когда как архитектор был послан своей фирмой руководить работами по перестройке части виллы Роффов в Порто-Эрколе. С того самого момента, как взгляд Симонетты упал на Иво, дни его холостяцкого существования были сочтены. С ней Иво добрался до четвертой стадии в первую же ночь, а некоторое время спустя оказался уже ее мужем. Симонетте нельзя было отказать ни в красоте, ни в решимости. Она знала, чего хотела, а хотела она Иво Палацци. И не успел Иво и глазом моргнуть, как из беспечного холостяка превратился в мужа молодой и красивой наследницы. Он забросил свои архитектурные устремления и стал работать на «Роффа и сыновей», получив великолепный офис в Эуре, той части Рима, строительство которой с помпой началось при бесславно почившем в бозе злосчастном дуче.

В фирме Иво с самого начала сопутствовал успех. Он был умен, талантлив, схватывал все на лету, и все души в нем не чаяли. Иво нельзя было не любить. Всегда улыбчив, вежлив, обаятелен. Друзья завидовали его веселому нраву и удивлялись, как это ему удавалось. Ответ был до простого банален. Иво умел скрывать темные стороны своей души. В действительности же он был чрезмерно эмоционален, подвержен быстро проходящим вспышкам лютой ненависти, способным в этот миг убить человека.

Совместная жизнь с Симонеттой оказалась необременительной. Сначала он боялся, что женитьба свяжет его по рукам и ногам, но страхи оказались напрасными. Он просто стал более осторожен в выборе подружек, несколько сократив их количество, и все вернулось на круги своя.

Отец Симонетты купил им в двадцати пяти километрах к северу от Рима в предместье Олгиата прекрасный дом в частное владение, охраняемый огромными, вечно закрытыми воротами и стражами в униформе.

Симонетта была прекрасной женой. Она любила Иво и обращалась с ним, как с королем, что он считал вполне нормальным. Если, однако, Симонетта ревновала, то превращалась в фурию. Однажды она заподозрила Иво в том, что он поехал в Бразилию с одной из клиенток фирмы. Он в праведном гневе отрицал это. По завершении ссоры в доме не осталось ни одной целой вещи, причем большинство из них было поломано об голову Иво. Вконец осатаневшая Симонетта бросилась на Иво с кухонным ножом, и, чтобы отобрать его, Иво пришлось применить силу. В пылу схватки они упали на пол, и, когда Иво наконец удалось сорвать с нее одежду, он постарался сделать все возможное, чтобы она забыла свой гнев. Но после этого случая Иво стал более осторожным. Он сообщил клиентке, что не смеет теперь сопровождать ее в поездках, и постарался, чтобы эпизод этот был окончательно забыт. Он знал, что в жизни ему ужасно повезло. Симонетта была молода, красива, умна и богата. Им нравились одни и те же вещи и одни и те же люди. Их брак был образцовым, и Иво часто задавал себе вопрос, переводя одну подружку из второй стадии в третью, а другую из четвертой в пятую: что заставляет его изменять жене? И неизменно, философски пожимая плечами, сам себе отвечал: «Кто-то же должен делать этих женщин счастливыми!»

* * *

На третьем году женитьбы во время командировки на Сицилию Иво познакомился с Донателлой Сполини. Их встреча более походила на взрыв, словно столкнулись две пролетавшие мимо друг друга планеты. Там, где Симонетта была хрупкой и женственно-юной, словно статуэтка, вышедшая из-под резца Манзу, Донателла своей чувственной полнотелостью вызывала в памяти образы женщин, сошедших с полотен Рубенса. Она была изумительно красива, и ее зеленые, полные тлеющей страсти глаза мгновенно испепелили Иво. Уже через час после их первой встречи они оказались в постели, и Иво, всегда гордившийся своим мастерством непревзойденного любовника, обнаружил себя несостоявшимся школяром в любви по сравнению с Донателлой. Она заставила его подниматься до таких высот, которых он никогда и ни с кем не достигал, а тело ее творило такие вещи, о которых он и мечтать не смел. Она была рогом изобилия удовольствий, и Иво, лежа в постели с закрытыми глазами и сгорая от немыслимого блаженства, понимал, что если упустит Донателлу, то никогда себе этого не простит.

И Донателла стала его любовницей. Она поставила ему единственное условие – он должен избавиться от всех других женщин, кроме жены. Иво с радостью согласился. Это было восемь лет назад, и с тех пор Иво ни разу не изменил ни своей жене, ни своей любовнице. Необходимость удовлетворять сразу двух ненасытных женщин могла бы истощить любого мужчину, но не Иво. Дело обстояло как раз наоборот. Когда он спал с Симонеттой, то думал о пышнотелой Донателле и зажигался страстью от одного только прикосновения к жене. Когда же он ложился в постель с Донателлой, то в памяти его возникала юная прелестная грудь Симонетты и ее крохотная culo, и тогда его страсти уже не было предела. С кем бы из них обеих он ни спал, ему казалось, что он изменяет другой. И это многократно увеличивало его удовольствие.

Иво купил Донателле роскошную квартиру на виа Монтеминайо и старался бывать там, как только выдавалась свободная минута. Он организовывал себе неожиданные командировки и, вместо того чтобы отправиться по месту назначения, оказывался в постели Донателлы. Он заезжал к ней перед работой и отдыхал у нее после обеда. Однажды Иво отправился на «Квин Элизабет-II» в Нью-Йорк с Симонеттой и захватил с собой Донателлу, купив ей каюту палубой ниже. Это были самые трудные и самые счастливые пять дней в его жизни.

* * *

В тот вечер, когда Симонетта сообщила, что беременна, счастью Иво не было границ. Неделю спустя Донателла объявила ему, что и она беременна, и он захлебнулся от счастья. «За что, – в который уже раз спрашивал он себя, – боги так милостивы ко мне?» Полный смирения, он чувствовал, что не заслужил такого благоволения.

В положенный срок Симонетта родила девочку, а неделю спустя Донателла родила мальчика. Чего еще может желать мужчина? Но богам было угодно продолжение. Некоторое время спустя Донателла снова забеременела, а через неделю после этого забеременела Симонетта. Через девять месяцев Донателла преподнесла Иво еще одного мальчика, а Симонетта – еще одну девочку. Прошло еще четыре месяца, и обе женщины опять забеременели и на этот раз решили рожать в один и тот же день. Иво заметался между «Сальватор Мунди», где лежала Симонетта, и клиникой «Санта Кьера», куда он устроил Донателлу. Носясь из одного родильного дома в другой на своем «раккордо-ануларе», он посылал воздушные поцелуи девушкам, сидевшим по обе стороны дороги под розовыми зонтиками в ожидании клиентов. Иво не видел их лиц, так как ехал очень быстро, но он их всех любил и всем им желал удачи.

Донателла родила еще одного мальчика, Симонетта – еще одну девочку.

Иногда Иво хотелось, чтобы все было наоборот. По иронии судьбы жена рожала ему дочек, а любовница – сыновей, а ему бы хотелось, чтобы его имя наследовали сыновья. И все же он был счастлив. Любовь по совместительству позволила ему обрести сразу шестерых детей: троих – дома и троих – вне его. Он обожал их всех, был им чудесным отцом, помня все их дни рождения и именины, никогда не путая их имена. Девочек звали соответственно Изабелла, Бенедетта и Камилла. Мальчиков – Франческо, Карло и Лука.

По мере того как подрастали дети, жизнь Иво осложнялась. С женой и любовницей к шестерым дням рождения и именинам добавлялось еще четыре. Приходилось дублировать также и все праздничные дни. Он позаботился о том, чтобы дети посещали разные школы. Девочек определил в школу при французском монастыре Святого Доминика на виа Кассиа, а мальчиков – в Массимо, школу иезуитов в Эуре. Иво встретился со всеми их учителями и всех их очаровал. Он помогал детям готовить домашние задания, играл с ними, чинил их поломанные игрушки. Надо было обладать огромной изобретательностью, чтобы с успехом управляться с двумя семьями, но Иво это удавалось. Он был воистину образцовым отцом, мужем и любовником. На Рождество он бывал дома с Симонеттой, Изабеллой, Бенедеттой и Камиллой. В день Befana, шестого января, Иво, одетый как Befana, ведьма, дарил Франческо, Карло и Луке подарки и carbone, черные леденцы, которые мальчики обожали.

Жена и любовница Иво были красавицами, дети умны и прелестны, и он всеми ими по праву гордился. Жизнь была прекрасной.

Но наступил день, когда боги плюнули ему в лицо.

* * *

Как это часто бывает, беда разразилась внезапно.

В то утро, после занятий любовью с Симонеттой перед завтраком, он отправился прямо на работу, где провернул очень выгодное дельце. В час дня сказал своему секретарю (Симонетта настояла, чтобы секретарем был мужчина), что всю вторую половину дня будет на заседании.

Улыбаясь в предчувствии ждавших его удовольствий, Иво объехал строительные заграждения на улице Лунго Тевере, где в течение последних семнадцати лет строилось метро, пересек мост в Корсо-Франсиа и тридцать минут спустя въехал в гараж на виа Монтеминайо. Едва открыв дверь квартиры, Иво понял, что случилось нечто ужасное. Франческо, Карло и Лука, громко плача, жались к Донателле, и когда Иво направился к ней, то прочел на ее лице такую ненависть к себе, что подумал, не ошибся ли он дверью, попав в другую квартиру.

– Stronzo! – пронзительно закричала она ему.

Иво в смятении оглянулся.

– Carissima, дети, что случилось? В чем я виноват?

Донателла встала.

– Вот что случилось! – Она швырнула ему в лицо журнал «Oggi». – На, смотри!

Еще ничего не понимая, Иво нагнулся и поднял с пола журнал. С обложки на него смотрели он сам, Симонетта и их дочки. Внизу под фотографией стояла подпись. Padre di Famiglia, отец семейства.

Dio! Как же он мог забыть об этом! Несколько месяцев назад журнал заручился его согласием напечатать о нем статью, и он по глупости согласился. Но Иво и предположить тогда не мог, что его выделят столь особо. Он взглянул на свою рыдающую любовницу, на жавшихся к ней детей и сказал:

– Я могу все объяснить...

– Им уже все объяснили их школьные товарищи, – завизжала Донателла. – Дети прибежали домой в слезах, так как в школе их обозвали бастардами, прижитыми!

– Cara, я...

– Домовладелец и соседи смотрят на нас волками и шарахаются, как от прокаженных. Нам стыдно выходить на улицу. Мы должны немедленно уехать отсюда.

Иво потрясенно взглянул на нее.

– О чем ты говоришь?

– Я уезжаю из Рима и забираю с собой детей.

– Но это и мои дети, – поднял голос Иво. – Ты не смеешь этого делать!

– Попытаешься помешать – убью!

Это был какой-то кошмар. Он смотрел на своих троих сыновей и на любимую женщину, заливавшихся слезами, и думал: «За что я так наказан?»

Но Донателла вывела его из раздумий.

– Прежде чем я уеду, – заявила она, – я хотела бы получить миллион долларов. Наличными.

Это было настолько нелепо, что Иво рассмеялся.

– Миллион дол...

– Или миллион долларов, или я звоню твоей жене.

* * *

Это случилось шесть месяцев назад. Донателла не привела свою угрозу в исполнение – пока не привела, – но Иво знал, что она способна на все. Она не отставала от него, ежедневно звонила ему на работу, требуя: