Царица Смуты Мария Фёдоровна Нагая

Царица Смуты Мария Фёдоровна Нагая
Татьяна Валентиновна Шаповалова

Научно-популярная книга, посвященная изучению биографии Марии Фёдоровны Нагой – шестой жены Ивана Грозного, её сына Дмитрия Угличского, и связанных с ней событий Смутного времени. Для широкого круга читателей, интересующихся историей России.

Царица Смуты Мария Фёдоровна Нагая

Татьяна Валентиновна Шаповалова

© Татьяна Валентиновна Шаповалова, 2024

ISBN 978-5-0062-5113-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

В этой истории нет положительных и отрицательных персонажей, как может показаться. Это люди из эпохи Великой Смуты, и именно они, творившие эту самую Смуту, стали жертвами собственной жадности, властолюбия, короткого ума и безжалостного времени, которое им досталось.

Предисловие

Ой, молодость, молодость, девичья красота…

Чем мне тебя, молодость, при старости вспомянуть?

Вспомяну тебя, молодость, тоской-кручиною,

Тоской-кручиною, печалью великою.

Народная песня из собрания П.В.Киреевского[1 - Примечания Собрание народных песен П.В.Киреевского, Тула, 1986, песня №25, стр. 29.]

Что остаётся от человека по прошествии 400 лет? Мария Фёдоровна Нагая – странный и даже загадочный персонаж, вызывающий любопытство и одновременно отталкивающий. Кто она была? Женщина, прожившая страшную и тяжелую судьбу, самая известная жена жестокого царя, мать, неоднократно похоронившая своего единственного сына, предавшая его, постоянно лжесвидетельствовавшая его именем, притесняемая монахиня, политическая авантюристка… – нет конца многочисленным граням её личности.

Традиционно представляется, что в средние века женщина в политике абсолютно невозможное явление. Она глубоко вторична и существует только как отражение окружающих её мужчин. Во многом так и было, но не во всем и не всегда. Смутное время вовлекло в политическую борьбу и даже войну множество женщин, которые, конечно же, были женами, матерями, сестрами и т.д., но и действовали сами очень явно и активно. И Мария Нагая была именно такой. Жестокой, лживой, мстительной, злопамятной, обожающей богатство и роскошь, очень энергичной, иногда неосторожной, а иногда бескомпромиссной стяжательницей. Нельзя сказать, что она была уникумом-волком среди набожных миролюбивых овец. Нет, она жила в своем, исключительно жестоком, мире, вращавшемся вокруг высшей власти, и была в нем как рыба в воде. С другой стороны, Нагую уважали. Народ в ней видел последнее отражение власти сильного царя Ивана Грозного и надеялся на спасение страны царицыным «тщанием». Свидетели из высших кругов, посвященные в детали её гигантской аферы с Лжедмитрием I, тоже испытывали к ней уважение: не каждый сможет организовать и довести до конца «проект» такого масштаба. Да, она не смогла удержать власть, но это никак не повредило авторитету царицы и имиджу страдалицы от неправедных рук. И тот факт, что семейство Романовых хранило семейную память о Марии Фёдоровне и её сыне еще столетие спустя, это подтверждает.

Нагая была, как и все, очень традиционна и набожна, но и одновременно открыта новым веяниям из-за границы. По сути, то, что современники расценили как национальное предательство с её стороны, просто на 150 лет опережало свое время, потому что в послепетровские времена иностранец на русском троне уже перестал восприниматься, как что-то абсолютно недопустимое и преступное.

Редкий исторический деятель был так, как Мария Фёдоровна, оболган, а биография так запутана и затерта из памяти. Вещи, которые принадлежали ей или были как-то с ней связаны, пропали или были уничтожены. У неё нет до сих пор устоявшихся дат рождения и смерти – хотя это последняя и, пожалуй, самая известная жена великого Ивана Грозного. Разные источники указывают 1608, 1609, 1610 и, наконец, 1612 годы. На надгробной плите дата совершенно противоречит массе историко-краеведческих изысканий: 28 июня 1611 года. Официальная версия судьбы Нагой схематична и полна противоречий. Царе-Угличский летописец гласит, что инокиня Марфа, одержимая подвижническим подвигом – узрев «сына своего священное тело нетленно» – «прочее время в тишине и немятежно, даже и до кончины живота своего, препроводи мирно, и в старости благоцветущих лет 60 и 9 почи о Господе». Мария, конечно, была вовсе не так стара, как хотелось бы лгунам от официоза, – ее возраст летописец для убедительности кончины от естественных причин «подправил» в сторону увеличения на 20 лет. Да и «мирное времяпрепровождение» совершенно не похоже на реальную Марию. Заложница польского короля умерла в Кремле от яда, разделив судьбу большинства предшественниц, причастных к царским семьям. «Благочестивую старицу» поторопили с уходом по очень веской причине. Её присутствие в большой политике стало катастрофически опасным, иначе как объяснить такую странную поспешность, ведь прежде Нагой удавалось выходить сухой из воды в весьма неоднозначных ситуациях.

Так или иначе, исходные данные о Марии Фёдоровне Нагой были отрывочны, запутаны и невнятны, поэтому для восстановления хоть части истины начнем историю с самого начала.

Отчий дом

Род Нагих к середине XVI века особым богатством или даже достатком не обладал, их вклады в монастыри записывались вторым разрядом, как не особенно значительные, и на самом деле, они редко превышали 10 рублей, что было доступно даже крестьянину. Мужчины довольствовались скупыми пожалованиями царя за службу, зато девушек старались выдать замуж за самых родовитых и состоятельных женихов – благодаря этому род, формально угасший к середине 1600-х годов, продолжается в большинстве российских титулованных фамилий. Такая «женская экспансия» в высшие слои аристократии была вполне оправданной тактикой для бывшей удельной знати Твери, не имевшей никаких служебных привилегии при московском дворе.

Высшей наградой в этом соревновании был титул царицы московской, и обширный клан неуклонно стремился к заветной цели. Но штурм сияющих высот трона долго приносил одни разочарования. В 1550 году двоюродный брат царя Ивана Грозного князь Владимир Андреевич Старицкий сочетался браком с девицей Евдокией Александровной Нагой. У них появилась дочь, но дело кончилось плохо – последовал развод (дело совершенно необычайное по тем временам) и остаток своей жизни – а это было ни много ни мало 47 лет – бывшая супруга провела в монастыре. В 1572 году эта заветная награда уже была почти в руках – 28 октября царь Иван Васильевич Грозный сочетался законным браком с девицей Марфой Васильевной (Богдановной) Собакиной (пятиюродной сестрой Ф.Ф.Нагого – по тем временам близкой родственницей). Но странная и скорая смерть юной царицы свела все радужные надежды многочисленной родни на нет. 13 ноября 1572 года Марфа Васильевна скоропостижно умерла в царской резиденции в Александровской слободе. Ходили слухи об отравлении, в которые верил и царь, распорядившийся о розыске, закончившимся казнями и ссылками. Неудачное «царствование» Марфы Васильевны печально отозвалось и на её ближайшей родне: царь по каким-то причинам заподозрил их в неверности – сослал в монастырь дядей и даже казнил родного брата царицы Каллиста Васильевича в 1574 году.

Будущая царица Мария Фёдоровна родилась в 1562 году, ближе к концу лета – предположительно 28 июля (7 августа нового стиля)[2 - В XVI веке разница между календарями составляла 10 дней.] – так как именины приходились на праздник иконы Смоленской Богоматери. Глава семейства Фёдор «Федец» Фёдорович Нагой вместе с братьями Семёном и Афанасием находился на царевой службе и вошел в Тысячную книгу от Переславля-Залесского. Кто была её мать – установить пока не удалось. Известно только имя её деда по матери – Игнатий. В 1574 году отец вернулся в Москву с повторного черниговского воеводства, находился при дворе и в дальние, длительные походы более не выезжал. Жену и детей «Федец» Нагой, как большинство невеликих придворных чинов, предпочитал держать в деревне – на безопасном расстоянии от непредсказуемого Кремля, частых городских бунтов и эпидемий – но где именно провела свое детство Мария Нагая?

Поиски сначала привели в вотчину деда Марии Фёдоровны – Фёдора «Немого» Михайловича Нагого, которая находилась в 12 километрах от современного города Кольчугино Владимирской области в деревне Тимошкино «Тихотина стана» – ныне почти заброшенной. У Фёдора «Немого» было девять сыновей: Пётр, Семён, Фёдор, Афанасий, Андрей, Юрий, Иван, Григорий Большой Шандал и Григорий Меньшой[3 - Конечно, были и дочери, но сохранилось имя только одной – Екатерины Фёдоровны. Она вышла замуж за Ивана Александровича Стригина-Оболенского и умерла в 1552 году.]. Шестеро из них – Пётр, Иван, Юрий, Андрей и два Григория – прожили недолго, не оставив по себе значительных следов, а остальные братья «теснились» долями на крохотной земельной собственности, доставшейся от отца, и собственных скудных пожалованиях из казны.

Но нет, к семье будущей царицы этот «адрес» отношения не имел. По смерти Фёдора Михайловича в 1555—56 гг. «наследная» вотчина в деревне Тимошкино Тихотина стана Юрьевского уезда (на которую много лет по ошибке претендовал Троицко-Сергиевский монастырь[4 - Одноименное сельцо Тимошкино Звенигородского уезда было пожертвовано в Троицко-Сергиевский монастырь 8 марта 1532 года Огаревыми по своим родителям И.В.Плещееве, его жене и т. д.]), а так же доля в подмосковном селе Наумово на реке Всходне, перешли во владение его старшего сына – окольничего Семёна Фёдоровича[5 - Писцовые книги XVI века, издание Императорского Русского Географического общества под редакцией Н.В.Калачова, СПб, 1872, стр. 856.]. Как и полагалось в те времена, в семье соблюдался наследственный майорат.

У всех остальных братьев в Подмосковье была небольшая земельная собственность, приобретенная разными путями. Один из младших сыновей – Юрий Фёдорович – вместе со старшими братьями Семёном и Афанасием имел несколько деревень в Подмосковье по речке Всходне, но умер рано, и уже к 1576 году его небогатые земли (7 пустошей) вошли в разряд «порожние», то есть выморочные[6 - Там же, стр. 47, 54.]. Пётр Фёдорович, Андрей Фёдорович и Иван Фёдорович Нагие были некоторое время на царевой службе, но рано умерли, и документов об их имениях найти не удалось. Два брата Григория тоже, по всей видимости, рано умерли, не оставив по себе значительного следа.

Афанасий Фёдорович, сделавший самую головокружительную карьеру из всех братьев, в начале своей службы при дворе Ивана Грозного особыми земельными поощрениями удостоен не был и делил права собственности на подмосковное Наумово с Семёном Фёдоровичем. У «богатого» же опричного воеводы, а позже окольничего, входившего в «ближний царев двор», Фёдора Фёдоровича поблизости от Москвы ни вотчинных (отцовских) наделов, ни царских земельных пожалований также не было, кроме доставшегося в качестве приданого (около 1531 года) половины села Никольского-Фунькова (Фуникова) и пяти деревень в Городском стане Звенигородского уезда[7 - Там же, стр. 667.]. Там, скорее всего, и росла будущая царица. Село было большим, людным, с рыбным прудом, и поделено на две части – по разным владельцам – так что сельчане даже ходили в разные церкви: «княж Васильевы» (князя Василия Семёновича Фуникова) в церковь Николы Чудотворца, а «Федца Нагова» – в теплую церковь Параскевы Пятницы.

Дочери, как ни странно, зачастую устраивались в жизни гораздо лучше братьев. Все Нагие-отцы обширных семейств неуклонно следовали уже давно заведенной стратегии выдавать дочерей за титулованных и состоятельных женихов и вполне в этом деле преуспевали: Екатерину Фёдоровну выдали за князя Ивана Александровича Стригина-Оболенского, Аграфену Семёновну (дочь Семёна Фёдоровича Нагого) – за состоятельного Богдана Ивановича Шапкина, дочь Ивана Фёдоровича Нагого была за Никитой Ивановичем Шереметевым, Мария Фёдоровна (дочь Фёдора Фёдоровича Нагого) исполнила давнюю мечту всего рода и стала женой (незаконной, конечно) царя Ивана Васильевича Грозного. Следующее поколение дочерей тоже были поводом для гордости: Прасковья Ивановна (дочь Ивана Семёновича Нагого) вышла за князя Федора Ивановича Мстиславского, её родная сестра Анна Ивановна – за князя Василия Яншеевича Сулешева, Евлампия Михайловна (дочь Михаила Фёдоровича Нагого) – за князя Алексея Михайловича Львова. Праправнучки же Фёдора Немого породнились с царскими родами: Анастасия (Арина) Васильевна Нагая (дочь Василия (Кондратия) Ивановича Нагого) вышла за царевича Петра Алексеевича Сибирского, а её сестра Анна Васильевна за князя Петра Эльмурзича Черкасского.

Жизнь в селе Фунькове в боярской усадьбе Нагих шла своим чередом и там же для подросшей дочери[8 - Обычным брачным возрастом считалось 15 лет. По достижении этого возраста опекуны и родители могли больше не содержать «заневестившуюся» девушку.] подыскали жениха – боярского сына, к которому Мария была не безразлична. Семейства уже готовились породниться, когда отец Марии Нагой в конце лета 1580 года получил неожиданный приказ явиться к Ивану Грозному. В семейную жизнь вмешалась большая политика.

Царь Иван Васильевич Грозный был правителем с чрезвычайно широким горизонтом притязаний. Он вполне серьезно считал себя одним из наивысших представителей всех царствующих династий Европы. Таким же особым статусом в его глазах обладали только династии Габсбургов и Тюдоров, с которыми Грозный стремился поддерживать отношения и заключать эксклюзивные союзы. Другой вопрос, что самого царя Ивана в Европе воспринимали как опасную экзотику, способную лишь удивлять и разочаровывать, так как жители России по определению «дики и злобны»[9 - «По природе этот народ столь дик и злобен, что, если бы старый царь (Иван Грозный) не имел такую тяжелую руку и такое суровое управление, он не прожил бы так долго, поскольку постоянно раскрывались заговоры и измены против него» – Джером Горсей, Записки о России. XVI – начало XVI в. М., изд-во МГУ, 1990, Путешествия, стр. 48.], а их правитель, соответственно, тиран. Грозный такое отношение к себе если и видел, то не принимал всерьез, надеясь рано или поздно «войти в европейскую семью» – как сказали бы сегодня.

«Входить в семью» он собирался в самом буквальном смысле этого слова. Объектом притязаний российского царя стала английская «королева-девственница» Елизавета I Тюдор, «и хотя он (Иван Грозный) имел причины сомневаться в успехе, так как две его жены были ещё живы, а кроме того, королева отказывала в сватовстве многим королям и великим князьям, однако он не терял надежды, считая себя выше других государей по личным качествам, мудрости, богатству и величию»[10 - Джером Горсей, Записки о России. XVI – начало XVI в. М., изд-во МГУ, 1990, Путешествия, стр. 22—23.]. В 1569—1571гг. между странами курсировали взаимные посольства с торговыми, военными и, конечно, матримониальными заданиями. Собственно, династический брак, по его замыслу, объединил бы сухопутную мощь России и морское доминирование Англии, что сделало бы новое, объединенное одной короной «антитурецкое» государство европейской супердержавой на севере в противовес турецкой османской супердержаве на юге. Первым шагом к такому объединению в глазах Грозного послужил бы военно-политический союз с королевой, в котором предусматривались бы взаимные обязательства по защите друг друга от нападений третьих стран и предоставление убежища монархам, в случае угрозы их жизни. Королева Елизавета таким проектом не вдохновилась и зараз отвергла сватовство царя Ивана. Трудно сказать, на что мог рассчитывать в этом браке Грозный, если бы он вдруг состоялся. Царь явно тешил себя иллюзиями, так как второстепенная роль принца-консорта ему была бы не по вкусу. Грозный был чрезвычайно оскорблен отказом и даже грубо прервал отношения и переписку с королевой, но идея такого брака все же не потеряла для него своей привлекательности.

К началу 1580 года царь Иван, уже десять лет обдумывавший этот необычный политический шаг, окончательно решил жениться хотя бы на родственнице королевы и перебираться в Англию, а царство оставить на старшего сына – царевича Ивана Ивановича, для которого даже «сколотил» вторую государственную казну взамен той, что собирался забрать с собой. Для этого на специально созванном 15 января 1580 года церковном соборе Грозный обвинил духовную власть во всех возможных грехах и предложил простую альтернативу: либо духовенство упраздняется как сословие вовсе, либо предоставляет полный инвентарный список всего накопленного движимого и недвижимого имущества. Духовенство заволновалось и стало совещаться, колеблясь между мятежом и капитуляцией. Дав достаточное время «на раздумия», 28 мая 1580 года Грозный публично казнил в назидание 7 «наиболее значительных и назойливых духовных особ»[11 - Там же, стр.24.]. Предложенная царем альтернатива была продемонстрирована вполне доступно для понимания. Конечно, из двух зол выбирают меньшее, и церковники сдались: «Своими стараниями духовенство избежало уничтожения своего сословия, но не могло повлиять на непоколебимое требование царя отдать ему 300 тысяч марок стерлингов, которыми он, таким образом, овладел. Кроме того, он получил многие земли, города, деревни, угодья и доходы, пожалованиями которых усмирил недовольство своих бояр; многих из них царь возвысил, поэтому большинство его доверенных лиц, военачальников, слуг лучше исполняли все его намерения и планы… Вот таким образом было приобретено основательное богатство для его сына без уменьшения его собственного, однако царь не оставлял своего намерения относительно Англии»[12 - Там же, стр. 25—26.].

Удачное посредничество представителя Московской компании Д. Горсея и существенная военная помощь, полученная из Англии в 1580 году, также вдохновили Грозного на вторую попытку сватовства, но в дело вмешался уже взрослый сын Иван, воспринявший отцовские проекты крайне отрицательно. Царь, получив серьезные осложнения в семье, решил не перегибать палку, а «тайное» сватовство спустить на тормозах. Чтобы продемонстрировать свою незаинтересованность в заграничных невестах, Грозный задумал ещё раз жениться дома.

Нежданное сватовство произошло в конце лета 1580 года, по утверждениям современников, по инициативе дяди Марии – Афанасия Фёдоровича Нагого, бывшего опричника и доверенного лица Грозного, посвященного в матримониальные и политические планы царя. Афанасий Нагой принимал участие во множестве посольств, был опытным царедворцем и понимал толк во дворцовых интригах. И в тот момент, когда царю нужно было срочно вести под венец какую-нибудь русскую невесту, чтобы успокоить своё окружение, заподозрившее его в тайном намерении жениться на иностранке, как по волшебству, появляется провинциальная красавица Мария, о существовании которой до того момента царский двор и слыхом не слыхивал. Девушка была миниатюрной – ростом всего 156 сантиметров, с продолговатым лицом, большим носом почти без переносицы, очень узкоплечая, темноглазая и темноволосая, смуглокожая – именно такие «карманные женщины» и нравились Грозному. Царь невесту горячо одобрил, и дело мгновенно сладилось.

Горько…

Ох вы горы, горы крутыя!

Ох вы, головы златыя православных церквей!

Ох, косящаты окошки царских теремов!

Как во тереме живет православный царь,

Православный царь Иван Васильевич:

Он грозен, батюшка, и милостив,

Он за правду милует, за неправду вешает.

Смерть Ивана Грозного, народная песня из собрания П.В.Киреевского[13 - Собрание народных песен П.В.Киреевского, Тула, 1986, Смерть Ивана Грозного, песня №209, стр. 159.]

Свадьба Ивана Грозного и Марии Нагой состоялась в Александровской слободе 6 сентября 1581 года[14 - Новый год начинался 1 сентября, потому сватовство проходило в 1580 году, а свадьба уже в 1581.]. Венчал их в Троицком соборе протопоп Никита, бывший опричник, назначенный в церковный сан царём и «освящавший» уже не первый незаконный государев брак. Так «обыденно» началась история самого знаменитого брака царя Ивана Грозного.

Домовая церковь Троицы царя Ивана, стоявшая недалеко от крепостной стены, была местом очень мрачным, если не сказать странным для своего времени. Как и вся Александровская слобода, маленький собор был самой настоящей квинтэсенцией взаимоисключающих, казалось бы, идей: беспокойного и разрушительного духа опричнины для установления абсолютной власти монарха и философии безмолвного затворничества исихаста – для достижения личного общения с Богом ещё на этом свете.

Интерьер церкви был сделан по указанию и даже по собственноручным рисункам Грозного, очень увлекавшегося новой западной философией, с которой его познакомил Сергий Радонежский. Её внешнее и внутреннее убранство и особенно роспись стен должно было оказывать на современников неизгладимое впечатление: доминирующими цветами фресок были… черный, различные оттенки красного и немного серебра и золота. Порталы небольшого помещения затворялись изнутри двойными тяжелыми дверями, которые закладывались снаружи (!) огромными, размером с бревно, засовами, изолируя молящегося царя от внешнего мира.

Праотеческие ряды на шатре Троицкой церкви, выполненные по эскизу Ивана Грозного. Фото автора

Свет проникал только из световых барабанов под куполом и в основании шатра, освещая подкупольный лик Вседержителя – «ярое око» и сурово взиравшие вниз с граней шатра ряды великих «праотцов» Грозного, начиная с Адама и Евы и заканчивая святыми Борисом и Глебом. Маленькое оконце над центральным порталом узким лучом освещало мрачную черно-красную фигуру Христа в алтаре, но и оно могло быть затворено, и тогда церковное внутреннее пространство становилось имитацией почти полного мрака «печеры» – тайного подземного храма первых христианских общин. Снаружи церковь также выглядела необычно для русского глаза, но привлекательно: «Камни ее расписаны разными красками так, что один черный, другой – белый и посеребренный, третий – желтый и позолоченный; на каждом нарисован крест. Все это представляет красивый вид для проезжающих дорожных людей». Венчал храм черный купол на черном шатре[15 - Черные купола и отделка шатров сохранилась до сих пор, изначально они были покрыты имитацией западноевропейского черного кровельного сланца, которая изготавливалась из местного белого известняка, покрашенного в черный цвет. Единая стилистика отделки оставила свои следы во всех храмах Александровой Слободы: белокаменные основания были окрашены также по европейской моде в черный цвет, а порталы поражали мрачной гаммой из чередования черного, красного, белого (посеребреного?), красного и зеленого цвета.].

Вообще, сохранившиеся постройки Александровой слободы говорят о том, что их оформление подчинялось единому художественному замыслу: фундаменты были окрашены в черный цвет, что совершенно необычно для Замосковья, порталы были оформлены в той же мрачноватой цветовой гамме с доминированием черного, но включали красные, белые (посеребрёные?) и зелёные вкрапления. Специфический вкус средневекового «дизайна» царской резиденции Василия III позже развитого Иваном IV Грозным мог иметь своим первоначальным источником… итальянские образцы соборов Генуи, очень тяготевших к черно-белой гамме, особенно в оформлении внутренних интерьеров и порталов. Даже 400 лет спустя, сильно поврежденная перестройками, Покровская (тогда Троицкая) церковь вызывает у зрителей удивление и растерянность, в своем же первоначальном виде она, несомненно, оставляла неизгладимое, но давящее и страшное, по сути, впечатление.

Впрочем, обряд проходил вполне достойно, и зрители остались довольны, хотя первые бракосочетания в неискусном исполнении «священника» -дилетанта вызывали критику – «окрутил вокруг ракитина куста». «Молодожён» Грозный с женой долго не задержался и вскоре покинул Александрову Слободу, оставив её на попечение семьи.