Оценить:
 Рейтинг: 0

Россия и современный мир №2 / 2014

<< 1 2 3 4 5 6 >>
На страницу:
4 из 6
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
В момент грандиозных событий руководителем России оказался Б. Ельцин, о котором как у нас, так и за рубежом сформировалась обширная литература, в том числе и мемуаристика. Разумеется, деятельность первого президента России – это события совсем недавнего прошлого, и большинство россиян хорошо помнят и этот период, и все эпизоды, характеризующие его. А для тех, кто наблюдал за Россией со стороны, итог деятельности Б. Ельцина подвел известный британский журналист и политолог М. Симпсон в газете «Гардиан»: «Б. Ельцин довел большую часть своего народа до невообразимой нищеты, одновременно фантастически обогатив свою клику. Президент, который ограбил целое поколение, украв их пенсии, опустил уровень жизни и урезал на десятки лет среднюю продолжительность жизни российских мужчин… Человек, начавший свою карьеру популиста с кампаний против коррупции партийных функционеров, позже стал главой страны такой широкомасштабной коррупции и бандитизма, какие не имеют аналогов в мировой истории… Он не только пресмыкался перед западными интересами, но и руководил почти окончательным уничтожением своей страны»[12 - The Guardian. – London, 27.04.2007.]. Можно привести свидетельство Т. Грэхема, одного из руководителей посольства США в период 1991–1997 гг.: «Ельцин делал такие уступки США, которые не соответствовали мнению большинства россиян. У нас была уверенность, что мы можем им манипулировать, как того захотим»[13 - Век. – 2000. – № 14. – С. 6.]. Еще более откровенно высказался в своих мемуарах «Русская рука» С. Тэлботт, курировавший тогда в Госдепартаменте США отношения с Россией: «Ельцин всегда воспринимал дипломатию как спектакль. А когда он был пьян, его спектакли напоминали бурлеск». Причем, как следует из содержания книги, пьян Ельцин был практически всегда, в том числе и на важнейших переговорах, затрагивавших судьбы нашей страны [3, c. 422–423].

Но в бурный период 1989–1990 гг. об этих увлечениях Б. Ельцина мало кто знал, да они, по существу, никого особенно и не интересовали. Немалая часть осведомленных прощала ему этот грех, подтверждающий, что он «свой», в отличие от М. Горбачёва, который в мае 1986 г. ввел «сухой закон». Ажиотаж вокруг фигуры «диссидента в КПСС» был так велик, что ему были готовы простить все. Массовая поддержка Б. Ельцина населением России была вызвана их долгожданной надеждой на перемены, надеждой, которую не оправдала горбачёвская перестройка, зашедшая в тупик. Б. Ельцин был противником надоевшего всем М. Горбачёва, и это было весомым фактором для его избрания главой государства. У тех, кто был более осведомлен о человеческих слабостях нового лидера России, имелись серьезные опасения за судьбу страны.

Эта тревожность проявилась на инаугурации 8 июля 1991 г. в словах, с которыми Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II обратился к только что избранному президентом России Б. Ельцину: «В эти минуты, первые минуты первого президента России, я хотел бы обратиться к Вам, но не со словами поздравления, а со словом о России. Мой долг Патриарха сказать Вам слова о том, какую ответственность, какую великую ношу Вы принимаете на себя»[14 - Известия. – 09.07.1991. – С. 2.]. Уж слишком многое зависело тогда от личных качеств президента РФ – в ситуации, сложившейся в России к концу 1991 г., как и в любой исторической развилке, «кадры решали всё».

Многие поступки первого президента России было невозможно прогнозировать. Почему Б. Ельцин предпочел вдруг команду Е. Гайдара авторам-разработчикам уже имеющейся и поддержанной научным сообществом и широкой общественностью программы «500 дней» С. Шаталина – Г. Явлинского другим известным программам? Почему он не реагировал на жесткую критику гайдаровской концепции со стороны многочисленных оппонентов и практически всех без исключения видных экономистов и социологов? Почему было скрыто от общественности письмо 45 ведущих российских и американских экономистов, в том числе шести нобелевских лауреатов (Л. Кляйн, В. Леонтьев, Д. Норт, К. Эрроу, П. Кругман, Д. Тобин), предупреждавших Б. Ельцина о разрушительности для страны гайдаровской модели?

Ответ, не столько убедительный, сколько показательный, дает бывший министр экономики в 1990-х годах, а ныне научный руководитель созданного в 1992 г. правительством Гайдара Государственного университета Высшая школа экономики профессор Е. Ясин – как писала «Российская газета», «духовный учитель тех реформаторов, которых возглавлял Егор Гайдар»[15 - Российская газета. – 18.11.2011. – С. 3.]: «Быть может, в стране нашелся бы еще с десяток людей, которые бы знали все это лучше Гайдара. Но кроме знаний нужно было еще иметь и волю. Представим, что на месте Гайдара был бы человек, которого я очень уважаю – последний председатель Госплана СССР Юрий Маслюков. Он знал российскую промышленность лучше Гайдара. Но что это давало для решения задачи? Маслюков же не знал (именно так по тексту. – Р. С.), что нужно высвобождать цены, а потом терпеть. Он же не знал, что при этом нужно проводить жесткую финансовую политику, чего бы это ни стоило, стоять насмерть и не слушать никого. А Гайдар все это знал»[16 - Московский комсомолец. – 25.01.2010. – С. 5.].

В перечне многократно перечисляемых соратниками Е. Гайдара качеств, которые определили его преимущество перед другими претендентами, – «знал», «не боялся взять на себя ответственность», «обладал решительностью», «имел непреклонную волю», «никого не слушал» – последнее качество было действительно совершенно исключительным, если не уникальным. Редкостная в общественной практике (а тем более в научной – ведь Е. Гайдар, как и многие другие члены его правительства, имел ученую степень) способность «никого не слушать», избегать какого-либо диалога с оппонентами – родовое качество российских реформаторов. Они не утратили его и сегодня.

Можно привести характерный эпизод из жизни Института экономики переходного периода, который Е. Гайдар создал в 1992 г. и являлся его бессменным директором. На одном из совещаний в июле 1993 г. Е. Гайдар рассказал руководителям подразделений института о том, что к автомобилю, который его вез на работу, во время остановки перед светофором подбежали двое мальчишек и стали протирать окна автомобиля, двери и капот. Многие читатели еще помнят, как в тот период на московских перекрестках школьники, в дыму выхлопных газов, сновали между потоком автомобилей в надежде заработать подобными услугами. Е. Гайдар увидел в новом явлении светлую перспективу для России. Эти мальчишки, сообщил он своим сотрудникам, наши будущие Дюпоны, Рокфеллеры и Меллоны. На что руководитель одного из подразделений института возразил, что скорее это наши будущие Сальваторе Марциано, Аль Капоне и Джоны Диллинджеры, если подростки вообще не угробят свое здоровье, занимаясь столь рискованным «бизнесом». Это замечание Е. Гайдар оставил без ответа, но сотрудника-оппонента на заседания больше не приглашали.

Через год-полтора, когда последствия реформ стали очевидными для мало-мальски мыслящих людей, Е. Гайдар продолжал уверенно твердить, что выбрал единственно правильный путь. Такое упрямство могло бы даже вызвать уважение, если бы оно отражалось только в сфере литературного творчества и научных полемик, но ведь речь шла о судьбах великой страны.

Интрига, связанная с выбором реформаторов, высвечивает и другие качества тогдашних руководителей России. По словам М. Полторанина, кандидатуру Е. Гайдара буквально навязал Ельцину Г. Бурбулис [17, c. 243]. Объясняется это тем, что «Бурбулис, зная, что он будет “первой скрипкой” в новом правительстве, не хотел приглашать профессионала или известного экономиста, чей авторитет довлел бы над первым вице-премьером, а предпочел неизвестного в ту пору Гайдара» [4, c. 237]. Впоследствии об этом вполне откровенно говорил сам Г. Бурбулис – в частности, своим друзьям и единомышленникам П. Авену и А. Коху [8, c. 71].

Председатель Верховного Совета РФ в 1991–1993 гг. Р. Хасбулатов пишет: «Зная хорошо Ельцина, я до сегодняшнего дня задаю себе вопрос: почему он так отчаянно дрался за Гайдара? Другую команду, которая могла бы так бездумно осуществить самые жестокие мероприятия, трудно было бы отыскать. Скорее всего, причиной была не привязанность к Гайдару (Ельцин ни к кому “не привязывался”), а фанатичное доверие к американцам, уверенность в том, что он получит от них помощь»[17 - Аргументы и факты. – 2010. – № 6. – С. 12.]. Этот довод приводят Г. Попов и Ю. Лужков: «Б. Ельцин, отбросивший всех других претендентов, назначил Е. Гайдара, которого абсолютно не знал, только по усиленному навязыванию США, обещавшими в этом случае оказать России многомиллиардную финансовую помощь»[18 - Московский комсомолец. – 22.01.2010. – С. 4.].

А. Илларионов (в то время первый заместитель директора Рабочего центра экономических реформ при правительстве РФ) считает, что Е. Гайдар обошел Г. Явлинского потому, что Б. Ельцин не согласился c вполне разумным условием последнего сохранить экономический договор между постсоветскими государствами. «Предложение Явлинского об экономическом договоре республик показалось Ельцину подозрительным, поскольку воспринималось им в качестве шанса Горбачёва сохранить на месте СССР “мягкую конфедерацию” под вывеской Союза Суверенных Государств (ССГ). Тем более что по инициативе Назарбаева 1 октября 1991 г. в Алма-Ате были начаты переговоры руководителей 13 союзных республик о создании экономического сообщества. Сохранение Межреспубликанского союза в какой бы то ни было форме означало вероятность сохранения Горбачёва в качестве значимой политической фигуры и, следовательно, неизбежный раздел власти с ним. На это Ельцин, естественно, пойти не мог» [11, c. 160]. В этой ситуации Е. Гайдар оказался более покладистым, он не стал выдвигать такого условия. Возможно, его сговорчивость объясняется еще и разницей статусов: Г. Явлинский в отличие от Е. Гайдара был авторитетной общественной фигурой. Так или иначе, но российское руководство предпочло пойти на разрыв хозяйственных связей, на отторжение республик от России. Б. Ельцину нужна была полная власть. Даже ценой разрушения исторически сложившегося общего экономического пространства. И здесь Е. Гайдар пригодился: он был одним из наиболее активных участников подготовки Беловежского соглашения. Сегодня, 23 года спустя, российское руководство пытается исправить содеянное и создать некое подобие экономического союза, но теперь это – неизмеримо более трудная задача. А. Илларионов подчеркивает приоритеты исторического решения: «Выбор реформаторской команды определило не содержание программы реформирования, а лояльность ее руководителя политическому курсу Б. Ельцина» [11, c. 162]. Подобный критерий выбора характеризует и первого президента России, и его премьер-министра как, безусловно, отрицательных персонажей в истории Российского государства.

К этому можно добавить и историческую аналогию. И. Сталин, как впоследствии и Н. Хрущёв, возвысили Трофима Лысенко только потому, что тот «и решительно, и смело, и ответственно» обещал быстрый результат в агрономии, чего, естественно, не мог позволить себе академик Николай Вавилов, потому что как подлинный ученый знал, что так не бывает. Этот эпизод, по существу, характеризует уровень профессиональной компетентности идеолога реформ: ведь Е. Гайдар обещал не просто быстрый, а чрезвычайно быстрый успех реформ – через полгода, т.е. к осени 1992 г., что дало тогда основание первому президенту РФ громогласно пообещать россиянам лечь на рельсы в случае неуспеха. Г. Явлинский предлагал более медленное, постепенное вхождение в рынок – начать реформы с продажи гражданам государственной собственности со стерилизацией полученных денежных средств и постепенной либерализацией цен, как это и происходило во всех постсоциалистических странах.

Академик РАН Н. Моисеев, характеризуя Е. Гайдара, пишет: «Меня несколько озадачила его “самодостаточность”. Способность “не сомневаться“, столь необходимая военачальнику, но никак не отвечающая обязанностям аналитика. Как председатель Совета Академии наук по анализу критических ситуаций я 4 раза писал письма Е.Т. Гайдару с предложением услуг, но он на них даже не посчитал нужным ответить. Трижды наш совет организовывал в Верховном Совете слушания, и наши доклады направлялись в правительство. Ни разу я не видел ответной реакции… В 1992 г. Е.Т. Гайдар стал стремительно продвигать “шоковую терапию”. При этом он говорил о том, что цены возрастут в несколько раз. Но академик А.А. Петров (тогда он был еще членом-корреспондентом Российской академии наук), владевший развернутой системой математических моделей российской экономики, предсказывал повышение цен в 4–5 тыс. раз. А поскольку расчеты А.А. Петрова были строго обоснованы, то я стал подозревать, что Е.Т. Гайдар просто вообще ничего не считал. Как я теперь понимаю, он и не мог считать, ибо это делать он не умел» [15].

Итак, именно набор качеств, которые были присущи Е. Гайдару, определили выбор Б. Ельцина. В том, что у руля управления российской экономикой оказались именно Е. Гайдар с А. Чубайсом, А. Кохом, П. Авеном, А. Вавиловым, В. Машицем, А. Нечаевым и другими членами «команды реформаторов», никакой исторической закономерности не было. Как ее не было и в конце XVII в., когда на российском престоле оказался Петр I, а не его сестра Софья[19 - Ночью 6 июня 1698 г. в начале восстания стрельцов Петру в последний момент удалось бежать в Лефортово.]. Не было фатальной неизбежности октябрьского переворота. Л. Троцкий задавался вопросом: «Взяли бы большевики власть, если бы Ленин не доехал до России в апреле 1917 г.?», что было, по его мнению, весьма и весьма вероятно. И отвечал со всей категоричностью: «Не будь Ленина, не было бы и Октября» [23, c. 332].

Появление на сцене тех или иных персоналий – результат ситуации, возникающей порой в результате взаимодействия самых незначительных, а иногда даже курьезных факторов. А случайные люди во главе государства – тривиальнейший сюжет в мировой истории. Он повторился в очередной раз в октябре 1991 г.

Б. Ельцин – не первый, и не последний в длинном ряду не вполне компетентных руководителей нашей страны за последние десятилетия. В отечественной литературе появилось много материалов на тему, громко заявленную одним из героев ставшего культовым кинофильма «Доживем до понедельника»: «России за последние 100 лет очень не везло с царями». Из всех известных нам авторов этих материалов, пожалуй, наиболее точную оценку качеств руководителей нашей страны позднесоветского и, особенно, постсоветского периода дает философ и публицист Дм. Галковский: «Происходят грандиозные события, события, которые миллионы забитых и ограбленных русских ждали десятилетиями, поколениями. Но совершаются эти события даже не временщиками, а людьми “иного порядка разумения”. Они не совершают математических ошибок, потому что не подозревают о существовании математики… Речь идет не только о захвате власти в богатейшем государстве мира, но о событиях, которые действительно определяют судьбы человеческие» [9, c. 97–98].

В стране, где объективный процесс формирования и воспроизводства политической элиты общества подменен субъективными механизмами попадания в правящую номенклатуру, анализ этих механизмов становится особенно актуальным в ситуации глубокого общественного кризиса, порожденного ими.

Какие качества характеризовали людей, принимавших для страны судьбоносные решения? Существует понятие «кабинетный специалист». Слабое знание собственной страны и собственного народа становится особенно непростительным, если речь идет об управленцах. И становится еще более разрушительным, если речь идет о проведении государственных реформ. Этот фундаментальный недостаток реформаторов отмечают те, кому приходилось сотрудничать с ними.

Что объединяло «младореформаторов», как тогда называли правительство Е. Гайдара, так это стандартная служебная карьера. После школы институт, аспирантура, защита диссертации, работа в качестве научного сотрудника, участие в аппаратных совещаниях, подготовке нормативных документов – вся эта деятельность ограничена стенами служебных помещений. «Было очевидно, что правительство возглавили люди, абсолютно оторванные от практики, – свидетельствует один из самых успешных российских губернаторов Михаил Прусак, достаточно близкий к реформаторам. – Они и выбрали самый радикальный, самый болезненный вариант, поскольку не видели другого» [19, c. 14]. Можно добавить, что и не желали видеть, ибо на российский народ смотрели как на сборище «совков», коммунистических иждивенцев. Лишенные представлений о реальной жизни, они создавали свои схемы, нисколько не задумываясь об особенностях социума, в котором будут действовать эти схемы.

Кабинетные экономисты слабо разбираются в том, что такое реальная экономика и экономическое хозяйство, принимая за высшую истину прочитанные ими книги и учебники. Они всегда находятся под влиянием той книги, которую прочитали последней, полагая, что все богатство экономической теории заключено именно в ней. Сначала российские реформаторы читали Маркса – и были марксистами. Последними книгами были американские учебники по экономике, сделавшие их монетаристами.

Узкопрофессиональный подход российских адептов «чикагской школы» М. Фридмана к решению государственных проблем исключил их интерес не только к собственной стране, но и вообще к европейскому континенту. В Европе, в отличие от США, сильны социал-демократические ценности, имеющие полуторавековую историю, здесь задают тон социальные государства и социально ориентированные экономики. В первую очередь речь идет о Скандинавских странах и Финляндии – наших непосредственных соседях, которые объединяются генетическим стремлением к равенству. В советское время широко употреблявшийся термин «шведский социализм» подчеркивал эту их особенность. Но стремление к равенству присуще и русскому социальному мышлению. Более того, в нашей ментальности – это одна из базовых ценностей. Социальная справедливость у нас означает, по существу, тот же феномен равенства, только в более категорическом, можно сказать, даже сакральном выражении. Российские реформаторы выбрали американскую, ультралиберальную, совершенно чуждую российскому менталитету модель капитализма, в то время как рядом, по соседству, успешно – и экономически, и общественно-политически, и культурно-исторически – функционировала социал-демократическая модель, психологически более близкая и приемлемая для России. Основная теоретико-методологическая проблема 1990-х годов – в коренном расхождении реалий экономической жизни и представлений о них людей, отвечающих за российскую экономику.

Незнание – очень часто источник враждебности. Махатма Ганди утверждал: чтобы хорошо управлять, надо знать и любить свой народ. Как поступки, так и высказывания российских реформаторов свидетельствуют, что ни того, ни другого у них не было. В начале 1990-х годов реформаторы часто высказывали пренебрежительные и даже бесчеловечные сентенции касательно собственного народа и его судьбы, вроде допустимости гибели 30 млн, не сумевших приспособиться к рынку, сентенции, от которых впоследствии приходилось публично отказываться[20 - С.М. Соловьёв. Говорит и показывает Анатолий Чубайс // Промышленные ведомости. – М., 2002. – № 17–19 (53–55).]. Об этом, например, свидетельствует суждение, высказанное в феврале 1992 г. Е. Гайдаром на совещании по социальным проблемам: «Уход из жизни людей, неспособных адаптироваться к радикальным преобразованиям – дело естественное»[21 - Московский комсомолец. – 22.01.2010. – С. 4.]. Еще пример – его столь же откровенный ответ на вопрос о том, что будет в итоге реформ с пенсионерами: «они умрут»[22 - Олег Попцов 2 января 2008 г. напомнил об этом радиослушателям «Эхо Москвы».]. М. Бергер приводит характерное высказывание П. Авена – одного из членов правительства Е. Гайдара: «Безусловно, когда большевики рубят лес, то щепки летят. Чубайс не любит концентрироваться на щепках, а любит указывать на достигнутые результаты. С залоговыми аукционами, я считаю, щепок было слишком много, и они слишком опасно разлетелись, кое-кого поубивало даже» [1, c. 139]. Следует согласиться с этим запоздалым признанием, «щепки» их тогда не интересовали, главным был достигнутый результат.

Начиная реформы, Е. Гайдар и его единомышленники постоянно повторяли, что не так важно, как будет получена собственность, главное – чтобы возникли собственники. По существу, это означало отмену морали. «Современное российское общество – это больное общество, – пишет В. Кичин, – и все наши усилия по подъему экономики будут бессильными, пока мы не начнем лечить главную причину недуга – всеобщее падение морали»[23 - Российская газета. – 23.10.2003. – С. 5.].

Общественные науки в советское время были партийными, а все члены гайдаровской команды, несмотря на свою молодость, успели вступить в КПСС, сам же Е. Гайдар руководил отделами экономической политики сначала главного теоретического журнала партии – «Коммунист», а затем газеты «Правда», т.е. выполняемыми обязанностями был связан с двумя самыми важными идеологическими органами ЦК КПСС.

Анализируя корни ущербной морали первых руководителей России, американский писатель Д. Сэттер, более 12 лет проживший в России, приходит к следующему выводу: «Большинство этих “молодых реформаторов” в советское время были работниками идеологической сферы, где в их задачи входило способствовать “построению коммунизма”. Хотя они были в значительной степени прозападно настроены, им постоянно приходилось выражать точку зрения, прямо противоположную их истинным воззрениям. Результатом этого стала их моральная деградация, которая вызывала у них беспощадность по отношению к другим чиновникам коммунистического режима и к россиянам вообще» [22, c. 47].

Выношенная ненависть к советской власти постепенно переросла в неприязнь к собственному народу. К тому же у абстрактных теоретиков – неважно, более образованных или менее образованных – нередко исчезает гуманистическая составляющая социального поведения. Цель становится высшим и безоговорочным приоритетом. Она стала таковой и для В. Ленина, учившегося в Казанском университете, и для И. Сталина, учившегося в Тифлисской семинарии, и для Пол Пота, учившегося в парижской Сорбонне.

Игнорирование средств ради цели указывает на кровное родство большевиков («нравственно все, что ведет к победе коммунизма») и нынешних «либералов» («нравственно все, что ведет к победе рынка»). Просто в первом случае, замечает директор Института экономики РАН Р. Гринберг, в России победил радикализм левого толка, а во втором – правого [10, c. 8]. Если в первом случае экспроприировали частную собственность ради создания государственной, то во втором – экспроприировали государственную ради создания частной. Но с двумя существенными отличиями. Во-первых, большевики отнимали у богатых, чтобы поделить между бедными, тогда как нынешняя российская власть отнимает у бедных, чтобы поделить между богатыми. Во-вторых, большевики, отнимая у богатых, в первую очередь стремились использовать экспроприированные средства на развитие производства, предоставить рабочие места неимущим и делить уже продукт промышленного производства и его денежный эквивалент. Целью большевиков было производство. Цель реформаторов – раздел («распил»). В этом отношении можно сказать, что большевики были гораздо большими экономическими либералами, чем те, кто называет себя таковыми сегодня.

23 года руководства российской экономикой убедительно показали, что категория «производство» – чуждая для них. Справедливо подмечено, что операцию «продать товар, получить деньги и купить более дорогой товар» они еще понимают, а вот операцию «вложить деньги, произвести товар большей стоимости, чем вложено, и продать его за большие деньги» – нет. Они не умеют того, что умел любой капиталист XVIII в. – «организовывать производство прибавочной стоимости» [24, c. 19].

Отмеченное Е. Ясиным качество реформаторов «никого не слушать» крепло по мере их карьерного роста. Они только что стали кандидатами наук, а Е. Гайдар – доктором экономических наук (1991), и постдиссертационный синдром – возгонка самомнения – только усиливался. Апломб доминировал как в поведении, так и в высказываниях «младореформаторов». Вот оценка В. Машица, председателя Госкомитета РФ по экономическому сотрудничеству с государствами – участниками СНГ в правительстве Е. Гайдара, приведенная в журнале «Forbes»: «Я думаю, что Гайдар себя позиционировал в интервале от Кейнса до Эрхарда»[24 - http://www.forbes.ru/ekonomika/vlast/66709-my-byli-kak-v-grazhdanskuyu-voinu-burzhuaznye-spetsialisty]. А. Солженицын уловил исторический типаж: «Никогда не поставлю Гайдара рядом с Лениным, слишком не тот рост. Но в одном качестве они очень сходны. В том, как фанатик, влекомый только своей идеей, не ведающий государственной ответственности, уверенно берется за скальпель и многократно кромсает тело России» [21, с. 20].

Анализируя книгу Е. Гайдара «Государство и эволюция», в которой автор оправдывает свою концепцию приватизации, Ф. Бурлацкий отмечает гипертрофированное самомнение автора и почти полное отсутствие рефлексии. «Не может не позабавить само название книжки Гайдара. Это очевидная заявка на продолжение и опровержение известной работы Ленина “Государство и революция”, претензия автора на историческую роль, которая может быть сравнима с ролью основателя советского государства. Тот повернул Россию в сторону коммунизма, этот рассчитывает повернуть ее обратно… Манера и стиль тоже позаимствованы у Ленина – та же безаппеляционность, то же нежелание обременять себя аргументами и фактами, та же спешка. Совершенно удивительно, но практически нет цифр, нет экономического анализа. Работа, которая претендует на обоснование экономических реформ, начисто лишена экономического фундамента, поэтому не может быть отнесена к категории экономических. Еще в меньшей степени она может быть признана философской или политологической. Это попросту не научная работа, а манифест идеолога, декларация политика. Раз поверив в концепцию Милтона Фридмана, он готов идти за ним до конца. Его не волнует ни падение производства и жизненного уровня, ни демографическая катастрофа, ни утрата реальных рынков в бывших союзных республиках, в Восточной Европе, в других регионах мира. Гайдара вообще не занимает цена реформ. Пусть провалится страна, ее народ, только бы торжествовал принцип» [2, c. 230–231]. При этом Е. Гайдар, подчеркивает Ф. Бурлацкий, ни в чем не раскаивается, ни о чем не жалеет, нигде не видит своих промахов. «Оставляя в стороне несоизмеримость масштабов личностей, Гайдар отличается в худшую сторону от Ленина, который все же признавал свои ошибки» [2, с. 233].

Внимательное знакомство с книгой Е. Гайдара «Государство и эволюция», где он защищает свою концепцию реформ, позволяет сделать вывод, что идеолог приватизации в России все же вынужден согласиться, что, проведенная таким способом, она нанесла громадный ущерб национальным интересам России. Но в то же время осознает невозможность исправить содеянное: «Не национализировать же назад то, что наконец-то стало “своим”, не вываливать же опять в общую кучу то, что успели распихать (именно так в тексте. – Р. С.) по карманам» [6, c. 193]. Следовательно, он уже тогда в 1994 г. осознавал, к чему привели реформы.

Фраза «успели распихать по карманам» – своеобразная оговорка по Фрейду – является, на наш взгляд, ключевой для понимания тех принципиальных различий, которые разделяют приватизацию в России, и приватизацию в других постсоциалистических странах. Е. Гайдар, надо отдать ему должное, воспользовался, может быть, по неосторожности, очень точным словом: «распихать». В этом просторечном глаголе содержится указание на максимальное проворство, стремительность неблаговидного действия – пока не хватились!

Е. Гайдар после небольшой книги («Государство и эволюция»), в которой была попытка изложить концепцию реформ, и, главное, оправдать выбранный способ приватизации, через 12 лет напишет монографию – «Гибель империи. Уроки для современной России». Ее выход накануне 15-летия реформ не случаен: в связи с круглой датой в российском обществе развернулась особенно острая критика их результатов. Но разворачиваться на 180° было нельзя. И какой-либо, условно говоря, «НЭП» был невозможен. Это большевикам, ничего не «распихавшим по карманам», такие кульбиты не угрожали. По оценкам Госдепа США, уже к 1995 г. на зарубежных счетах российских олигархов находилось не менее 600 млрд долл.[25 - Аргументы и факты. – 1997. – № 14. – С. 8.] И Е. Гайдар, вероятно, как никто другой, понимал, что какие-либо попытки исправления сформировавшейся системы были уже в принципе невозможны. Но не отреагировать хоть как-то было нельзя. Идеологу реформ нужно было что-то предъявить обществу, дать какое-то объяснение.

В книге «Гибель империи» подробно показано, как СССР шел к распаду. Слова «трещины в фундаменте», ««череда ошибок», «кризис», «банкротство», «крушение», «коллапс», «катастрофа», «крах», «агония» бесконечно повторяются не только в тексте, они вынесены в заголовки. То есть великая страна на виду у всех погибала, ее надо было срочно спасать, что имплицитно указывало на неимоверную ответственность и тяжесть ноши, которую Е. Гайдар и его команда на себя взвалили, не взвесив последствий. «Гибель империи» Е. Гайдара – месседж российскому обществу, в котором основная тема – это попытка оправдания (и, возможно, самооправдания) содеянного, поиск смягчающих вину обстоятельств. Поэтому книга – реквием не по Советскому Союзу. Это реквием по Экономическим Реформам.

Тяжелое положение, в котором оказалась Россия после распада СССР, было характерно и для других бывших союзных республик. Даже в «привилегированной» Прибалтике ситуация была столь же, если не более плачевная. Многочисленные промышленные предприятия, полностью зависимые от российских заказов и поставок, сразу же оказались в глубочайшем кризисе[26 - По сложившейся еще в первые годы советской власти традиции, Российская Федерация была для целого ряда союзных республик до момента распада СССР в экономическом смысле постоянным и незаменимым донором. Поэтому разрыв хозяйственных связей был менее болезненным (а порой и позитивным) для России, чем для других постсоветских стран.]. Никаких других ресурсов в тот момент у них не было, поэтому разрыв хозяйственных связей поставил наших соседей в действительно катастрофическое положение. Тот, кто в 1992–1993 гг. бывал в Прибалтике, мог видеть это собственными глазами. Но были и более яркие примеры. Абсолютно никакого сравнения с Россией не выдерживает ситуация, в которую попали Грузия, и особенно Армения, – там реально не было запасов продовольствия, отсутствовали тепло- и водоснабжение, энергообеспечение, не работал транспорт, т.е. вообще ничего не работало. Так как жилые помещения не отапливались, то горожане в этих республиках действовали как ленинградцы времен блокады. Они мастерили печки «буржуйки» и согревали квартиры теми дровами, которые могли добыть в городских парках и скверах. В отличие от Ленинграда, на окраинах которого было много деревянных домов (их разобрали на топливо в первую зиму блокады), в городах Закавказья деревянных домов нет, поэтому в печку шли полы и мебель. Стоит напомнить читателю, что Армения в течение трех с половиной лет находилась в реальной блокаде. Люди бросали дома и уезжали. Но ведь далеко не все могли уехать. Поэтому руководителю российского правительства вряд ли стоило так эгоистично и безапелляционно приватизировать трагедию распада СССР. Гибель империи (как и ее собственность!) была общенародной.

Морально-психологическую ситуацию, в которой оказались реформаторы, и прежде всего, идеолог российских реформ, оценить несложно. Можно по-человечески понять его, и понять его «не слишком комфортное» положение в своей стране. В этой связи показательно, что в одном из своих последних телеинтервью (В. Познеру) Е. Гайдар признался, что он знает о ненависти к себе большинства населения России. Жить под подобным морально-психологическим прессом – тяжелое испытание даже для очень смелого и очень решительного человека. Один из его ближайших сподвижников А. Нечаев потом это подтвердит: «Гайдар, конечно, понимал, что зачеркивает себе политическое будущее и взваливает на себя крест, который ему пришлось нести всю жизнь. Фактически он свел его в могилу»[27 - Интервью с А. Нечаевым // Итоги. – 2013. – № 48. – С. 34.]. Можно предположить, что рефлексия ему была свойственна, чувство вины он все-таки ощущал. Проведенный контент-анализ его мемуарного текста «Дни поражений и побед» (1997) также указывает на то, что нравственная ответственность не была ему полностью чужда.

Его соратники – П. Авен, А. Кох и В. Машиц – свидетельствуют: «В 1991 г. приступая к реформам, Е. Гайдар хотел быть премьер-министром. Только! Поэтому 18 декабря 1992 г., когда Верховный Совет РФ выразил ему недоверие, он отказался остаться первым замом у В. Черномырдина»[28 - http://www.forbes.ru/ekonomika/vlast/66709-my-byli-kak-v-grazhdanskuyu-voinu-burzhuaznye-spetsialisty]. Но после завершения реформ его самовосприятие меняется. В 2007 г. в интервью А. Коху в журнале «Медведь» уже иной тон и сверхоткровенное признание: «Я как политик равен нулю»[29 - Медведь. – 2007. – № 9 (107). – С. 34.]. Анализ публикаций и высказываний Е. Гайдара в последние годы жизни дает основание предположить о нарастающем чувстве ответственности за произошедшее как источнике острого психологического дискомфорта.

Подобное предположение очень трудно, пожалуй, даже невозможно сделать по отношению к членам его команды. Они это как-то пытаются обосновать. Акцентируя различия руководителя и исполнителей, П. Авен подчеркивает: «Мы разной наукой занимались, у каждого была своя наука, а кроме этого были реформы. А у Гайдара никакой науки своей, кроме этих реформ, не было. Он был полностью поглощен идеями реформ» [15, c. 17]. Действительно, у Е. Гайдара не было своих банков, своих миллионов – только реформы. После его преждевременной кончины – в 53 года (как и Ленин) – его единомышленники сообщили: «Е. Гайдар – создатель современной России». Эту оценку как мантру они многократно повторяют все последующие годы. Возможно, они подсознательно (или сознательно) таким образом избавляют себя от ответственности.

Это вызывает сомнение в правомерности вошедшего в 1990-х годах в общероссийский обиход выражения «команда Гайдара». Вероятно, их связывало нечто иное. Ведь они не ушли вместе с ним из правительства в конце декабря 1992 г., на что он рассчитывал. Как ни старался, он не смог их уговорить – горький урок, безусловно, повлиявший на его самооценку.

Стержень и основа гайдаровских реформ – приватизация. Организационной структурой приватизации, ее оперативным штабом был Госкомимущества РФ, возглавлявшийся «самым способным», по словам Е. Гайдара, среди реформаторов администратором и управленцем, или, по нынешней терминологии, самым «эффективным менеджером», А. Чубайсом. Мало кто из российских политиков и государственных деятелей новейшего времени может сравниться с А. Чубайсом по постоянству присутствия в политике на заметных ролях. С ноября 1991 г. – председатель Госкомитета по имуществу РСФСР. До апреля 1998 г. с небольшими перерывами он занимает различные ключевые посты в государстве, входит в руководство влиятельных партий и общественных организаций. Весь постсоветский период в постоянной близости к первым лицам государства. Вместе с тем А. Чубайс – самый непопулярный политик России. По данным различных опросов, неприязнь к нему испытывают от 83 до 92% населения России.

О том, что А. Чубайс наделен особым талантом эффективного менеджера, не пишут у нас только самые ленивые массмедиа. Хотя есть и иная, более близкая к российским реалиям точка зрения. «Коллективный Чубайс создал в России теорию и практику “эффективного менеджера”, – характеризует новое явление в российской экономике С. Белковский. – Эффективный менеджер приходит на любую должность с одной-единственной универсальной целью: правильно организовать финансовые потоки. Так, чтобы большая часть этих потоков оседала на офшорных счетах. Эффективный менеджер – это и есть самое страшное, что бывает в нынешней России»[30 - Московский комсомолец. – 09.03.2010. – С. 3.]. В июле 1992 г. А. Чубайс создал «Отдел технической помощи и экспертизы», в котором работали 36 американских экономистов-советников. Руководитель отдела Дж. Хэй, по заявлению бывшего председателя Госкомимущества В. Полеванова, был сотрудником ЦРУ. В. Полеванов так характеризовал деятельность советников А. Чубайса: «Подняв документы, я с ужасом обнаружил, что целый ряд крупнейших предприятий ВПК был скуплен иностранцами за бесценок. То есть заводы и КБ, выпускавшие секретную продукцию, вышли из-под нашего контроля. Тот же Дж. Хэй с помощью Чубайса купил 30% акций Московского электродного завода и действовавшего с ним в кооперации НИИ “Графит” – единственного в стране разработчика графитового покрытия для самолетов-невидимок типа “Стелс”. После чего Дж. Хэй заблокировал заказ военно-космических сил на производство высоких технологий» [26, c. 11].

Генерал А. Лебедь в интервью одной из французских газет предельно точно охарактеризовал тех, кому российскими реформаторами была отдана национальная собственность: «Березовский – апофеоз мерзости на государственном уровне: этому представителю небольшой клики, оказавшейся у власти, мало просто воровать – ему надо, чтобы все видели, что он ворует совершенно безнаказанно»[31 - Le Figaro. – Paris, 17.04.1997.]. Подобная демонстрация своей ловкости в неправовых действиях – характерная черта «эффективных менеджеров». Мы уже приводили откровенные признания А. Чубайса о том, как ему ловко удалось протащить программу залоговых аукционов через Верховный Совет [20, с. 33]. В ноябре 2004 г. в интервью газете «The Financial Times» А. Чубайс прояснил, наконец, «истинную» (и вовсе не криминальную, а вполне идеологическую!) цель приватизации: «Приватизация была проведена исключительно с целью борьбы за власть против коммунистических руководителей. Нам нужно было от них избавляться, а у нас не было на это времени. Счет шел не на месяцы, а на дни». Посредством залоговых аукционов «самые ценные и крупные российские активы были переданы группе магнатов в обмен на займы и поддержку тяжело больного Б. Ельцина на выборах 1996 г.». По мнению А. Чубайса, передача олигархам контроля над предприятиями с сотнями тысяч рабочих помогла приобрести реформаторам административный ресурс, который предотвратил победу оппозиционеров на президентских выборах: «Если бы мы не провели залоговую приватизацию, то коммунисты выиграли бы выборы в 1996 г.»[32 - Ostrovsky A. Father to the Oligarchs // The Financial Times. – 13.11.2004. – P. 8–9.]. В этом же интервью он признается в обмане – обещанная стоимость ваучера равная стоимости двух автомобилей была всего лишь «пропагандистским обеспечением».

В президентской кампании 1996 г. А. Чубайс был замешан в «деле о коробке из-под ксерокса», когда А. Евстафьев и С. Лисовский, члены предвыборного штаба Б. Ельцина, возглавляемого А. Чубайсом, были задержаны при попытке вынести из Белого дома коробку с 538 тыс. долл. наличными. Вскоре последовал писательский скандал с получением от американцев 90 тыс. долл. за ненаписанную книгу. Общественный резонанс заставил Б. Ельцина удалить А. Чубайса из государственной службы, он становится председателем РАО ЕЭС. Но и здесь реформаторы не теряют своих специфических свойств. Вскоре после великого аварийного отключения электричества в Москве в мае 2005 г. журналисты договорились о встрече с главным энергетиком России. О том, как проходило это интервью, пишет М. Ростовский: «Глава РАО ЕС А. Чубайс вошел в комнату, прочитал краткое заявление и направился к выходу. Мы попытались его остановить: “Анатолий Борисович, куда же вы? У москвичей к вам куча вопросов!”. Чубайс повернулся и тоном, с каким обычно говорят с очень маленькими, несмышлеными детьми, произнес: “У москвичей нет ко мне вопросов! Я это прекрасно знаю: я сам – москвич и у меня нет к себе вопросов”»[33 - Московский комсомолец. – 22.01.2014. – С. 1.].

17 августа 2009 г. на Саяно-Шушенской ГЭС произошла крупнейшая в российской истории катастрофа: погибли 75 человек, был разрушен самый мощный гидроэнергетический объект страны. «Авария уникальна, – сообщил министр РФ по делам гражданской обороны, чрезвычайным ситуациям и ликвидации последствий стихийных бедствий С. Шойгу. – Ничего подобного в мировой практике не было»[34 - Техногенное самоубийство // Эксперт. – 24.08.2009. – С. 6–7.]. Специалисты и организации, в том числе сам С. Шойгу, сравнивали Саяно-Шушенскую аварию по ее значимости и влиянию на экономические и социальные аспекты жизни России с аварией на Чернобыльской АЭС.

В акте комиссии Ростехнадзора указаны трое должностных лиц, несущих «главную вину за создание условий, способствовавших возникновению аварии», в том числе бывший руководитель РАО «ЕЭС России» А.Б. Чубайс. Он публично признал свою вину. Да и отчего же не признать, если не нести, как это отмечено выше, за это никакой ответственности?

С 2008 г. А. Чубайс – генеральный директор государственной корпорации «Российская корпорация нанотехнологий». За шесть лет корпорация никаких новых технологий не представила, но в уже апреле 2013 г. аудитор Счетной Палаты РФ С. Агапцов заявил, что при проверке «РОСНАНО» был выявлен огромный объем финансовых нарушений. Одна только программа по разработке отечественных планшетных устройств принесла убытки более 23 млрд руб. Как тут не вспомнить индийского философа Бракована Шри Радгнеша (Ошо), который писал: «Вы слышали, что грешники отправляются в ад, – но это не так. Наоборот, куда бы ни попал грешник, – он там создает ад» [18, c. 79].

У российских реформаторов понятие не только греха, но вообще каких-либо нравственных запретов напрочь отсутствует в их рациональном жизненном кредо. В упомянутом интервью газете «The Financial Times» А. Чубайс признался: «Вы знаете, я перечитывал Достоевского в последние три месяца. И я испытываю почти физическую ненависть к этому человеку. Он, безусловно, гений, но его представление о русских как об избранном, святом народе, его культ страдания и тот ложный выбор, который он предлагает, вызывают у меня желание разорвать его на куски». В нашей периодике это интервью было многократно прокомментировано. «Для эффективного менеджера реальные плоды его трудов не имеют значения. Его принципиальная позиция – твердая безответственность, – замечает С. Белковский. – У такого управителя всегда виноват кто-то другой. Страна Россия с ее тоталитарной историей. Русский народ, который можно заставить работать только под дулом автомата. Скверный Ф.М. Достоевский, который вместо азов бизнеса преподавал этому народу какую-то эсхатологическую хрень»[35 - Московский комсомолец. – 09.03.2010. – С. 3.]. «Если ты доцент, и у тебя нет бизнеса, то на кой черт ты мне вообще нужен! – пытаясь в очередной раз объяснить особенности нового курса на модернизацию, заявил Анатолий Чубайс на заседании Правительства Иркутской области. – Преподаватель, не способный создать бизнес, ставит под вопрос свой профессионализм»[36 - Промышленные ведомости». – 2009. – № 11–12. – С. 18.].

Штаб приватизации – Госкомимущество РФ – А. Чубайс передал своему заместителю А. Коху. Переход из замов в председатели Госкомимущества А. Кох предварил стажировкой в Чили, где до него уже проходил стажировку Е. Гайдар (хотя, как пишет тогдашний декан экономического факультета МГУ Г. Попов, ему предлагали Швецию).

После А. Чубайса А. Кох – вторая из наиболее одиозных фигур реформаторов. Эту репутацию он приобрел благодаря залоговым аукционам, стремительно проведенным в течение 1995–1996 гг. Вынужденный уход из правительства связан с так называемым «делом писателей» и «квартирным делом», по которым на А. Коха прокуратурой Москвы были заведены уголовные дела о злоупотреблениях должностными полномочиями. В декабре 1999 г. они были прекращены по амнистии. В сентябре 1997 г. Кох занял пост председателя совета директоров управляющей компании ЗАО «Montes Auri» (ведущий оператор на рынке ценных бумаг), в июне 2000 г. назначен генеральным директором холдинга «Газпром-Медиа», в феврале 2002 г. он – в Совете Федерации от Ленинградской области, но по требованию областного прокурора был лишен мандата сенатора. Московская прокуратура возбудила против А. Коха новое уголовное дело. Одним из эпизодов в нем стал залоговый аукцион по комбинату «Норильский никель», проданный А. Потанину за бесценок. Спасаясь от уголовного преследования, А. Кох эмигрировал в США.

Фигура А. Коха особенно привлекательна тем, что в концентрированном виде представляет психотип российских реформаторов. Как уже было отмечено выше, эти люди не только не проявили даже малой степени национальной солидарности с собственным народом, но, сознательно и умело, воспользовавшись его доверием, ограбили его. Более того, как уже говорилось, в действиях молодых российских реформаторов была даже какая-то внутренняя ненависть к народу, который привел их к власти. Она часто проявлялась в оговорках и обмолвках реформаторов. И именно А. Кох, находясь в США, в интервью одной из ведущих американских радиокомпаний – нью-йоркскому радио WMNB 23 октября 1998 г. эту крайнюю неприязнь и к России, и к русскому народу выразил предельно откровенно.

<< 1 2 3 4 5 6 >>
На страницу:
4 из 6