Россия и современный мир №2 / 2016

Литература

1. Губернаторский корпус в условиях трансформации политической системы Российской Федерации / Под общ. ред. Я.Г. Ашихминой, П.В. Панова, О.Б. Подвинцева. – Пермь, 2014. – 306 с.

2. Дойч К.В. Социальная мобилизация и политическое развитие // Концепция модернизации в зарубежной социально-политической теории 1950–1960 гг. – М.: ИНИОН РАН, 2012.

3. Ковалёв В.А. Межакторное политическое взаимодействие и политические противоречия административного режима в Республике Коми. – Политбук (Politbook). – Чебоксары, 2013. – № 1. – С. 90–106.

4. Ковалёв В.А. Политическая трансформация в регионе. Республика Коми в контексте российских преобразований. – Сыктывкар: Издательство Сыктывкарского госуниверситета, 2001. – 251 с.

5. Ковалёв В.А. Политика, власть и бизнес в Республике Коми: Современные проблемы. – Сыктывкар: Издательство Сыктывкарского госуниверситета, 2005. – 180 с.

6. Копаш Н. «Ухтинский “Пассаж”: Тайны следствия». 2012. – Режим доступа: http:// intell-analytics.ru/kniga-n-kopasha-uhtinskiy-passazh-tainy-sledstviya/n-kopash-uhtinskiy-passazh-taynyi-sledstviya-tom-1

7. Новикова Т. Истина рождается в огне. – Ухта. ИД НЭП+С, 2006.

8. Панов П.В. Институты, идентичности, практики: Теоретическая модель политического порядка. – М.: РОССПЭН, 2010. – 230 с.

9. Сорокин С. «ЗАРУБИНКОРПОРЕЙТЕД»: 12 лет в Республике Коми. – http://komikz.ru/news/just/?id=11818

10. Хантингтон С.Ф. Политическое развитие и политический упадок // Концепция модернизации в зарубежной социально-политической теории 1950–1960 гг. – М.: ИНИОН РАН, 2012.

11. V.A. Kovalev. The abolition of direct governor election in the Russian Federation: Socio-economic relations and political cosequences – Impact of Culture on Human Interaction: Clash or Challenge? Helfrich H., Dakhin A., H?lter E., Arzhenovskiy I. – Eds. G?ttingen: Hogrefe & Huber, 2008. – P. 49–62.

Россия и мир в XXI веке

«Жесткая» сила как «мягкий» инструмент внешней политики России в Евразии[13 - Статья подготовлена при поддержке гранта РГНФ 14-07-00059 «Политические функции региональных экономических объединений в современном мире».]

    М.В. Братерский

Братерский Максим Владимирович – доктор политических наук, заведующий сектором Отдела Европы и Америки ИНИОН РАН, профессор Высшей школы экономики (У).

Россия в евразийской интеграции: От экономической привлекательности к роли гаранта безопасности и стабильности

Россия уже давно сделала проект экономической интеграции части государств постсоветского пространства приоритетом своей политики. Она считает это ключом к достижению экономической конкурентоспособности страны, ее экономической модернизации, к привлечению иностранного капитала, решению геополитических и геоэкономических задач [19; 27]. Региональная экономическая интеграция должна содействовать росту объема торговли в регионе, помочь постсоветским странам развить современную экономику, уменьшить их зависимость от западных рынков и экспорта сырья [Глазьев, 2001]. Это позволило бы России играть более заметную роль в мировой политике.

Однако «Евросоюзом для Востока» СНГ так и не стал [8]. Несмотря на то что для содействия интеграции на постсоветском пространстве было создано множество различных органов, лишь около 10% принятых ими документов были в итоге ратифицированы национальными парламентами [7, с. 188]. СНГ не сумел остановить дезинтеграционные процессы в регионе. В период с 1994 по 2008 г. доля торговли между странами региона упала на 40% в общем объеме их торговли [4, с. 119, 121]. Одной из важных причин неудачи проекта СНГ было нежелание России серьезно инвестировать в процесс региональной интеграции [20].

После финансового кризиса 2008 г. и южноосетинского конфликта того же года российское руководство пришло к выводу, что перспективы интеграции с Западом (прежде всего, с ЕС) на приемлемых для России условиях окончательно исчезли и что архитектура мировой финансово-экономической системы не защищает в должной степени экономические интересы России. Политическое руководство пришло к выводу, что вопросы экономического роста и модернизации экономики могут быть решены Россией лишь самостоятельно. Для этого необходимо было воссоздавать крупный рынок, по объему сравнимый с бывшим советским, восстанавливать производственную кооперацию, выступать вместе с соседями с единых позиций в геоэкономической конкуренции с другими крупными экономическими игроками – ЕС, Китаем, НАФТА. Но проект СНГ тормозился экономическими и политическими противоречиями между разными государствами постсоветского пространства и обеспечить необходимого динамизма явно не мог. Признав это, Россия отошла от стратегии опоры на структуру СНГ и принялась реализовывать более гибкую политику [19]. Теперь она начала действовать более прагматично и точечно, комбинируя двусторонние связи с соседями с деятельностью внутри более сплоченных группировок, таких как Таможенный союз и ОДКБ. Новая система отношений не распространялась на страны, ориентированные на другие интеграционные объединения, такие как Грузия, Молдова или Азербайджан. Россия сосредоточилась на установлении тесных взаимоотношений с Беларусью, Казахстаном, Арменией и странами Средней Азии. Успех интеграционного проекта в будущем может привлечь к сотрудничеству и другие государства, не обязательно в формате Таможенного союза или Евразийского экономического союза.

Основным институтом экономической интеграции стал Таможенный союз, включивший в себя Россию, Казахстан и Беларусь с 1 января 2010 г. Целью союза было создание общего рынка товаров, для чего страны установили единый таможенный тариф и ликвидировали таможенные границы внутри организации. В январе 2015 г. организация превратилась в Евразийский экономический союз (ЕАЭС), призванный обеспечить свободу перемещения товаров, услуг, капитала и рабочей силы между странами-участницами. Был создан механизм разрешения споров и гармонизации законодательств стран-участниц. Количество государств возросло до пяти с присоединением к ЕАЭС Армении и Киргизстана.

Кроме того, в 2009 г. был создан антикризисный фонд (сейчас – Евразийский фонд стабилизации и развития) с капиталом 10 млрд долл. для помощи странам-членам в случае кризиса. В 2012 г. Беларусь воспользовалась 3 млрд из этих средств, что позволило ей выплатить свой иностранный долг и избежать дефолта. Армения, присоединившись к ЕАЭС, отвергла предложение об экономической ассоциации с ЕС, выбрав для себя евразийский вектор интеграции.

Москва ясно осознавала бесперспективность использования механизмов принуждения и силовых мер и опиралась на сочетание экономических и «мягких» механизмов воздействия [26; 27]. Мощным стимулом для участия в интеграционном объединении с Россией были перспективы свободного доступа на огромный потребительский рынок страны, доступ к российским финансам как государственным, так и частным, покупка российских энергетических ресурсов по внутренним ценам.

Возросшее благосостояние российского общества, высокие, по меркам региона, заработки в российской экономике также выглядели достаточно притягательно для многих граждан постсоветских стран. Для многих из них Россия стала страной, где можно было если не разбогатеть, то хотя бы выбраться из бедности. Москва к тому же апеллировала к общему культурному и историческому прошлому.

Ситуация стала меняться к худшему с началом в России новой волны финансово-экономического кризиса. Уже в 2011 г. в стране было отмечено ухудшение экономической ситуации, вызванное стагнацией глобального экономического роста [10]. В своем отрицательном воздействии на российскую экономику сошлись три неблагоприятных фактора: структурные проблемы сырьевой экономической модели страны, резкое снижение мировых цен на нефть и влияние западных экономических санкций [23, p. 10]. Россия в значительной степени лишилась возможности стимулировать соседей к интеграции. Рост ВВП страны стал замедляться еще в 2011–2013 гг., а в 2014 г. он вырос всего на 1%. Рубль подешевел почти в 2 раза по отношению к доллару, в 2015 г. ВВП упал на 3,8% и, по прогнозам Всемирного банка, продолжит снижение в 2016 г. на 0,7% [2]. Торговля между странами – членами Евразийского экономического союза в стоимостном выражении упала в 2014 г. на 13% в сравнении с предыдущим годом [14]. У российского бизнеса сегодня гораздо меньше ресурсов для инвестиций в соседние страны; многие российские компании испытывают финансовые трудности у себя дома, так как западные санкции перекрыли для них возможность рефинансировать свои кредиты на западных рынках капитала [21].

Последние 10–15 лет Россия выступала в качестве одного из главных рынков труда для рабочей силы из менее развитых стран Средней Азии и являлась второй в мире страной по численности иммиграции после Соединенных Штатов. Денежные переводы рабочих-мигрантов составляли 30% ВВП Киргизстана и 52% ВВП Таджикистана [16].

Киргизстан уже вступил в ЕАЭС, Таджикистан является кандидатом на вступление и следует признать, что экономическая зависимость этих стран от поступлений денежных переводов из России дает в руки России эффективный инструмент для реализации своих интересов. Так, например, Таджикистан согласился продлить права России на базирование войск в Таджикистане, в том числе в обмен на увеличение российской квоты на прием таджикских рабочих.

Сегодня многие из этих мигрантов покидают Россию. По статистике, в период с января по октябрь 2014 г. иммиграция в Россию снизилась на 10% [18]. Федерация мигрантов России (ФМР) – общественная организация, объединяющая представителей диаспор более 40 стран, – оценивает количество мигрантов, вернувшихся домой из РФ в 2015 г., в 25% [1]. Уменьшается и объем денежных переводов мигрантов из России. По данным ЦБ РФ, в 2015 г., по сравнению с 2014 г., денежные переводы в Узбекистан уменьшились в денежном выражении на 49%, в Таджикистан – на 44, в Киргизстан – на 41% [6].

Украинский кризис стал переломным моментом в политике России по отношению к евразийской интеграции и использованию своей экономической привлекательности и «мягкой» силы. Россия прилагала огромные усилия по привлечению Украины к евразийскому проекту, так как не без оснований считала ее участие важным, почти критическим. Целью интеграционных усилий на постсоветском пространстве было воссоздание «советского» рынка с 200–230 млн покупателей для восстановления глобальной конкурентоспособности стран-участниц и формирование единой переговорной позиции в отношениях с другими интеграционными объединениями, такими как ЕС. В отсутствие Украины эти цели труднодостижимы, и Москва была готова к компромиссам и жертвам, чтобы обеспечить украинское участие в проекте. Москве пришлось конкурировать с европейским предложением о европейской интеграции Украины, которое, как считают некоторые эксперты, в основном преследовало цель подорвать российский проект и не несло в себе существенной позитивной нагрузки [12].

РФ предложила Киеву существенные экономические привилегии, прежде всего беспрепятственный доступ к российскому рынку через механизмы Зоны свободной торговли СНГ (2011), а в перспективе – Таможенного союза (Евразийского союза). Согласно некоторым экономическим расчетам, Украина должна была выиграть от режима свободной торговли со странами Евразийского союза больше всех – до 15% дополнительного роста ВВП к 2030 г. [24, p. 23]. Москва также выразила готовность прийти на помощь украинским государственным финансам в крайне тяжелой ситуации и согласилась предоставить Украине кредит (выкупить гособлигации) на сумму 15 млрд долл. 3 млрд из них были предоставлены к тому моменту, когда на Украине произошел госпереворот.

Российская экономическая дипломатия содержала в себе и элемент принуждения. Россия объявила, что в случае вступления Украины в отношения экономической ассоциации с ЕС будет вынуждена защищать свой внутренний рынок от перетока туда украинских товаров, вытесняемых с национального рынка европейской продукцией, и прервет режим свободной торговли с Украиной. Летом 2013 г. Москва ввела ограничения на торговлю с Украиной по определенным позициям, напомнив этим, что около 30% украинского экспорта приходились на Россию. По некоторым оценкам, в результате Украина потеряла 2,5 млрд долл. товарооборота [25]. Эти меры оказались малодейственными: силы, пришедшие к власти в результате переворота, пренебрегли выгодами экономической ассоциации с Россией и пошли на огромные экономические потери ради достижения своих политических целей.

Украинский кризис продемонстрировал не только пределы экономических возможностей России воздействовать на своих ближайших партнеров, но и слабость «мягкой» силы России в сложившейся ситуации. Россия оказалась неспособной мобилизовать преобладающую часть украинского общественного мнения на поддержку евразийского проекта, а образ, транслируемый Европой, оказался намного привлекательнее [22]. Хотя Европа прямо не предлагала ощутимых материальных стимулов, украинское общественное мнение пребывало в уверенности, что ассоциация с ЕС поможет стране, наконец, выбраться из порочного круга местничества, коррупции и неэффективности. Россия же в глазах украинцев с подобными перспективами не ассоциировалась. Стало очевидным, что потенциала российской «мягкой» силы и экономической привлекательности перестало хватать для решения стратегических задач российской политики на постсоветском пространстве.

Таким образом, к 2015 г. экономика России переживала серьезные трудности, ее экономические возможности привлекать к интеграционному проекту партнеров, «покупать» их лояльность существенно снизились, а рычаги «мягкого» воздействия на общественное мнение и элиты в странах-партнерах оказались малоэффективными. В этих условиях Россия начала воздушную операцию в Сирии, что заставило некоторых наблюдателей заговорить о переходе России к «жесткой» агрессивной политике запугивания соседей, демонстрации силы и вмешательства в их внутренние дела.

Как представляется, такая оценка основана на поверхностном понимании ситуации и по сути не верна. Россия по-прежнему продолжает использовать в своей внешней политике «мягкую» силу и элементы собственной привлекательности, но «общественные блага», на которых основывается ее «мягкая» сила, претерпели существенную эволюцию. На современном этапе, особенно в связи с полномасштабным кризисом на Ближнем Востоке и подъемом агрессивного исламизма, растет неустойчивость светских режимов Ближнего Востока и Большой Центральной Азии. Эти режимы атакуются исламистами и находятся под давлением либеральных интервенционистов Запада, поэтому в сложившейся ситуации особую ценность для них приобрело такое «благо» как безопасность, политическая стабильность и верность союзническим отношениям. Проводя операцию в Сирии, продолжая поддержку непризнанных республик ДНР и ЛНР, Россия предлагает своим партнерам безопасность и надежность и транслирует образ страны, придерживающейся в своей внешней политике ясных и неизменных принципов. Страна, которая не бросает своих союзников в беде и не останавливается перед применением силы, если это требуется. Россия гарантирует партнерам безопасность по линии ОДКБ и двусторонних отношений – но вместе с этим продвигает и экономическую сторону евразийской интеграции.

Россия и Китай в Большой Евразии: Российская безопасность и институты плюс китайская экономическая мощь?

Другое важнейшее направление российской внешней политики, тесно связанное с ее интеграционными усилиями, – заявленный ею «поворот на Восток». Россия ищет взаимовыгодные варианты взаимодействия с КНР как в двустороннем формате, так и в плане отношений Евразийского экономического союза в целом с КНР; в какой-то степени – и в отношениях внутри БРИКС, а также в отношениях БРИКС с остальным миром. Конфликт с Западом, принявший острые формы в 2014 г., лишь усилил интерес России к полномасштабному сотрудничеству с восточным гигантом. Для России главное здесь в том, чтобы вывести на первый план отношения не соперничества (за рынки и ресурсы стран ЦА), а сотрудничества. Нужно признать, что перспективы подобной кооперации еще недавно выглядели не самоочевидными и многое эксперты видели в Китае потенциальную угрозу российским интересам [13; 11]. Действительно, Россия в ЦА являлась державой статус-кво, КНР, наоборот, наращивала свое присутствие в регионе с нуля. Соответственно, Россия проводила более консервативную политику, а КНР – более энергичную и наступательную, что вело скорее к конфликту, чем к сотрудничеству.

Москва активно поддерживала созданное в 2000 г. Евразийское экономическое сообщество (ЕврАзЭС) с участием Казахстана, Киргизии и Таджикистана и рассматривала его как главный формат экономического сотрудничества и интеграции в Центральной Азии. При этом одной из главных задач ЕврАзЭС было сдерживание китайской торгово-экономической экспансии и привязка стран региона к россиецентричному экономическому порядку, недопущение превращения их в часть экономической периферии КНР. Позже интеграционные усилия России в Центральной Азии приняли формат сначала Таможенного союза, а потом и ЕАЭС, но вопрос о выработке правил поведения обеих держав в странах ЦА по-прежнему оставался открытым. Действия России были больше направлены на сдерживание экономического усиления в регионе других держав, чем на наращивание собственного участия в региональной экономической жизни. Действия же Китая по-прежнему носили ярко выраженный наступательный характер. Москва делала упор преимущественно на многосторонние формы сотрудничества и интеграции, Китай – в основном, на двусторонние. Долгое время Россия блокировала его инициативу о создании Зоны свободной торговли Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) и тормозила его попытки наладить многостороннее экономическое сотрудничество в рамках ШОС. Тем не менее позиции КНР в экономике Центрально-Азиатского региона продолжали укрепляться: к концу 2000-х годов он обошел Россию, стал главным торгово-экономическим партнером большинства стран региона по объему товарооборота и добился ввода в действие прямых, неподконтрольных Москве, трубопроводов из стран ЦА.

С ростом напряженности между Россией и Западом китайская политика в Центральной Азии и на западном направлении активизировалась. В сентябре 2013 г. Си Цзиньпин совершил беспрецедентное в китайской внешней политике турне по Центральной Азии. Выступая в университете в Астане, он провозгласил масштабную инициативу «Нового Шёлкового пути», которая на ближайшие годы стала приоритетом внешней политики Китая в отношении стран ЦА. Она предполагает качественное наращивание торгово-экономического сотрудничества и в некоторой степени даже интеграции по оси Китай – Центральная Азия – Закавказье – Россия, создание торгово-экономического коридора, призванного соединить Тихий океан и Европу. Тем самым КНР впервые предложила собственную модель многостороннего сотрудничества со странами ЦА, ориентированную на Пекин. Ранее Китай предпочитал действовать или в рамках ШОС (где разделял лидерство с Россией примерно пополам), или в одностороннем порядке.

Как можно было разрешить это противоречие между двумя проектами – российским и китайским, – внедряемыми на одной и той же территории?

О решении потенциальной проблемы было объявлено 8 мая 2015 г. при посещении китайским лидером Парада Победы в Москве. Россия и Китай выступили с заявлением о сопряжении евразийской интеграции (ЕАЭС) и Экономического пояса Шёлкового пути [9]. Детали будущих соглашений еще прорабатываются, но общая картина договоренностей просматривается уже сегодня. Она создается на основе взаимодополняемости возможностей двух стран, на их относительных преимуществах. Китай займется инвестициями и развитием экономики региона. Россия обеспечит проекту гарантии безопасности с помощью «жесткой» силы и готовности ее применять, а также выработает институциональную основу для взаимодействия. Отношения в регионе будут строиться по правилам Евразийского союза.

Россия, как представляется, отказалась от своих возражений против усиления экономического присутствия КНР в регионе и даже согласилась со старой китайской идеей создания Зоны свободной торговли ШОС, что означает, помимо прочего, и включение ЕАЭС в эту зону. Долгое время РФ торпедировала эту идею из геополитических соображений, опасаясь неравномерного распределения экономических выигрышей от ЗСТ в пользу восточного соседа и, соответственно, еще более энергичного возвышения Китая. В декабре 2015 г. премьер Государственного совета КНР Ли Кэцян, по итогам саммита глав правительств стран ШОС, заявил, что эта идея начинает прорабатываться и ЗСТ может быть создана к 2020 г. [5].

Китай, судя по всему, предпочел а) уважать интересы России; б) передоверить ей обеспечение безопасности и стабильности; в) взять предлагаемые Россией институты за основу строительства региональной системы в Евразии. Многие наблюдатели упрекали Россию в том, что она ведет более наступательную политику, чем позволяет ее экономический статус, и действует «не в своем весе» [15]. Тем не менее именно эта политика позволила России восстановить свой престиж, который является вполне материальным фактором в международных отношениях, и сформировать сильную заявку на военно-политическое лидерство среди стран ШОС и БРИКС. Следует подчеркнуть, что в диалоге с Китаем и другими партнерами по ШОС и БРИКС Россия использует не «жесткую» силу как таковую, а ее «мягкую» проекцию. Сигнал, который она посылает партнерам, прост и по-своему привлекателен: Россия не бросает своих союзников, и в защиту своих принципов (которые одновременно являются и принципами стран ШОС и БРИКС) она не боится выступить даже против сильнейшей группировки мира. Один из элементов этой картины – сирийская операция. Кроме решения непосредственных военных и политических задач на Ближнем Востоке, Россия предлагает другим странам сравнить политику США, бросивших на произвол судьбы своего многолетнего египетского союзника, и России, не бросившей сирийского союзника в еще более сложной ситуации.

Итак, инструментарий достижения Россией поставленных целей интеграции изменил свое качество – сегодня он в большей степени опирается на инструменты «жесткой» силы, но базовые цели российской политики не изменились: они по-прежнему носят не столько геополитический, сколько геоэкономический характер. Фундаментальной целью российских усилий по-прежнему остается создание интегрированного экономического пространства, в котором Россия будет играть важную роль и которое будет геоэкономически конкурентоспособно в соревновании с другими схожими объединениями.

Литература

1. В РФ начался массовый исход мигрантов: Виноваты курс рубля и платные тесты // News.ru. – М., 2014. – 19.12. – Режим доступа: http://newsru.com/russia/19dec2014/ishod.html (Дата обращения – 31.01.2016.)

2. Всемирный банк подтвердил прогноз о спаде ВВП России в 2016 г. на 0,7% // Ведомости. – М., 2016. – 07.01. – Режим доступа: https://www.vedomosti.ru/economics/news/2016/01/07/ 623264-vsemirnii-bank-prognoz (Дата обращения – 31.01.2016.)

3. Глазьев С.Ю. О выборе стратегии будущего развития // Свободная мысль. – М., 2001. – № 2. – С. 4–23.

4. Гурова И.П., Ефремова М.В. Региональная торговля на пространстве СНГ: Предпосылки для производственной кооперации // Вопросы экономики. – М., 2012. – № 6. – С. 110–126.

5. Маркелов Р. Китай предложил создать Зону свободной торговли в странах ШОС // Российская газета. – М., 2015. – 15.12. – Режим доступа: http://www.rg.ru/2015/12/15/shos-site-anons.html (Дата обращения – 31.01.2016.)

6. Мирзаян Г., Пак М. Не грози южному фронту // Lenta.ru. – М., 2015. – 20.10. – Режим доступа: http://lenta.ru/articles/2015/10/20/khorasan/ (Дата обращения – 31.01.2016.)