Божественный огонь

Божественный огонь
Юрий Молчанов

Юрий Молчанов в повести «Божественный огонь» знакомит читателей с чистой, искренней любовью, которая продолжалась несколько лет. Любовь была взаимной и глубокой, и, поженившись, главные герои романа – Лена и Олег – зажили на удивление дружно и счастливо. Несчастье Лены и Олега началось с ее знакомства с Геннадием. Где-то в самой глубине души она не могла не понимать, что это безрассудно, безумие: ведь все закончилось очень страшно для всех. Она не могла отказаться ни от Олега, ни от Геннадия. Дала себя увлечь, захлестнуть, ввергнуть в пучину, а после запой и смерть. Автор просто и проникновенно описывает сложные взаимоотношения героев – любовь, измена, дружба, ревность – и острые конфликты образуют сюжетную основу романа.

Юрий Молчанов

Божественный огонь

Глава I

День стоял жаркий и душный. Дождя не было уже почти три недели. Палящее солнце испарило влагу, листья на деревьях вяло свисали, цветы в саду поникли, трава и посевы пожелтели. Цветы магнолии стали медно-бурными, а лепестки роз опадали, покрывали землю бледно-розовым снегом.

Олег Мезенцев – молодой, загадочный, привлекательный для женщин человек двадцати пяти лет. Высокий, сильный, с лицом, опаленным всеми солнцами земли, после защиты дипломного проекта, трудных институтских занятий, экзаменов, взял на работе отпуск и утренним поездом поехал отдыхать на юг.

Экспресс, был необычно пуст – в его купе, кроме Олега, находилась лишь одна пассажирка. Покинув квартиру в спешке, он в купе, к моменту отхода поезда, был занят проверкой своего багажа. Все его имущество заключалось в одном чемодане и сумке.

Вначале почти не заметил своей попутчицы.

Но неожиданно она весьма энергично заявила о себе. Вскочив с места, она опустила окно и высунулась наружу, а спустя минуту снова убрала голову с коротким, но выразительным восклицанием:

– О, чёрт!

Женщина, Олег считал, должна быть женственной. Он не терпел современных невротичных девиц, с утра до ночи танцующих под джаз, курящих, словно дымовая труба, и употребляющих выражения, которые бросили бы в краску базарных торговок.

Слегка нахмурившись, Олег взглянул на хорошенькое, нагловатое личико. Он заключил, что девушке должно быть немногим более семнадцати. Без малейшего смущения встретив его взгляд, она скорчила выразительную гримасу и заметила, точно обращаясь к невидимой публике:

– О, мы шокировали доброго человека! Прошу прощения за мой язык! Весьма не подобает девушке и все такое… Но, о боже, для этого было достаточно оснований! Знаете ли вы, что я потеряла свою единственную собачку?

– Неужели? – вежливо отозвался он. – Как печально!

Олег открыл, было рот, но она опередила его:

– Ни слова больше! Никто меня не любит! Нет, мне не жить! У-у-у! Я уничтожена!

Она спряталась за журналом. В следующую минуту он заметил, что она украдкой поглядывает на него из-за журнала. Сам того не желая, Олег улыбнулся, а она, отшвырнув журнал, весело расхохоталась:

– Я знаю, вы не такой болван, каким кажетесь!

Ее смех был так заразителен, что Мезенцев не смог не присоединиться к нему, хотя и был задет словом «болван». Девушка, безусловно, олицетворяла собой все, чего он терпеть не мог, но это еще не давало ему оснований выставлять себя в смешном свете. Он решил отбросить чопорность. В конце концов, она была весьма мила…

– Ну вот! Теперь мы друзья! – объявила шалунья. Вот это хороший мальчик!

– Позвольте мне договорить! Олег хотел сказать, что, хотя он в отчаянии, он мог отлично примириться с ее присутствием. – И он сделал легкий поклон.

Но эта непостижимая девица нахмурилась и покачала головой.

– Бросьте! Я предпочитаю «величественное неодобрение»! О ваше лицо! «Не нашего круга», – говорила она. И вы правы, хотя, заметьте, в наши дни трудно сказать что-нибудь с определенностью.

Слегка наклонившись вперед, она положила локти на стол и заговорила, желая показать себя приятным спутником:

– Да, прекрасный уголок. Здесь отдыхают сибиряки. Вы, по-видимому, не знакомы с этими местами?

– Нет, не знаком, – ответил Олег. – Вернее, живу в Сибири, а здесь еще не приходилась бывать.

– Итак, это ваша первая поездка на море, – заметила она.

– Меня зовут Олег.

– А меня Вика. Вот и познакомились!

А девушка была действительно хороша. Бледное, белоснежное личико ее с легким сквозящим румянцем было окаймлено золотыми волнами вьющихся волос. Они выбивались капризно из-под малиновой, бархатной, унизанной жемчугом шапочки и каскадом падали по плечам; тонкие, брови лежали нежными дугами на изящном мраморном лбу; из-под длинных, ресниц глядели робко большие, синие очи, и в глубине их, как в море, таились какие-то чары, – а носик, рот, и овал личика дышали такой художественной чистотой линий, такой девственной, обаятельной прелестью, какая могла умилить и привыкшее лишь к боевым радостям сердце.

Одета девушка была в легкий зеленый костюмчик с довольно короткой юбкой.

Олег сразу оценил это, потому что «мини» идет коротконожкам, такая мода специально выдумана для них, чтобы хоть как-нибудь исправить ошибку природы. Эта же девушка разбиралась в моде, все на ней было ладно, все скромно, но скромность какая-то странная, точно с вызовом. Даже цвет костюма она подобрала так, чтобы он оттенял цвет ее больших синих глаз, отчего они становились словно бы сине-зелеными, напоминали нечто библейское.

За окнами несутся, мелькают поля, леса, перелески – скромный привет родной земли. Мелькают полустанки. Встречают и провожают деревни. Надвигаются и остаются там, в прошлом, леса, поля реки, люди. Поезд мчится в будущее. Все, что знакомо, – не жизнь. Только новое, пусть опасное, пусть трудное, пусть, пусть мучительное, только оно нужно настоящему человеку.

Поезд въехал на мост. По широкой реке медленно плывет солнце. Вдоль правого, полого берега пробирается пароход. А на холмах над рекой раскинулся город. Белеет церковь.

Олег мог неотрывно, часами глядеть в окно и смотреть на горы. А они тянулись все время, то голые, с багровыми прожилками, с синими пятнами, отвесные, словно обрубленные топором, то плотно занятые лесом, таким густым, что ни одного даже прогала не увидишь. И глядя на горы, на эту дикость он думал о будущем. Километры летят назад, как прожитые дни. А дни могут быть прожиты по-разному, и по-разному они проходят. Одни – быстро, другие тянутся.

Поезд врывается в тоннель. Тьма. Постепенно черная пустота рассеивается, стук колес становится более отчетливым, и далекие бледные звезды бегут навстречу.

Вика успела заметить за свою жизнь, что в поездах у людей появляются потому-то чудовищный аппетит и непреодолимая тяга ко сну. Газеты же если и покупались, то исключительно в хозяйских целях, как оберточная бумага; едва брали их в руки люди, расположившиеся на верхних полках, как тут же засыпали, не успев прочитать и всю страницу.

Поезд прибыл на станцию. Эта была та станция, на которой Вика вышла.

Станция похожая на вагон третьего класса, курсирующий по богом забытых линий или на товарный вагон, приспособленный для перевозки людей. Поезд замедляет ход. И вот похожий на гигантского жука электровоз замирает на месте. В вагон, в котором Олегу предстояло следовать, вошел его старый знакомый.

– Виктор!

– Олег! Старина!

Они обнялись так крепко, как могут обняться только люди, вместе перенесшие смертельную опасность. Что есть силы тискали друг друга в объятиях, топтались и сопели, бормоча какие-то ласковые слова. Потом, не отпуская рук, отпрянули, чтобы вдоволь наглядеться друг на друга.

Олегу показалось, что Виктор был больным. Постарел. Из-под панамы выбивались седые волосы, и, несмотря на еле уловимую сутулость, могучие плечи его были еще широки.

Но это был уже не тот Виктор, жизнерадостный, бодрый, веселый, не теряющий присутствия духа в самых сложных обстоятельствах. – Старина! Старина! – бормотал Виктор, расчувствовавшийся. – Ну, как дела? До смерти рад тебя видеть живым, здоровым! – Как вообще-то поживаешь? Ну, рад, рад за тебя, – говорил Виктор. – Вид отличный, глаза блестят… снова полон здоровья и радости жизни?

– Угадал, пожалуй, – согласился Олег.

– Порадуй, порадуй… я всегда завидовал твоим успехам.

В молодости Виктор был широкоплеч, с синими глазами и черными, слегка вьющимся волосами. Тогда он увлекался легкой атлетикой, хорошо плавал и бегал на лыжах. Был суетлив, подвижен, строен, как может быть строен солдат или моряк. Он вечно балагурил, болтал, рассказывал смешные истории, сыпал прибаутками. Виктор врал, но складно, пускался в воспоминания, но весело и, подмигивая левым глазом под косматой бровью, что народ уши развешивал от его рассказов.

«Такие люди, – думал Олег, – добровольно взваливают на себя беспокойную обязанность соблазнителя. Они неустанно рыщут по людным местам, завязывают интрижки в автобусе, на улице, знакомятся, упорно и настойчиво ухаживают, обращаясь с женщинами с ловкостью сапера, затем интимно беседуют по телефону, чтобы вскоре охладеть и побежать прочь в поисках нового предмета страсти?

В его низком, бархатном голосе таилась ласка, в добрых синих глазах была неизъяснимая прелесть, от этого с ним было так легко. Да, ему не откажешь в обаянии, а ведь это самое главное.