Ярослав Мудрый. Князь Ростовский, Новгородский и Киевский

С первым снегом веселые, со смехом и шутками князь и дружина седлают коней и отправляются – неизвестно куда.

Полюдье вокруг Киева давно отошло. Именем великого князя тиуны собирают установленные дани и пошлины и наполняют казну, а кто заартачится, не станет платить, тотчас нагрянет дружина, разорит, подожжет, мужей перебьет, ополонит девок и женщин и погонит на невольничий рынок в Корсунь, в Константинополь или в Багдад. Суров порядок в те суровые времена.

Ярослав в Ростовской земле первый князь. Кругом обитают свободные семьи, свободные племена. Они не знают ни князя, ни даней, ни пошлин и знать не хотят.

Этот книжник, воспитанный в тесном тереме, за высоким тыном укрепленного далеко на юге страны, ещё в первый раз отрывается от своих исторических и философских трактатов не известных здесь даже по имени греческих авторов, натягивает теплые сапоги, укрывает тщедушное тело теплым полушубком грубой овчины и верхом на коне во главе десятка воинов, готовых на грабеж и разбой, знакомится с Русской землей, которой ему надлежит хоть как-нибудь управлять.

Большей частью это звероловы и рыбари из мерян. Они селятся в низинах по берегам рек, поклоняются зверю, каждый род своему, лосю, волку или медведю, а те, кто уже держит скот, поклоняются Велесу. С началом весны, с первым выгоном скота на луга, с наступлением осени и зимы богам приносят в жертву теленка, овцу или свинью, жарят мясо на большом вертеле и пируют всем родом несколько дней.

Между ними тут и там среди болот и дремучих лесов таятся печища русских славян, которые уже понемногу уходят с Волхова и Днепра от жадности и насилия князей, таких же, как он, и торговых людей, только и думающих о том, как бы ободрать бедных тружеников как липку.

Они селятся семьями в одном большом доме или в двух-трех рядом стоящих домах. Вокруг них на десятки верст никого. Семья состоит из отца, его младших братьев, его сыновей и племянников и многочисленных внуков. В ней редко бывает меньше десятка взрослых здоровых и сильных работников, а при удаче пятнадцать и двадцать. Когда же плодовитость семьи становится ниже, в семью принимают и посторонних как равных или заключают договор с такой же соседней семьей соединиться вместе на несколько лет, чтобы потом, приглядевшись друг к другу, либо разойтись навсегда, либо жить вместе до смерти.

Занимаются они земледелием. Вблизи тихой речки в ещё не тронутом человеком, непроходимом лесу выбирают участок в одну, полторы или две десятины, сколько поднять по силам семье.

Сразу после Нового года, который празднуют первого января, вся семья от мала до велика выходит в лес, обыкновенными топорами валит громадные вековые деревья, которые достигают порой два обхвата, очищает от веток, вырубает подлесок, а женщины и дети собирают их в будущие костры. Затем дерево сушат, корчуют пни, ровно раскладывают на всем участке и жгут медленно, так, чтобы всё сгорело дотла. Весной выбирают головешки и бросают зерно. Возделывают горох, бобы, просо, кормовую вику и немного мягкой пшеницы, лишь бы хватило на хлеб.

Почвы кругом скудные – глина, песок, однако удобренные золой дают большой урожай. Лето короткое, погода неровная, то вдруг жарит и сушит, то вдруг заливает дождем, успевай поворачивайся, и поворачиваются и успевают.

Хлеб жнут серпами, муку готовят на зернотерках, траву косят косой. Держат скот. Каждая семья имеет две-три коровы, до десятка овец, до десятка свиней, до десятка бортей в лесу, несчитано кур и гусей.

В окрестных лесах зверя столько, что не надо искать, идет сам, довольно поставить петлю или устроить ловушку. В реке столько рыбы, что хоть руками лови. Для себя всё делают сами, прядут и ткут и шьют, выделывают кожи, тачают полушубки и обувь, режут посуду, из глины лепят горшки.

Всё, что ими ни делается, делается ими совместно. В добывании пищи, в выращивании скота, в изготовлении одежды и обуви, в ловле зверя и рыбы одинаково, хоть и по-разному, заняты все члены семьи, отчего права и обязанности женщины мало чем отличаются от прав и обязанностей мужчины.

Совместный труд обеспечивает им совместное владение нераздельным имуществом, как движимым, так и недвижимым, один образ жизни для всех, один очаг, один горшок, один хлеб.

Глава семьи пользуется только правом распределения, но не правом владения и отчуждения. На старости лет он может разделить имущество между сыновьями, причем им построенный дом передается им младшему сыну, при котором одряхлевший отец благополучно доживает свой век. Если же глава семьи умрет до раздела, всё нажитое имущество переходит его сыновьям в прежней форме единого, неделимого владения, а главой семьи становится либо старший по возрасту сын, либо самый распорядительный, самый умелый из них, либо наиболее сильный, который овладевает главенством по праву силы, либо старшая женщина, но в любом случае власть не дает права владения и отчуждения, а лишь право распределения всё в том же общем владении.

Все вместе не только работают, не только владеют, но вместе принимают решения на совете всех взрослых мужчин.

Немудрено, что тут вырастает странный, особенный, ни на кого не похожий, далеко не книжный народ.

Совместный труд, напряженный, тяжелый, но не чрезмерный, климат умеренный, но суровый, с коротким летом, когда день кормит год, и длинной зимой, постоянное движение, деятельность, регулярная смена времен года, надежда единственно на себя и семью, поскольку в эту глухомань на помощь никто не придет, даже если захочет, закаливает и укрепляет, вырабатывает жизнестойкость такой изумительной прочности, когда всё нипочем.

Тут вырабатываются бодрые, сильные, неутомимые люди. Они легко сносят крутые морозы, терпят лишения, легко одолевают капризы природы, перебираются через болота и большие и малые реки. Находят дорогу в непроходимом лесу.

Они крепки телом, у них широкие плечи и сильные мускулы, они легки в движении, высокого роста, стройны и ловки в движениях. У них русые волосы, голубые глаза и мужественные простодушные лица.

Им не знакомо лукавство. С кем лукавить и ради чего?

Тут ласково принимают каждого гостя, угощают щедро и радостно, провожают с пожеланием всего наилучшего. Тут не знают ни воров, ни разбойников, ни замков, ни высоких заборов. Тут двери не запираются, а двор огораживают жердями лишь для того, чтобы оберечь свой скот от диких зверей.

Они не знают ни плотского, ни иного греха. Среди них господствует целомудрие жен и мужей. От невесты требуют доказательства непорочности. Верность супругу почитается священной обязанностью.

Они ни от кого не зависят, никому не дают ни дани, ни пошлины. Им всего на свете дороже вольная волюшка, и если даже они покорятся кому, уступив силе, то покорятся притворно, а в душе так и остаются свободны, как говорится, себе на уме.

У них своя, своеобразная, независимая культура, в основании которой положены добрые и живые силы земли.

Как жизнь и добро ими понимаются засеянные поля и зазеленевшая нива. К ним обращаются они с моленьем об урожае, к силам природы, к духам добра и зла, обращаются непритязательно, просто, в любом месте, в своем доме, у ключа-родника, на лугу, на берегу ручья и реки, на поляне в лесу и, конечно, на поле, которое дает жизнь им самим, их детям, их внукам и правнукам, причем для молитвы им довольно венка из цветов, ветки березы, костра у реки, а само моленье состоит обыкновенно из хоровода, игрища, песни и пляски.

Лишь в местах общего весеннего и осеннего сбора близких соседей, ан скрещении больших и малых водных путей, очищается особое место, окруженное валом, непременно на открытом месте, на высоком холме, вблизи родника, и посреди него ставится деревянный или каменный бог.

Главными божествами они почитают солнце, огонь, источники воды и деревья как средоточие всех небесных и растительных сил. Реку, озеро, ключ они молят о том, чтобы дали вовремя дождь, четырежды на протяжении лета, а перед жатвой молят о вёдре, при этом режут кур, которых или сами едят или топят в реке, в озере, в роднике.

Под избранные деревья, стоящие на холме, приносят кашу, яичницу, пироги, поклоняются им, хлопают в ладоши, куплеты поют, которые впоследствии станут частушками. Часто украшают их лентами и расшитыми полотенцами. А дерева нет, так ставят деревянного бога.

Оттого и всюду названия по Русской земле: святое озеро, святая роща, красный бор, красная горка, девичья гора, роща Ярилина, Перунова, Велесова.

Такому богу приносится в жертву петух. Иногда его режут и тут же съедают, иногда отпускают живым. Вообще же каждый русский приносит к подножию дерева или бога то, что имеет, чаще всего мясо и хлеб. Под новый год там сжигают колоду и едят поросенка, а его зубы прибивают к стволу.

Обыкновенно деревянные боги изображают мужчину с рогом изобилия в правой руке или с громадным органом деторождения как символом урожая и бесконечности жизни. Это Род или Ярила, его младший брат, дающий жизнь всему, что ни есть на земле. Ярилу зарывают в землю в середине лета, когда прорастает брошенное в землю зерно. Большого Ярилу ставят в поле, маленькому Яриле поклоняются в доме. В честь Рода и рожаниц наполняют ковши.

Оттого это слово корнем входит в русский язык: род – народ родина – природа – рожать – урожай – родник.

За Родом следуют малые боги. Мокошь почитается как мать урожая, Лада – богиня весны, весенней пахоты, сева, покровительница брака, любви, Дажьбог воплощает солнечный свет, сын бога Сварога, в котором воплощается солнце, податель всех благ, Велес – бог богатства, обилия и скота, а также представитель мира умерших, но не враждебных живущим, потому что наши предки помогают потомкам, они заложили основу хозяйства, расчистив пашни, обжив угодья, построив дом, к им обращаются с просьбами, на место погребения приносят дары, на Велесе держится земля с хороводом людей, после жатвы благодарные люди оставляют последний сноп Велесу на бородку.

Имеется ещё множество малых, милых, нестрашных божков вроде лешего, домового или болотных кикимор. Им тоже не грех бросить крошку хлеба, сказать доброе слово или отмахнуться: сгинь с глаз долой – да и всё.

У них есть свой, хорошо рассчитанный календарь. Чертами и резами они записывают его на кувшинах, горшках или четырехгранных деревянных божках, где каждая грань соответствует времени года. Кое-где уже пользуются глаголицей. Кириллица же сюда ещё не дошла.

Их календарь состоит из двенадцати месяцев. Особо они отмечают главные события в движении Солнца, от которого зависит вся жизнь хлебороба. Это зимнее солнцестояние от двадцать четвертого декабря до шестого января, весеннее равноденствие двадцать четвертого – двадцать пятого марта, летнее солнцестояние от двадцать третьего июня до двадцать девятого и осеннее равноденствие, которое сдвигается к восьмому сентября, когда завершается сбор урожая.

Зимой жгут костры, приветствуя солнце, которое повернуло на лето, пируют, празднуют Новый год и гадают о будущем. На масленице прощаются с зимой, сжигают её чучело, горящую солому разбрасывают по полям, катают огненное колесо, расписывают яйца как воплощение жизненных сил, ездят ряженые, причем один из ряженых непременно изображает медведя, заклинают весну, забавляются кулачными играми. В июне отмечают самый любимый праздник Купалы, точка солнцеворота, разгул всех жизненных сил, время перерождения старого зерна в новый колос, раскладывают костер, непременно на берегу, с песнями, с плясками, которые призваны возбудить родящую силу, парами перепрыгивают через огонь, купаются вместе, собирают целебные травы, варят в горшке приворотные зелья, к этому дню вышивают на полотенце Купалу в окружении солнечных знаков, с увитыми колосьями головой, с руками, опущенными к плодоносящей земле. Ещё пуще гуляют в день урожая.

4

И что прикажете делать с этим народом?

Перед большой сплоченной здоровой и сильной русской семьей бессильны десять, пятнадцать, двадцать дружинников Ярослава. Чтобы их покорить, ограбить, полонить девок и баб для невольничьих рынков востока, наложить дань и быть уверенным, что эти богатыри, вооруженные рогатинами, косами и топорами, станут эти дани платить каждый год в установленный срок, надобно целое войско, которого Ярослав не имеет, а ещё прежде эти большие семьи надо найти в непроходимых дебрях дремучего леса.

Помыкавшись какое-то время, Ярослав убеждается, что полюдьем в этих оригинальных местах не проживешь. Чем тогда жить? Чем дружину кормить?

Остается единственный и куда более доступный и обильный источник дохода – торговля.

Правда, и торговля Ростова Великого на убыль идет, торговым людям остается только вздыхать и крутить головой, вспоминая прежние времена, когда к ним приплывали ладьи из неведомых стран востока и запада и оставляли немалые деньги за проход и постой и хлеб и ремонт.

А хуже всего, что в устье Которосли чем дальше, тем больше шалят, нападают на караваны и грабят, хода вниз не дают.

Собственно, князь единственно для того и нужен Ростову Великому, что он нес охрану торговых путей, без которых городу смерть.

Так Ярослав становится воином.

С весны не слезая с седла он изучает подходы к тому месту, где торговые люди Ростова Великого обыкновенно подвергаются нападению. Летом ему удается отбить набег черемис и взять немалый полон. После праздника урожая торговые люди нагружают ладьи хлебом, мехами, полоном и медом и не торопясь, с остановкой в Тимиреве спускаются вниз.

Тем времени сам Ярослав в двух ладьях со своей дружиной и охочими людьми из Ростова Великого малыми реками и короткими волоками пробирается к Волге и в сумерки сторожко двигая веслами укрывается в тени Нижнего острова. Ладьи вытаскивают на песчаную отмель. Дружинники вповалку спят под деревьями на траве.

Едва алеет восток, Ярослав поднимает свое войско. Дружинники надевают кольчуги и островерхие железные шапки, охочие люди обходятся кожаными наплечниками. Ладьи крадучись подходят к северной оконечности острова и замирают.