Четыре любви маршала Жукова. Любовь как бой

– А чего думать, – вмешалась Устинья, – надо корову брать за рога и вести на базар. Продадим ее и сруб купим. Не успеешь оглянуться, как пройдет лето, а зимой какая же стройка…

Мужчины подумали и решили, что жена Константина верно рассудила. Да и больше никаких предложений ни у кого не было.

– Верно-то верно, но одной коровы не хватит. – Константин в сомнениях покачал головой. – Наша старушка лошадь тоже нас не спасет.

На это никто не отозвался, но всем было ясно, что самое тяжелое время еще впереди. Так и поступили. Через некоторое время Константину удалось-таки достать сруб по хорошей цене. Соседи помогли его привезти и даже покрыли крышу соломой.

– Ничего, поживем и в этом, а когда разбогатеем, построим лучше, – сказала Устинья.

С наружной стороны дом выглядел хуже других: крыльцо было сбито из старых досок, окна застеклены осколками. Но семья Жуковых радовалась: какой-никакой, а все же угол.

Детство Георгия было тяжелым. Зимы были лютыми, семья едва сводила концы с концами. Больше всего Егору всегда было жалко сестру. Мария сносила невзгоды стойко, прямо как ее мать, но внешний вид ее был ужасен. Худая, бледная, Маша трудилась за двоих, и еще находила силы поддерживать брата.

1902 год, когда мальчику исполнилось семь лет, выдался неурожайным, и зерна хватило только до середины зимы, затем пришлось влезать в новые долги, когда только-только рассчитались со старыми. Заработка Константина едва хватало на хлеб. Благо соседи были добрые – угощали то пирогом, то щами. Вот такая традиция в русских деревнях – помогать ближнему в трудную минуту. Друг Константина и еще несколько мужиков приходили и латали дом, когда совсем было невмоготу.

Так и неслись дни. Наступила весна, и жить стало легче. Дела у Жуковых пошли в гору: стали ловить рыбу в реках Огубляйке и Протве. Огублянка – небольшая речка, мелководная, сильно поросла тиной. Выше деревни Костинки, ближе к селу Болотскому, где речка брала свое начало из мелких ручейков, места были очень глубокие, там и водилась крупная рыба. В Огублянке, особенно в районе деревни, где жили Жуковы, и соседней деревни Огуби, было много плотвы, окуня и линя. Егор с отцом вылавливали его корзинами. Случались очень удачные дни, и он делился рыбой с соседями за их щи и кашу.

Походы на реку очень сблизили отца и сына. В такие дни они много говорили, мечтали, строили планы, хоть и знали, что им не суждено сбыться, смеялись и даже пели песни. Мальчик чувствовал себя счастливым, забывая про пережитые невзгоды.

Ночами, конечно, все равно было страшно и тревожно. Из головы никогда не шел образ без времени постаревшей матери с вечно красными глазами. Устинья старалась не показывать слабостей на людях, но жили-то в тесноте, и разве тут спрячешься?.. Однажды Егор, войдя в дом, увидел, как мать сидит за столом, низко склонив голову, а плечи ее сотрясаются от беззвучных рыданий. Ее сгорбленная, напряженная спина навсегда сохранилась в памяти Егора. Тогда он не подошел, не утешил мать. Трусливо съежившись, он тихо выскользнул за дверь и потом много лет корил себя за проявленное малодушие.

Иногда Егор ходил на рыбалку с ребятами – обычно в район Михалевых гор. Дорога вилась через густую липовую рощу и чудесные березовые перелески, где было немало земляники и полевой клубники, а в конце лета – много грибов. В этой роще мужики со всех ближайших деревень драли лыко для лаптей, которые в деревне звались выходными туфлями в клетку.

Но настала пора, и кончилось детство, хоть и слишком рано. Однажды Константин сказал сыну:

– Ну, Егор, ты уже большой – пора и тебе браться за дело. Я в твои годы работал не меньше взрослого. Возьми грабли, завтра поедем на сенокос, будешь с Машей растрясать сено, сушить его и сгребать в копны.

Егор ничего не ответил, только кивнул, а наутро сделал все, как велел отец.

Вообще раньше мальчика брали на сенокос взрослые, и ему там нравилось. Но теперь неожиданно пришло осознание, что развлечения кончились. Теперь Егор туда ехал, чтобы трудиться наравне со всеми. Его охватила гордость при мысли, что он тоже будет участвовать в настоящей жизни деревни и семьи, будет отвечать за свой участок работы. Наконец он станет полезным. На других подводах видел своих товарищей-одногодков, также с граблями в руках.

Работал Егор очень старательно, но, кажется, перестарался: на ладонях быстро появились мозоли. Мальчику было стыдно в этом признаться, и он терпел, пока мог. Наконец мозоли прорвались, и работать Егор больше не мог.

– Ничего, пройдет! – воскликнул отец и стал лоскутом перевязывать сыну ладони.

После этого случая Егор несколько дней не мог взять в руки грабли и просто помогал сестре сгружать сено. Остальные ребята над ним смеялись, однако прошло несколько дней, и мальчик снова стал трудиться наравне со всеми.

Когда подошла пора уборки хлебов, мать сказала:

– Пора, сынок, учиться жать. Я тебе купила в городе новенький серп. Завтра утром пойдем жать рожь.

Поначалу все складывалось неплохо, но вскоре бедного Егора вновь постигло разочарование: он слишком торопился, переживал и случайно резанул себя серпом по мизинцу на левой руке. Устинья очень испугалась, да и сам Егор – тоже. Хорошо, что соседка, тетка Прасковья, которая оказалась рядом, приложила к пальцу лист подорожника и крепко перевязала его тряпицей.

Этот рубец на мизинце останется у Георгия на всю жизнь – будет напоминать о годах, прожитых в деревне, о детстве и о матери.

* * *

Лето пролетело быстро – в трудах и заботах. За этот период Егор очень окреп и приобрел солидный опыт полевых работ.

Осенью для всех ребят наступила очень ответственная пора – они готовились идти в школу. Готовился и Егор. Даже позаимствовал у сестры букварь и выучил буквы, которые были крупно напечатаны на обветшалых страницах.

Из деревни, в которой жили Жуковы, в этом году в школы должны были пойти еще пять мальчишек, среди которых был закадычный друг Егора, Лешка Колотырный. «Колотырный» – это было его прозвище, а настоящая фамилия – Жуков, как ни странно. Жуковых в этой деревне было хоть отбавляй. Однофамильцев различали по именам матерей. Егора и Машу звали Устиньины, других – Авдотьины, третьих – Татьянины. Так и жили.

В деревне Величково находилась маленькая церковно-приходская школа, в которой должны были учиться ребята. Там же учились дети из еще четырех окрестных деревень.

Егор с нетерпением ждал начала занятий, предвкушая новую и интересную жизнь. Многим купили настоящие ранцы, а Егору и Лешке сшили холщовые сумки, куда помещались тетрадки и учебники.

Егор поначалу расстроился и заявил, что с такими сумками ходят только нищие и он не будет позориться. На это Устинья ответила:

– Ничего, переживешь. Вот заработаем с отцом денег и тогда уж купим тебе настоящий ранец, а пока обойдешься и сумкой.

Делать нечего – пошел Егор в школу с тем, что было.

Отводила брата в школу Маша, она уже училась во втором классе.

В классе, куда попал Егор, было пятнадцать мальчиков и тринадцать девочек. Девочки все как на подбор симпатичные.

В первый день учебы они познакомились с учителем, Сергеем Николаевичем Ремизовым, который рассадил всех по партам: девочки оказались с левой стороны, мальчик – с правой.

Здесь Егора ждало еще одно разочарование. Он очень хотел сесть за одну парту с Лешкой, но учитель не разрешил. Сказал, что Лешка слишком мал ростом, и посадил его за первую парту; к тому же Лешка не знал ни одной буквы.

В результате Егор оказался за последней партой.

На перемене Лешка подошел к другу и утешил его:

– Не боись. Я умный. Я быстро все буквы выучу, читать стану, и уж тогда нас посадят за одну парту.

Но этого так и не случилось. Леша постоянно был в числе отстающих. Часто его за незнание уроков оставляли в классе после занятий, но он был на редкость безропотным парнем и не обижался на учителей. Никогда нельзя было от него услышать бранного словечка или жалобы. Лешка безропотно сносил наказание, как будто понимая, что достается ему за дело.

Сергей Николаевич был хорошим человеком, добрым и справедливым, великолепным учителем, он никогда не повышал голоса на ребят, никого не бил, а ученики платили ему уважением и послушанием.

В этой же школе работал и отец Ремизова, тихий и добрый старичок. Он был священником и преподавал в школе Закон Божий. Странно, но сам Сергей Николаевич в Бога не верил и в церковь ходил ради приличия, чтобы дурную молву не привлекать. А еще у Сергея Николаевича был брат, Николай Николаевич, врач. Так он тоже оказался безбожником. Вот оно как случается…

Вскоре выяснилось, что у Егора и Леша хорошие голоса, и их определили в школьный хор.

Так и учились – потихоньку-помаленьку. Прошел год. Большинство ребят перешли во второй класс с хорошими отметками, и только Лешка остался в первом, так как, несмотря на усилия учителя и одноклассников, у него была двойка по Закону Божьему.

Сестра Егора тоже училась плохо и осталась во втором классе на второй год. Отец с матерью решили, что ей надо бросать школу и браться за домашнее хозяйство. Маша горько плакала и доказывала, что не виновата и осталась на второй год только потому, что пропустила много уроков, ухаживая за Алешей, когда мать уезжала из дома. Брат заступался за сестру и говорил, что другие родители тоже работают, ездят в извоз, но своих детей никто из школы не забирает и все подруги сестры, например, будут продолжать учебу. В конце концов Устинья согласилась. Маша обрадовалась, и Егор тоже был счастлив.

Брату и сестре было жалко родителей; они понимали, как тяжело приходится Устинье и Константину. Вновь наступали тяжелые времена. Отец присылал из Москвы все меньше денег, мать переживала. Соседи жаловались, что не только отец Егора и Маши стал плохо зарабатывать. Всем платили мало, и многие семьи были вынуждены голодать.

Как-то отец приехал в деревню. Егора тогда еще поразил его вымученный вид. Лицо Константина было бледным, осунувшимся и каким-то сморщенным. Спина сгорбилась, в глазах не было искорки. «Он просто устал, – решил тогда мальчик. – Все же дорога дальняя». Константин именно устал – от жизни, от забот, от рабского труда.

Егор и Маша были рады видеть отца. Они бросились к нему, обняли и стали ждать гостинцев. Однако отец сказал, что ничего на сей раз привезти не смог. Он приехал прямо из больницы, где пролежал после операции аппендицита двадцать дней, и даже на билет взял взаймы у товарищей.

Отца Егора уважали в деревне, считались с его мнением. Обычно на сходках, собраниях последнее слово принадлежало ему. Егор и Маша очень любили отца, и он часто их баловал. Но бывали случаи, когда и строго наказывал Егора, даже бивал ремнем, требуя, чтобы мальчик просил прощения. Однако Егор был на редкость упрямым ребенком – он всегда терпел.

Однажды Константин задал сыну такую порку, что тот убежал из дому и трое суток жил у соседа в конопле. Кроме Маши, никто не знал, где Егор. Они договорились, чтобы не выдавала брата и носила ему еду. Егора искали повсюду, но он хорошо спрятался. В конце концов соседка случайно обнаружила мальчика и привела его домой. Отец побил Егора, но затем простил.