Итальянские разбойники. Ньюстедское аббатство (сборник)

– Если бы только вашему превосходительству угодно было войти в дом…

– Нет, нет и нет! Я говорю тебе: нет! Мне ничего не нужно кроме свежих лошадей, и как можно скорее! Джон! Похлопочи, чтобы скорее привели лошадей и чтобы нас не задержали здесь на два или три часа. Скажи хозяину, что если он заставит меня слишком долго ждать, то я подам на него жалобу почтмейстеру.

Джон надел шляпу и пошел исполнять приказание своего господина со свойственной английским слугам молчаливостью.

Англичанин между тем вышел из кареты и принялся ходить взад и вперед перед гостиницей, засунув руки в карманы, не обращая внимания на толпу, которая дивилась на него и его экипаж. Он был высок и складен, опрятно одет и носил небольшую шляпу пряничного цвета.

В выражении его лица сквозило какое-то неудовольствие, происходившее отчасти от того, что он еще не обедал, отчасти от того, что он за час сделал не более семи английских миль*, не имея, правда, особой причины торопиться, кроме обычного желания англичан скорее достигнуть цели своего путешествия или для того, чтобы иметь возможность употребить свою любимую поговорку – «ехать быстрее и дальше». Может быть, он сердился еще и потому, что вынужден был на каждой станции весьма подолгу дожидаться лошадей.

Немного спустя, со смущенным взором, из конюшни пришел слуга.

– Готовы ли лошади, Джон?

– Нет, сэр, такого места я сроду не видал. Здесь нельзя быстро исполнить ваших приказаний. Лучше бы было, ваша милость, если бы вы изволили войти в дом и приказали подать себе обед, ибо, вероятно, нам еще долго придется дожидаться отправления в Фонди.

– Черт побери этот дом! Я не хочу есть, – возмутился англичанин, – еще и потому, что желаю позлить хозяина!

– Говорят, ваша милость, что опасно так поздно ехать, – отвечал Джон. – Уверяют, что на дороге частенько можно встретить разбойников.

– Это пустая болтовня, нужная для заманивания на ночь постояльцев в гостиницу.

– Эстафета, которая нам попалась навстречу, была остановлена большой шайкой разбойников, – отвечал Джон, повышая голос при каждой подробности.

– Я этому не верю.

– Они отняли у гонца его брюки, – сказал Джон, ощупывая при этом свой пояс.

– Это все вздор.

В это мгновение смуглый молодой человек подошел поближе, учтиво заговорил с англичанином на плохом английском языке и пригласил его к обеду, который еще готовился.

– Весьма благодарен, – сказал англичанин, опуская еще глубже руки в карманы и взглянув с тревогой на молодого человека, словно опасался лишиться своего кошелька.

– Мы почтем за большую честь, если вы примете наше предложение, – сказала молодая дама с довольно мягким венецианским говором. Голос ее звучал привлекательно и мелодично. Англичанин взглянул на нее: ее красота была еще привлекательнее ее голоса. Лицо англичанина тотчас потеряло суровость. Он учтиво поклонился и сказал:

– С большим удовольствием, синьора.

Желание немедленно ехать дальше и не обедать до приезда в Фонди, чтобы наказать хозяина, было тотчас забыто; Джон пошел выбирать своему господину хорошую комнату, чтобы остановиться здесь на ночлег.

Из кареты принесли все необходимое. Множество чемоданов, шкатулок, портфелей, туалетных принадлежностей, более затрудняющих путешественника, нежели ему необходимых, были отнесены в отведенную ему комнату. Среди зевак, выглядывавших из дверей и одетых в большие, темного цвета плащи и сверкавших ястребиными глазами, многие отпускали замечания, что такого запаса хватило бы на целое войско. Даже прислуга гостиницы с изумлением обсуждала богатый туалет, с множеством золотых и серебряных принадлежностей, и кошелек с золотом, заманчиво звеневший в тот момент, когда его вынимали из чемодана. Целый вечер во всем городе Террачине не было других разговоров, как только о богатстве чужестранца и сокровищах, которые он вез с собой.

Понадобилось немало времени, пока англичанин завершил свой туалет и оделся к столу. После долгих трудов и усилий он наконец появился. Жесткий галстук и с особым вкусом сшитое платье были безупречены: на них не было ни пылинки. Войдя в комнату, он весьма учтиво, на английский манер, поклонился молодой венецианке. Его поклон, однако, показался ей суховатым, поскольку она привыкла к своим, более живым обычаям.

Ужин, как назвал его итальянец, или обед, как назвал его англичанин, был к тому времени совершенно готов. Небо, земля и вода были призваны на подмогу, чтобы этот обед приготовить, поскольку на стол были поданы и птицы, что летают по воздуху, и дичь, что обитает в полях, и рыба, что плавает в море. Кроме того, слуга англичанина, желая приготовить своему господину его любимый бифштекс, поставил с ног на голову всю кухню; он явился туда с кетчупом, соей, кайенским перцем, гарвейским соусом и бутылкой портвейна, запасов которого его господину хватило бы, чтобы объехать вокруг света. Однако обед оказался обычной смесью итальянских блюд, вкус которых требует серьезного улучшения. Супница с супом походила на Черное море: печенка и потроха самой разнообразной дичи плавали там, подобно обломкам кораблей. Тощее крылатое существо, которое хозяин называл пуляркой*, по-видимому, окончило свою жизнь сухоткой*. Макароны пахли дымом. Бифштекс был из старой говядины. Потом принесли блюдо с жареными угрями, которых англичанин начал поглощать с большим аппетитом, но он тотчас потерял всю охоту к еде, как только узнал, что это ужи, отловленные в скалах Террачины и почитаемые здесь за большой деликатес.

Во время обеда начался оживленный разговор о разбойниках, которые наводили ужас на молодую даму венецианку. Хозяин и прислуга вмешались в эту беседу с особым рвением и нарассказывали такую бездну ужасных историй, что бедная итальянка совсем потеряла аппетит.

Англичанин, питавший врожденное презрение ко всему, что он называл особым термином «вздор», слушал эти рассказы со скептической улыбкой, выражавшей недоверие. Слово за слово, речь дошла до школы в Террачине, уничтоженной разбойниками. Причем они убили одного очень смелого юношу, чтобы родители других молодых людей не медлили с выплатой затребованной суммы. Вторым последовал рассказ о том господине в Риме, который получил по почте ухо своего сына с угрозой, что в дальнейшем он будет получать и другие части тела – до тех пор, пока сполна не уплатит выкупа.

Красивая венецианка невольно содрогалась во время рассказов; хозяин же все более усердствовал в перечислении жутких историй, как только заметил их действие. Едва он хотел начать рассказ о несчастье одного богатого английского лорда и его фамилии, как вдруг англичанин встал и объявил, что все эти повести лишь выдумка суеверных крестьян и хитрых содержателей гостиниц. Хозяин очень обиделся, что не захотели верить его словам, и привел в подтверждение сказанного еще с дюжину ужасных историй.

– Ничему из того, что ты тут врал, я не верю! – воскликнул англичанин.

– Но многие разбойники уже пойманы и наказаны!

– Все это вздор.

– Но разве не висят их головы вдоль больших дорог?

– Это черепа, валявшиеся несколько столетий на кладбище.

Хозяин пошел из комнаты, ворча:

– Святой Януарий! Какие странные люди эти англичане!

Новый шум во дворе гостиницы возвестил о прибытии многочисленных путешественников. Или, точнее сказать, крик, стук копыт, шум колес и многоголосый говор в самом доме и на улице не оставляли сомнений, что вновь прибывшее общество весьма велико.

Как оказалось, это был прокаццио, некий род каравана, который в определенные дни перевозит товары из одной местности в другую и сопровождается несколькими солдатами, чтобы в случае необходимости отбиться от разбойников. Нередко этим пользуются одинокие путешественники, чтобы обезопасить себя, и подчас к каравану присоединяется целая вереница карет.

Прошло изрядное время, прежде чем хозяин и прислуга вернулись назад, поскольку были вынуждены бегать то туда, то сюда, пока доносились шум и крики, всегда воцаряющиеся в итальянских гостиницах при прибытии большого числа гостей.

Когда хозяин вернулся, на его лице сияла торжествующая улыбка.

– Может быть, – сказал он, убирая со стола, – синьор еще не слыхал, что случилось?

– Ну и что же? – спросил англичанин сухо.

– Итак, прокаццио привез известия о новых бесчинствах разбойников!

– Ха-ха!

– А еще новые известия об английском милорде и его семье, – сказал хозяин торжествуя.

– Об одном английском лорде? О каком же английском лорде?

– О милорде Поппинсе.

– Лорд Поппинс? Я сроду не слыхал такой фамилии.

– Мой бог! Богатый дворянин, который недавно останавливался здесь с женой и дочерями, служащий, один из первых членов суда в Лондоне, наместник!

– Наместник… наместник? Ха! Это, верно, должно означать «мэр».

– Господи! Мэр Поппинс и принцесса Поппинс, синьорина Поппинс! – объявил хозяин.

Он уже хотел начать подробное описание, но англичанин, утомленный этим рассказом и не хотевший ни слушать, ни верить его историям, приказал ему поскорее убрать со стола.

Впрочем, язык итальянца не скоро перестает болтать, и содержатель гостиницы, убирая остатки обеда, продолжал бормотать, и последние отголоски его рассказа, которые терялись в шуме его тяжелых шагов, были повторением его любимого слова – Поппинс-Поппинс-поп-поп-поп-пинс.