Ложь

Ложь
Вероника Тришь

Лучшую подругу старшеклассницы Элизабет находят мертвой. Полиция сообщает, что девушка сама приняла яд, но друзья погибшей уверены в том, что это неправда. Молодым людям предстоит самим узнать истину и понять, кто совершил убийство.Но что делать, если расследованию мешают личные отношения между Элизабет и старшим братом погибшей, жестоким и эгоистичным Шоном? Как компании друзей раскрыть преступление без посторонней помощи?И что если убийца среди них?…

Глава 1

За окном идет дождь, маленькие капельки стучат по запотевшему стеклу и медленно стекают вниз…

Мне всегда нравилось такая погода: я любила сидеть на подоконнике с чашечкой кофе, наблюдая за тем, как колышутся листья, ветки прогибаются под силой ветра, а люди, скрывая свои лица за зонтами, непременно куда-то спешат. Создавалась особая атмосфера. В такие моменты время для меня останавливалось, я могла сидеть часами, погружаясь в мысли, которые, правда, исчезали так же быстро, как и появлялись, или просто слушать шум бушующей природы. Когда дождь заставал меня на улице, я не спешила укрыться от него: поднимала голову к небу, всей грудью вдыхая аромат свежести, ловила языком водяные капли.

Она научила меня этому: радоваться дождю, солнцу, капелькам росы…

Сейчас все по-другому. Мне ненавистен этот дождь. Чувство утраты теперь становится почти осязаемым.

Ева, ты любишь дождь и именно поэтому…

Одинокая слеза пробегает по моей щеке.

Любила.

Ты слишком любила жизнь. Ничто не смогло бы тебя заставить добровольно уйти. Кого угодно, только не девочку, которая каждый вечер любуется закатом, радуется пению птиц и обожает танцевать под дождем. Блеск в твоих глазах не угасал до самого последнего дня. Я ни за что не поверю, что ты убила себя.

Дрожащими руками я беру записку и перечитываю ее снова.

«Я больше так не могу. Слишком тяжело. Прости, Лиззи…

Хочу, чтобы ты знала: я люблю тебя, как родную сестру. Спасибо за все!

Ева.»

У нас никогда не было друг от друга секретов. Почему ты не рассказала о том, что тебя мучает? Почему!? Что могло причинять тебе такую боль? В твоей жизни не было ни одного изъяна: доверительные отношения с родителями, настоящая дружба, взаимные чувства, отличные оценки. Даже если что-то шло не так, как нужно, ты очень редко расстраивалась, считала, что все к лучшему. Я помню.

На твое первое свидание мы вместе подбирали одежду и делали тебя макияж, наверное, часа два, но по пути к парку тебя с ног до головы облил грязью грузовик, а времени до назначенной встречи оставалось всего ничего. Тогда ты зашла к своей бабушке, дом которой находился ближе всего, приняла душ, смыла макияж и надела простенькое платьице, которое нашла на своих старых полках. По твоим словам, вечер не был испорчен, даже более того, он прошел бесподобно. Ты назвала этот день одним из самых счастливых в своей жизни…

Стук в дверь.

– Входи, – произношу я, не отводя взгляд от серого неба за окном.

Скрип дверцы, не громкие шаги, и напряженная тишина.

– Ты голодная? Может, заказать еду? – слышу я бархатный, наигранно мягкий женский голос.

– Не хочу, – отвечаю я довольно грубо.

– Ты не ела уже несколько дней…

Я поворачиваю голову.

– Это для тебя удивительно?

Мама стоит чуть ближе дверного проема: невысокая женщина с прямыми темными волосами и правильными чертами лица, в хорошо выглаженном офисном костюме, выгодно подчеркивающем все достоинства фигуры. Я очень похожа на нее внешне: лицо в точности такое же: большие глаза, высокие скулы и пухловатые губы, и телосложение одинаковое: узкие плечи, небольшая грудь, осиная талия и округлые бедра. Но не смотря на это мы с ней совершенно разные люди, с разными характерами и системой ценностей. У нее всегда была на первом месте карьера, выгода, деньги. Она оправдывает это тем, что старается ради меня, хочет, чтобы в моей жизни все было, но никак не может понять, что BMV, айфон последней марки и путевки на острова никогда не заменят материнской любви и ласки.

– Я понимаю, что тебе сейчас тяжело. Вы с Евой десять лет дружили. Но нужно жить дальше.

В ее голосе появляется едва слышная неконтролируемая напористость. Командный тон, выработанный за годы общения с подчиненными. У мамы свой бизнес, который передал ей мой дедушка: нефтепромышленная кампания. Нужно сказать, она успешно им управляет, но только на меня ей времени не хватает. Она считанные разы появлялась на родительском собрании, не водила меня в парк, не помогала с уроками и не ходила со мной по магазинам одежды. Вместо этого она нанимала специальных людей: нянек и стилистов до тех пор, пока я не стала достаточно самостоятельной, чтобы справляться самой.

И сейчас она говорит мне шаблонные фразы, пытается проявить заботу, но не обнимет, не сядет рядом, не послушает шум дождя вместе со мной.

– Я должна поехать на две недели к новому месторождению для его исследования. Но останусь здесь.

– Не стоит, – говорю я, – Я в состоянии справиться сама.

– Это не обсуждается, – уверенно отвечает она.

Я пожимаю плечами.

– Как хочешь.

Мне начинает надоедать этот бессмысленный диалог.

– Через час я должна быть возле центрального кладбища. Мне нужно одеться и привести себя в порядок.

Я пристально смотрю в глаза матери. Она тихо вздыхает, бросает на меня последний взгляд и выходит из комнаты.

Я тут же жалею об этом: как только я остаюсь одна, ноющая боль затмевает все другие чувства.

Ева, я не хочу верить в то, что больше никогда тебя не увижу. Мне кажется, что ты вот-вот позвонишь мне или войдешь в дверь и начнешь весело о чем-то рассказывать. Бренден подарил цветы… Хлоя смешно ответила сделавшему ей комплимент незнакомцу… мама приготовила вкусный шоколадный торт с ванильным кремом и черникой… зайду ли я к вам в гости?…

Я качаю головой, спрыгиваю с подоконника и иду в гардеробную. Беру вешалку с первым попавшимся черным платьем и черные полусапожки, неторопливо шагаю по направлению к ванной комнате.

Как жаль, что вода не может смыть боль.

Я не узнаю себя в зеркале. Болезненная бледность, опухшие глаза, растрепанные волосы. Но, что еще более значимо, я ничего не хочу с этим делать. Зачем?

Вернувшись в комнату, уже полностью готовая к выходу: в темно-синем расклешенном платье, собранными в косу волосами, черным ободком и нехотя нанесенными на лицо румянами и тенями, я резким движением закрываю шторы, ограждая себя от неприятного зрелища, и оглядываю комнату, пытаясь найти ключи от машины. Я никогда их не теряла, всегда клала на место в сумку, но сегодня их там не нашла. Слишком невнимательна… рассеяна… Так нельзя. Скоро начнется учеба.

– Элизабет! – откуда-то доносится мамин голос, – За тобой приехал Шон.

Пульс резко учащается, ногти больно впиваются в ладонь.

Шон Уайт… от звука его имени по коже пробегают мурашки. Я сделала бы все, что угодно, лишь бы его сейчас не видеть.

– Какого черта, – произношу я вслух.

Ева познакомила меня со своим братом через какое-то время после того, как мы начали общаться: мне было семь, а ему десять. Сначала он отнесся ко мне равнодушно, но все изменилось в тот момент, когда я случайно испачкала тортом его рубашку. Так и началась наша вражда. Первое время он просто всем своим видом показывал свое превосходство и неприязнь ко мне: дразнил, забирал игрушки, обзывал. Но наша с Евой дружба была очень крепкая, ее противный брат не мог заставить меня проводить с ней меньше времени. Я очень часто приходила к ней домой или оставалась на ночевку. Ее родители хорошо ко мне относились, при них Шон немного затихал, ну или продолжал делать пакости, только исподтишка. Он очень любил Еву, но, тем не менее, даже ее просьбы остались неуслышанными. Чуть повзрослев, Уайт стал применять другие методы: публично унижал, заставлял людей отворачиваться от меня. Я не могла понять только, за что… Он изменил меня: от доброй и мягкой девочки не осталось ни следа. Я стала жестокой, научилась отвечать колкостями и задевать за живое, ведь только так я могла защититься. Когда Шон выпустился из школы, я выдохнула с облегчением. Ему купили квартиру, он стал жить своей жизнью, и мы виделись намного реже. Случайные встречи все же были: иногда он со мной здоровался со странной ухмылкой на лице, говорил что-то обидное, а в другой раз и вовсе не замечал. Так же мы виделись на семейных праздниках: новый год, дни рождения и любые другие торжества я отмечала с семьей Евы. Последнее: день рождение Лессы, ее мамы. В тот день Шон сел рядом со мной, из-за чего я не могла расслабиться и наслаждаться праздником. За годы общения с Уайтом у меня выработался рефлекс: всегда быть начеку рядом с ним, всегда быть готовой к нападению. Нет, это не страх, но что-то подобное. Что-то, способное вызвать адреналин и соответствующую ему реакцию тела. И Шон, уверена, прекрасно знал об этом, и пользовался. Ему доставляло удовольствие наблюдать за моей реакцией на его слова или действия.

Я спускаюсь вниз, и возникает ощущение, будто каждый шаг приближает момент чего-то неизбежного.

Он стоит возле двери, в черной рубашке и брюках, его волосы лежат в хаотичном беспорядке, вот только глаза… они холодные, пустые.