Представление продолжается…

П. Я не жалел и не жалею ни о чём.

Да, я – бродяга.

Что ж, —

значит, так и надо.

* * *

Завидую поэтам и писателям, у которых дома есть кабинет или уголок, в котором они творят.

Там всё – пишущая машинка, ручки, блокноты, книги – имеет свои постоянные места.

Привычная обстановка и уют располагают к творчеству.

Я мечтаю о постоянном доме.

В моём распоряжении только цирковые гостиницы…

Мой стол завален мятой, исписанной бумагой, словно верстак плотника – ворохом стружки, здесь порой клочок случайной бумаги и огрызок карандаша могут оказаться мудрее пухлой коленкоровой тетради и ручки с золотым пером. А расшатанная гостиничная койка дарит удивительные цветные сны…

Я езжу, езжу, езжу… Брожу по свету, словно ищу Что-то…

Каждые месяц-два – новый город, новые знакомства, новый цирк. Новые ощущения. Всё по-новому, как в первый раз…

Мои впечатления умещаются в узких строках машинописного текста, и получается нечто вроде репортажей.

Это репортажи кочевой жизни.

О любви. И обо всём, что нас, цирковых, окружает.

Это лирические миниатюры о цирке. О его людях. Обо мне.

Это – репортажи моей души.

* * *

Цирк – искусство искреннее.

Искренность в пластике рук, – ибо руки не лгут.

Она в загнанном от перегрузок сердце.

Но цирк двулик.

Ты, Зритель, видишь парадную сторону, – наши улыбки, наш успех.

Это – «Аверс»…

Мы тщательно прячем вздувшиеся вены и жилы. Крепимся, улыбаясь, когда больно. Выходя к Тебе, будничное, вчерашне-сегодняшнее, оставляем за кулисами.

Грим и блёстки скрывают то, что зовётся «Реверсом». Это наше, сокровенное. Иначе, какие же мы лицедеи, чародеи-волшебники.

«Реверс» – «Аверс», проще – «Решка» – «Орёл». Как у монеты. К тебе эта монета падает всегда одной стороной.

Иначе ей – грош цена.

* * *

От кукольного театра цирк отличается тем, что в нём нет ни одной ширмы.

Мы, цирковые, всю жизни играем самих себя. Самая трудная роль…

Манеж, как распростёртая ладонь, открывает все достоинства твои и удесятеряет силу твоих же недостатков.

Здесь, на дне этой тринадцатиметровой чаши, нет ничего, что могло бы скрыть твою суть.

И пусть наши души прикрывает улыбка профессионала, а суть тела скрыта под лучезарными блёстками, – Его Величество Зритель всё видит.

Ведь от кукольного театра цирк отличается тем, что в нём нет ни одной ширмы.

* * *

Кто же они – Цирковые?..

Какие Они?..

Я работаю с ними и живу среди них.

Но не могу ответить на эти вопросы: кто Они, какие Они?

…Сейчас его мышцы сократятся, станут упругими, словно струна, – и тело зазвучит, как совершенный музыкальный инструмент, заработает, как хорошо отлаженная машина.

Каждый рельеф – кусочек смальты из мозаики развитого тела. Каждое движение, – будь то взмах руки или рывок на трапеции под купол, – это музыка. И она звучит! Звучит в теле гимнаста и в сердцах зрителей.

Ещё час назад тело томилось под рубашкой, брюками, пальто. А сейчас – это ожившая античная скульптура, торжествующая под куполом.

Но цирк есть цирк.

Однажды тело воздушного гимнаста вылетает за предел спасительной сетки-страховки…

Надо иметь мужество, чтобы выйти на манеж и продолжить представление. После Этого.

Даже если ты не «воздушник», а «наземный» клоун или жонглёр.

И Они выходят.

Мотаются по свету, кляня судьбу. Летают и падают…