Кольцо Уракары

Удалось. Выиграно не менее двух секунд. Луч рубанул по тому месту, где мы только что были. Я очень ясно представил, как, получив сигнал «Промах», сразу же включилась электроника поиска. И через секунду всей кожей почувствовал, что нас нашли. Крутнулся в обратную сторону. Земля ощутимо приблизилась. Альфред сзади что-то вопил – я не старался вслушиваться: ничего толкового он в таких условиях придумать не мог. Всегда сопровождавший Альфреда камердинер, до сих пор безмятежно дремавший на заднем левом сиденье, пробудился, но – дисциплинированный – не кричал, только икал – зато необычайно громко. Наверное, от страха. Мне сейчас бояться было некогда. Два промаха. Там, на спутнике, компьютер уже все учел, включая скоростные и маневренные возможности нашего агралета, и в третий раз уж постарается не промазать.

– Призму! – крикнул я Аргону, одновременно переключая все свое внимание на поверхность земли под нами; то была опушка реденького соснячка, и вдоль нее проходила узкая дорога явно местного значения; жилья вблизи не наблюдалось, только между соснами мелькал скользун, почему-то не пользовавшийся дорогой. Может, его седоки подыскивали место для пикника.

– Призму же!..

Мог бы и не кричать. Напарник оценивал положение не хуже меня. И уже высунулся из верхнего люка. Я сманипулировал управлением и на секунду завис; этого времени Аргону должно было хватить. И хватило. Воздух над нами, повинуясь мощному выбросу энергии, осуществленному Аргоном, сгустился в трехгранную призму. Удерживать его в таком состоянии можно было лишь краткие мгновения, но этого оказалось достаточно: луч ударил, точно нацеленный в центр нашей кабины, вошел в призму, отклонился, и на выходе из нее отклонился вторично – и ушел далеко в сторону. Внизу, на земле, что-то вспыхнуло, взрывная волна, не очень сильная, слегка тряхнула нас – но это были уже пустяки. Используя время, нужное лазеру для новой накачки, я резко бросил машину вниз и чуть в сторону, чтобы не опуститься туда, где дымным пламенем горел невинно пострадавший скользун. Я мельком пожалел его экипаж – но я отвечал не за их безопасность. Я сработал антигравом в метре от земли, погасив таким способом большую часть вертикальной скорости; у всех прибавилось синяков – но это было наименьшим из зол.

– Под деревья! – скомандовал я, помогая неповоротливому Телу поскорее покинуть кабину. Других укрытий поблизости не было, да и деревья были не из лучших в такой ситуации: сосны; я предпочел бы развесистые дубы, но выбирать не приходилось. Я заставил Тело бежать с такой прытью, какой оно наверняка не показывало за последние лет тридцать, а то и больше. Альфред хрипел и стонал, но послушно размахивал ляжками, спотыкаясь даже реже, чем я ожидал. Инстинкт самосохранения все-таки – великое благо. Мы добежали до намеченной мною сосны, самой толстой из тех, к которым могли успеть. Угол, под которым нас обстреливали, был ясен, и мы укрылись за стволом с нужной стороны. Дерево, к которому бежали Аргон с камердинером, стояло на пару секунд дальше нашего. И этих двух секунд хватило для новой беды – четвертой по счету.

Лазер за это время успел перезарядиться и снова ударил лучом. Ударил по-прежнему по нашему агралету. Со зла – иначе я не мог объяснить этого: вряд ли можно было предполагать, что мы станем дожидаться в машине, пока нас достанут. Похоже, у компьютеров есть свои эмоции – или же они просто глупы, что лично мне кажется более вероятным. На этот раз никто не помешал расправе. Наш летун загорелся. К счастью, агралеты не используют химического топлива – иначе рвануло бы так, что осколки металла могли бы накрыть нас; но загорелся пластик, из которого машина в основном и состояла. В этом опасности для нас не было; но одновременно в пылавшем поодаль скользуне, где до сей поры горели только батареи, начались мелкие и частые взрывы; так рвутся патроны, попадая в пламя.

Аргон с камердинером на бегу решили, видимо, что взрывы начались в агралете, к которому они были куда ближе, чем к пострадавшему скользуну. Хотя моему напарнику следовало знать, что ничего такого мы с собою не везли. Наверное, инстинкт сработал быстрее рассудка; оба бегуна бросились на землю, стремясь, по-видимому, переждать разлет осколков и всего прочего. На сей раз инстинкт подвел.

Подвел – потому, что никаких осколков не было. Тем более – от агралета, горевшего медленно, трудно и без детонаций. Настоящая же опасность летела от пылавшего скользуна и с осколками имела мало общего.

Когда у нас в минуты безделья речь заходила о вариантах ожидавшего нас будущего, Аргон обычно заявлял, что с этим миром расстанется в преклонном возрасте и непременно от сердечного приступа, без всякого предварительного розыгрыша: раз – и нету, даже испугаться не успеешь. Не знаю, успел ли он испытать испуг на сей раз; но насчет сердечного приступа он был прав. Сердце его было взято приступом, мгновенной и сосредоточенной атакой той самой серии, о которой я уже наговорил тут достаточно много. «Паровозик» (калибр тринадцать, вес в снаряженном состоянии – двадцать один грамм, «вагончики» – калибр тот же, вес – тридцать три грамма, и в этой серии их было, как я потом убедился, пятнадцать) безошибочно нашел адресата и ударил близ левой лопатки в спину. В тот миг я ничем не мог помочь ему: толстый ствол матерой сосны, за которым съежились я и Тело, закрывал Аргона от моего взгляда, и я среагировал только на звук – давно знакомый и ни с чем не сравнимый, помесь сытого чавканья и хруста – с каким в нужную точку влепился «паровозик», и сразу же за ним – убойные пули, пресловутые «вагончики», – кумулятивные, вспоровшие надежный, казалось бы, жилет, и разрывные, заставлявшие уже умершее тело вздрагивать, как бы в стремлении оторваться от так и не выручившей на этот раз земли и воспарить к горним высям. Камердинер лежал в двух шагах от трупа, как мне показалось, здоровенький и испуганный до полного расслабления. Но как только разрывы стихли, он вскочил и помчался, не разбирая дороги, неведомо куда – только чтобы оказаться подальше от страшного места. Я не стал отвлекаться на него: его судьба меня не интересовала, мне сейчас было не до общегуманистических телодвижений.

Совершенно ясно было: в подобной обстановке беда – в данном случае серия – не приходит одна: никто не стал бы организовывать таким образом уничтожение одного какого-то телохранителя; такое обычно бывает лишь предисловием. Теперь надо было ждать подобного же привета в мой адрес, а главное – в адрес охраняемого Тела, которое только и могло быть целью и смыслом всей затеи. Кто являлся ее автором, откуда он получил наши данные для настройки серий – было мне пока что совершенно неясно, но сейчас это и не имело никакого значения.

Спасти, уберечь Альфреда – вот что было сейчас моей главной задачей. Не потому, что я его любил: сейчас я этого чувства никак не испытывал. И не только по той причине, что я, нанимаясь, обещал ему мою верность. Не в этом было дело. А в том, что Альфред был напуган, очень напуган. Вероятно, ему давно уже не приходилось переживать такого приключения. А человек в состоянии крайнего испуга и вызванного им стресса совсем не владеет или очень плохо владеет собой. И потому это время – лучшее для того, чтобы задать ему парочку интересующих меня вопросов и получить на них искренние ответы. А для этого он был нужен мне, во всяком случае, живым. Но если ничего не делать, он вряд ли останется таким надолго.

Было просто удивительно, что после гибели Аргона последующие секунды не принесли с собой новых серий. Но поразмыслить о причинах этого можно будет и потом – сейчас следовало принять все возможные меры предосторожности, по принципу – лучше поздно, чем после смерти.

Я так и сделал. Тело все еще восседало за деревом на корточках, уткнув голову в колени и закрывая затылок сцепленными кистями рук. Достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться: Альфред сейчас не вскочит и не побежит, он будет ждать команды: за время службы у него моим коллегам удалось-таки вдолбить ему в голову, что в критических ситуациях ему лучше не думать самостоятельно – на то у него и были мы. Так что на несколько секунд вполне можно было покинуть его. Что я и сделал. И направился к уже догоравшему скользуну, который мне больше не хотелось считать невинно пострадавшим: он был единственным возможным источником выпущенной серии. Значит, другие, еще не выпорхнувшие, могли помещаться только в нем. Найти и обезвредить – с таким намерением я осторожно приближался к обгоревшей конструкции.

Шел на цыпочках, зная, что, быть может, даже легкое сотрясение способно пробудить к жизни очередной «паровозик», и всю его свиту тоже. Направлялся я не прямо к скользуну: обходил, чтобы подойти, так сказать, с тыла и не оказаться в тех девяноста градусах, в которых «паровозик» способен отыскать цель, если уж получит свободу действий.

Нельзя сказать, что пожар уже потух: еще горел движок, лиловый под солнцем дым лениво поднимался, рассеиваясь, подобно мечтам о спокойной, тихой жизни. Внутри тлела обивка. Но я надеялся, что все, что могло взорваться, уже взорвалось, и особого риска для меня сейчас нет.

Подойдя вплотную, прикрывая рот и ноздри платком – не люблю запаха горелого, особенно плоти, а здесь без нее никак не обошлось – я стал осторожно обходить скользун: взгляд под ноги – сразу же вперед и по сторонам – шаг; и снова – взгляд под ноги… Скользун, предназначенный для убийц, мог, кроме стрелкового оружия, нести в себе мало ли еще что, так что наступать на что-либо, кроме пепла от сухой хвои, лежавшей на земле тонким слоем, словно масло на сиротском бутерброде, не следовало. Пепел легко похрустывал под ногами, никаких посторонних предметов не было – видимо, все сгорело там. Кроме лишь того, на что наткнулся мой взгляд после очередного шага, когда я описал уже дугу румбов примерно в двадцать пять.

Еще недавно это было человеком, теперь же скорее – огарком человека, искать в котором признаки жизни можно было бы с таким же успехом, как охотиться на китов в своей квартирной ванне. Нижняя часть трупа находилась в салоне, и уже трудно было отличить, где зола плоти переходила в золу сиденья; воистину, человек – одно целое с остальной природой, но почему-то это яснее всего понимаешь, глядя на его пепел.

Верхняя же часть туловища обгорела далеко не столь значительно, потому что свисала наружу из окошка, чье стекло было опущено. Видимо, дверцу – наверное, и остальные тоже – заклинило, когда – в мгновение лучевого удара – рвануло силовую батарею. Но только один человек – вот этот – попытался выбраться и успел протиснуться почти до пояса. Какой-то секунды ему не хватило, чтобы спастись.

Хотя – похоже, спасение не было его главной целью. Потому что, вылезая, он не просто вытянул вперед руки; они все еще сжимали сериал, и мертвый палец лежал на спусковом крючке. Свои руки я заложил за спину, чтобы они не сделали вдруг какого-нибудь рефлекторного, бессознательного движения; оно могло бы оказаться как нельзя менее кстати: еще даже не наклоняясь, я увидел, что спусковой крючок сошел с обычной позиции; палец нажимал на него, и может быть, какой-то доли миллиметра не хватало, чтобы курок сорвался с боевого взвода и вторая серия пошла гулять по свету.

Интересным показалось и само оружие: что-то в нем было не таким, как в тех образцах, к которым я привык и которыми владел. Не сразу удалось понять: вместо одного прицела у него было два, причем оптико-электронный искатель второго был размещен крайне неудобно для стрелка; видимо, он предназначался не для глаза. Что-то подобное я видел? Нет; слышал, вот как. Слышал, но не помню. Да сейчас и некогда вспоминать.

Это я увидел и подумал прежде всего; потом уже мельком глянул на узкую спину в облегавшем жакете, на длинные, свесившиеся волосы, закрывавшие все лицо и плечи, так что казалось, что руки, стиснувшие сериал – тонкие, изящные, – росли прямо из этой массы волос, совершенно не тронутых пламенем. Трудно было представить, что человек мог, не пытаясь прежде всего выбраться из пламени самому, пренебречь своим спасением ради того, чтобы выстрелить; тем более что это была женщина. Однако, так оно, похоже, и случилось. Хотя могло, конечно, быть и иначе: ногам что-то помешало, женщина, высунувшись наполовину, от боли потеряла сознание – и выстрел был сделан уже без ее участия. Да какая, в конце концов, разница: Аргона эти размышления все равно не воскресят.

Куда интереснее было другое.

Сперва мне показалось, что этот жакет я уже видел – не так давно. Нет, только не на Кларе; у нее был другой вкус. Я его видел на… на… да нет, не может быть!

Я опустился на четвереньки, чтобы заглянуть покойнице в лицо. Да, оказалось, что это все-таки могло быть.

То была женщина, две недели тому назад навещавшая меня в моем жилище и упорно добивавшаяся встречи с Веригой. За кем же она охотилась на сей раз? За мной? За Альфредом? Или за нами обоими?

Конечно, над этим имело смысл пораздумать – но не теперь, а на покое, за бутылкой пива. А сейчас некогда было разглядывать до костей обгоревшие тела в тесной кабине скользуна. Приключение наше еще не кончилось.

Я поднял голову. Охраняемое Тело отсюда не просматривалось, все еще укрываясь за деревом. Или успело удрать? Я хотел было его окликнуть, но в последний миг удержался: как знать – даже легкое сотрясение воздуха могло помочь спусковому крючку сериала завершить свой путь. Да и куда генерал-озеленитель сейчас рискнул бы уйти? Моя же первая задача была – обезвредить оружие в наших с Альфредом общих интересах.

Решив так, я невольно усмехнулся. Задача поставлена верно, только нет пока еще никакого представления о том, как же ее выполнить, оставаясь в пределах допустимого риска.

Самым естественным казалось – оставить все как есть и, как говорится, взять ноги в руки – вместе с охраняемым Телом убраться отсюда подобру-поздорову, выйти на дорогу, остановить первую же коляску или скользун и ехать – в любом направлении, лишь бы поскорее выйти из зоны угрозы. Вроде бы это – самый разумный выход.

Но только на первый взгляд. А если подумать хоть немного…

Мы ведь находились не в космосе и даже не в пустыне, а в достаточно густо населенном месте. Географически – даже в пригороде Столицы. А это значило, что пройдет несколько минут – и тут непременно возникнут сперва случайные любопытствующие, а вслед за ними и стражи порядка: даже если никто их не вызовет, в ближайшем участке аппаратура наверняка уже отметила чрезвычайное происшествие. Первые, может быть, и удержатся от активного вмешательства в ситуацию: в конце концов, населению вдолбили в сознание, что на месте происшествия хватать руками нельзя ничего до приезда представителей власти. Но – за исключением случаев, когда необходимо срочно оказать помощь пострадавшим. Один пострадавший будет налицо, и на нем вовсе не написано, что это всего лишь труп: на первый взгляд женщина могла показаться просто потерявшей сознание. Ее попытаются вытащить, и кто-то обязательно постарается вынуть из рук оружие. Для этого надо будет снять мертвый палец со спуска. Одно микродвижение – и выстрел. Серия вылетит. Но никто не гарантирует, что мы с Телом к тому времени окажемся уже за пределами километровой зоны. И кому-то из нас крупно не повезет. Теперь я уже понимал, что скорее всего вторая серия в объемистом магазине сериала предназначалась мне, Телу же – третья, финальная. Третья то ли еще вылетит, то ли нет; генерал-директора это соображение обрадовало бы, а вот меня – никак. Заботиться о своей сохранности – при условии выполнения служебного долга – за многие годы как-то вошло у меня в привычку.

Хорошо; выходит, что нужно тут дождаться первых прибежавших и популярно объяснить им, что в машине все погибли и трогать руками их ни к чему. А еще лучше – встретить наряд и объяснить, что и как. Однако что же получится? Надо будет предъявить им и труп Аргона, и живое Тело, и давать какие-то объяснения. У меня они могли быть лишь самыми общими; гвардия порядка нас – телохранителей – недолюбливает по очень старой традиции. Альфред же с ними разговаривать вообще не станет. Разобравшись, они доставят его домой, а меня – в их хозяйство, чтобы, как это называется, снять показания. Пока меня будут там мурыжить, Тело останется, по сути дела, без профессиональной обороны, так что неизвестно, доедет ли он вообще до дома, позволят ли ему вызвать оттуда новую смену. А в моей присяге ни полсловом не говорилось о том, что какие-то внешние помехи могут освободить меня от выполнения главной задачи; нарушителей же присяги в Союзе Телохранителей очень не любят: каждый такой случай больно бьет по репутации всего клана, спрос и расценки моментально падают. А ведь мы – не единственная такая организация, кроме нас, существует еще и Лига Охраны, и ассоциация «Надежность», и еще с полдюжины других. Конкуренты. Так что я никак не могу позволить, чтобы меня отделили от Тела – если только оно само первым не объявит о приостановке или даже аннулировании нашего контракта. Такое право у него было. Но я не собирался напоминать ему об этом.

Так что оставаться было желательно – но опасно. Убегать сразу же – тоже желательно и тоже опасно. А ведь были и другие проблемы. Тело Аргона; как-то не хотелось бросать его на произвол судьбы, хотя ни мы ему, ни он нам помочь более ничем не могли. Зарыть его здесь же? Во-первых, нужно время; во-вторых – обнаружат его очень быстро, и тогда на меня можно навесить – с полными основаниями – укрывательство вещественных доказательств (труп всегда является таким доказательством) и попытку помешать следствию. Мне это было совершенно ни к чему, и не только потому, что вело к тому же самому разобщению с Альфредом.

И еще проблема: кто же, из многих возможных, организовал нам это развлечение?

Выяснить источник наших приключений казалось мне важным: и для того, чтобы соответственно отреагировать – если пожелает наниматель, конечно; и для того, чтобы знать, в каком направлении организовывать дополнительную подстраховку: начав однажды операцию, ее обычно в случае осечки не отменяют, но стараются довести до конца; а с первой, десятой или сотой попытки – не имеет значения.

…Не надо думать, что я оценивал все эти соображения, стоя около догоравшего скользуна и глубокомысленно ковыряя пальцем в носу. Думал я на ходу, и за те секунды, когда все эти мысли на хорошей скорости пролетали через мое сознание, успел сделать не так уж мало.

Проявив недюжинные способности к мародерству, я обобрал мертвого Аргона, очистил его карманы от документов и запасных магазинов, а обе кобуры – от оружия: из одной извлек мини-сериал (калибр одиннадцать, в магазине три серии по пять «вагонов»), из второй – лазерный дистант, тоже мини: дальность – пятьдесят метров, луч на пределе два миллиметра, температура тысяча восемьсот Цельсия, сила удара – два килограмма. Слабенькая вещица, но именно с нею я связывал сейчас мои расчеты. В моей собственной второй кобуре обитал более мощный дистант, но его я собирался использовать попозже, сериал же мой был точно таким, как у Аргона; поэтому оружие напарника я отнес Телу – на всякий пожарный.

Тело уже пришло в себя и, завидев меня, обратилось ко мне привычно-недовольным тоном:

– Изволили пожаловать, наконец. Мы что – здесь ночуем? Или, может быть, соблаговолите объяснить, чего мы ждем? Новых убийц?

Не было времени объяснять ему, что вторая атака так сразу не последует: противнику сперва надо будет разобраться в причинах неудачи, а потом – выбрать новый вариант из достаточно широкого прейскуранта, учитывая, что два раза на одни грабли наступать не следует. Я сказал лишь:

– Еще минуту. Необходима зачистка, и я сделаю ее как можно быстрее. Будьте любезны потерпеть. Кстати: кто это вас приветствовал сегодня – имеете представление?

Говоря это, я попробовал углубиться в его психику. Но там все еще господствовал страх, подавлявший все остальное. Я не увидел ничего, что помогло бы мне продвинуться ближе к решению задачи. Да ладно – сейчас закончу здесь, тогда примусь и за него.

– Не знаю, – пробормотало Тело, вряд ли четко сознавая, о чем его спросили. – Давайте, работайте побыстрее!

– А что же я, по-вашему, делаю? Со своей стороны попрошу вас оставаться на месте и быть настороже. Если появятся люди – немедленно окликните меня. Вот вам оружие, но стрелять следует лишь в самом крайнем случае.

– Я и не собираюсь – для этого я плачу вам, – проворчал он. Но, похоже, моя серьезность и вся убедительность, какую я постарался вложить в свои слова, подействовали на него, и ругаться он не стал. Сказал лишь:

– Я оставил в кабине мой кейс. Прежде всего принесите его, потом занимайтесь остальным. Слышите? Немедленно!

– Если только он не успел сгореть, – предупредил я.

– Он несгораем, с термоизоляцией. И не вздумайте открывать! Это будет вашим последним движением, понятно?

Я и без его указаний собирался сейчас заняться нашим транспортом. Подходя к нему, лишь покосился в сторону скользуна; там ничто вроде бы не изменилось. Агралет по-прежнему стоял, сильно накренившись вправо: амортизаторы правой лыжи не выдержали перегрузки при слишком быстрой посадке. Дверца так и осталась распахнутой. Пахло холодным дымом, но выгорело, как я увидел, не так уж много: в машине была неплохая противопожарная система, после нашего бегства она сработала, пластик же корпуса более плавился, чем горел, если не было активной поддержки других, более горючих материалов, а здесь их явно недоставало. Конечно, и эту машину можно сжечь дотла; но сперва необходимо ее как следует к этому подготовить.

Таинственный бронекейс я нашел без труда. Меня несколько удивило: как Тело могло оставить эту штуку в кабине, если она обладала для него такой ценностью? Но, разобравшись, я понял: в момент ударной посадки кейс, достаточно увесистый, сорвался с сиденья и соскользнул в щель между сиденьем и бортом агралета; в следующий миг сиденье сдвинулось и кейс оказался зажатым, так что потребовалось время, чтобы вытащить его, да и рычаг тоже: мне рычагом послужил накидной ключ двадцать семь на длинном стержне, но и его тоже я извлек на свет божий не сразу. Ничего удивительного, что в той нервной обстановке мой наниматель предпочел в первую очередь спастись самому, полагая, что покойнику документация ни к чему, даже самая сверхконфиденциальная.