Болтик

Он пел, и ему уже казалось, что он в самом деле просит летчиков, чтобы взяли в полет. И если будет просить очень убедительно, изо всех сил, тогда, может быть, и в самом деле случится чудо.

Ведь я не прошусь ни в тайгу,
ни на полюс,
Ни в жаркие страны далекие.
Мне лишь на минуту взлететь над полем…
Возьмите!
Я очень легкий!

И потом, как последний, отчаянный довод:

Ведь я ничуть не боюсь высоты,
Я прыгал два раза с крыши!..

И тихо. На секунду тихо. И каждый раз, когда Максим кончал на этих словах, он чуточку боялся: возьмут? Он знал, что возьмут, и все равно с напряжением ждал, когда хор совсем развеет тревогу. И хор закончил песню:

Рванули на клочья
воздух
винты,
Прижались от ветра трава и кусты:
Машина с мальчишкой рванулась -
все выше!
Выше!
Выше…
Выше…

Песня затихла постепенно и плавно, как затихает звон мотора, когда самолет уходит к горизонту.

И стала нарастать тишина. Какая-то удивительно плотная тишина и очень долгая. Что же это? Так и будет? А что теперь делать?

И вдруг кто-то хлопнул. И еще! И сразу рванулась, понеслась трескучая река аплодисментов, и Максим в первую секунду испугался даже больше, чем тишины. Не так уж много народа, откуда же столько шума? Хлопают, хлопают. Кто-то даже крикнул: «Молодцы!» Как в хоккее. Максим растерянно оглянулся на хор. Ребята стояли и тоже хлопали. Подошел и встал рядом с Максимом Анатолий Федорович. Взял Максима за плечо. Максим глянул на него удивленно и вопросительно. Алексей Федорович улыбнулся ему мельком, потом стал смотреть в зал и несколько раз поклонился. Быстрыми шагами подошла красивая женщина в пушистом свитере – та, что открывала концерт. Нагнулась сбоку над Максимом.

– Тебя зовут Максим? Поздравляю, Максим, ты хорошо пел. – И, выпрямившись, спросила: – Верно, ребята?

Аплодисменты опять налетели, как шумный ветер. А когда приутихли, она спросила:

– Тебе нравится петь?

– Ага… – сказал он сипловато от смущения. И поправился: – Да, нравится.