Тридцать три – нос утри…

А Вовка не улыбнулся.

– Хорошая история. Только…

– Что?

– Ну, я-то здесь при чем?

– А! Видишь ли… Да, казалось бы, ни при чем. Но… когда ты в своем окне взял да и помахал мне, я сразу вспомнил того мальчика. Похоже очень… И подумал: тогда мы разъехались, потому что в поездах. Но дома -то, они ведь не вагоны. Чего ж нам так – помахать да разъезжаться? А?

– Ну да… – неуверенно сказал Вовка. И напомнил: – Значит, сегодня будем смотреть Луну?

– Если ты не против. Приходи к половине девятого…

3

Вовка появился точнехонько в восемь тридцать. На этот раз – в кроссовках. И в длинной вязаной безрукавке – по случаю вечерней прохлады. Мало того, были заметны недавние старания расчесать его кудлатые волосы на косой пробор.

Под мышкой Вовка держал коричневый футляр, в каких носят свернутые чертежи.

Окна кабинета смотрели на запад, а Луна всходила на востоке. Винцент Аркадьевич и Вовка перенесли треногу на балкон – через большую, “общую” комнату. Под негодующее молчание Клавдии. И под любопытное сопение Зинули.

Конечно же, Зинуля просочилась на балкон следом за “астрономами”. Но не вредничала, молча присела на перевернутую кадушку из-под капусты.

– Принеси-ка табурет, дорогая, – сказал Винцент Аркадьевич.

– А ты дашь мне посмотреть на Луну?

– Неси, не торгуйся.

Зинуля послушалась. Когда она ушла, Вовка насупленно сказал:

– Пускай уж она тоже поглядит.

– Договорились.

Зинуля приволокла табурет.

– Все ноги об него пооббивала… Ты, Печкин, мог бы и помочь.

– А ты просила?

– Мог бы и догадаться.

– А я недогадливый.

– И вообще головкой стукнутый…

– Поймаю на улице – косу выдеру, – шепотом пообещал ей одноклассник Лавочкин.

– Кто?! Ты?! – завелась Зинуля. – Да я тебя вперед поймаю! Вперед выдеру… Тебя и так все девчонки в классе лупят!

– Меня?! Да я просто связываться с вами не хочу! Чуть что, сразу: “Анна Сергеевна-а! Чего он лезет!”

– А кто ревел, когда от Косицкой указкой по шее попало?

– Балда! Не по шее, а по локтю! Он и так был разбитый, а она по нему по больному! Давай я тебе сперва локоть расшибу чем-нибудь, а потом по нему указкой! Тогда узнаешь!

– Я сама тебе что-нибудь расшибу!

– Цыц, – сказал Винцент Аркадьевич. – Храните сдержанность и достоинство перед лицом восходящего космического тела. Смотрите, вот оно…

Большая, не совсем еще круглая Луна появилась над стоящей во дворе котельной, справа от трубы.

Солнце до сих пор не зашло, бросало оранжевый свет на асфальтовый двор, на кусты и гаражи. Но на востоке небо уже было лиловым, и шар Луны выступал на нем четко.

Вовка заспешил, вытащил из футляра свой телескоп. Труба была оклеена глянцевой зеленой бумагой. Надо сказать, не очень аккуратно оклеена, со складками…

– Дай-ка мне, – велел Винцент Аркадьевич. – Я посмотрю в него, а ты в большую трубу. Я-то в нее уже насмотрелся.

– Ладно… Только у меня там все вниз головой видится.

– Знаю. Это не беда… У меня когда-то был такой же самодельный инструмент. Я его чертеж в “Затейнике” нашел. Выходил такой детский журнал в сороковых годах.

– Да ведь и я в “Затейнике”! У нас этих журналов целая пачка, от дедушки осталась! Дедушку я не помню, а журналы в кладовке разыскал,

– Ну, значит, та самая конструкция! Объектив из стекла от очков?

– Ну да. От бабушкиных, от старых…

– А у меня… у меня не от бабушкиных…

– А от чьих? – осторожно сказал Вовка. Видать, что-то почуял.

– Они попали ко мне после одного случая. Грустного… Это давняя история.

– Такая же, как та, про поезд?

– Что ты! Гораздо более давняя. Ведь я тогда был такой же, как ты. Или, наверно, постарше на год…

В середине века

1

Полсотни лет прошло, но и сейчас иногда, в тоскливые минуты, Винценту Аркадьевичу слышится тот жалостный крик. Будто наяву. Протяжный, горестный – вестник беды…

Он, этот крик был совершенно неуместен в лагере “Ленинская смена”, где полагалось звучать песням о кострах и красном галстуке, хриплым сигналам горна, рассыпчатому барабанному стуку и бодрым речёвкам. И вдруг – словно на деревенском дворе, где узнали о несчастье:

– Ох ты горюшко мое горькое! Ох ты маленький мой, соколик ты ясный, солнышко мое упавшее!..