Стража Лопухастых островов

В редкостях приятно рыться
В магазине на Кожевенной,
Где стоит в окошке рыцарь
Рядом с храбрым отражением…

Я даже одно время использовал эти строчки в рекламном объявлении, которое рыцарь Витя держал в своей железной перчатке… Это я его так зову – Витя. А отражение – Митя… А Геночке я весьма обязан и почитаю своим долгом… Да! Но где же антибредин? – Валентин Валентиныч сменил позу и стал обычным растерянным старичком, который что-то суетливо ищет на столе.

Длинный, на массивных точеных ногах стол был одновременно и прилавкам. С краю стоял кассовый аппарат (как и всё здесь – старинный), а по всей дубовой поверхности были раскиданы бумаги, толстые книги в кожаных корках, шкатулки, театральные бинокли и еще много чего. В общем, порядок такой же, как на столе у Иги. Валентин Валентиныч торопливо перебирал все это хозяйство. В магазине было темновато – зеркало в окне загораживало уличный свет – и над прилавком светили две лампочки. Они яркими зайчиками отражались в лысине хозяина магазина. Тот поднял черный ящичек с круглым стеклом и рычажками. Под ним наконец обнаружилось лекарство.

– Ага! Вот! Прошу…

Ига, благодарно сопя, сунул пакетик с таблетками в карман.

– Валентин Валентиныч, а утюг вы все-таки возьмите, ладно? Чтобы нам не тащить обратно. В нем, наверно, полпуда…

– Гм… А если я попрошу вас отнести его совсем недалеко?

– Куда? – сказал Ига и охнул про себя.

– Совсем-совсем рядышком! В городской музей, к Якову Лазаревичу Штольцу. У меня-то, по правде говоря, этого добра достаточно… – Владелец «Двух рыцарей» зажатым в руке черным ящичком показал на полки.

– А в музее разве такого нет? – несмело удивилась Степка.

– Есть! И предостаточно! – словно обрадовался Валентин Валентиныч. – Но, если вы принесете данный экспонат и скажете, что в дар от меня, это будет как бы… ну, скажем, этакий жест. Да! Милейший Яков Лазаревич упрекает меня, что я давно уже ничего не жертвовал музею, хотя должен делать это, как давний житель и патриот Малых Репейников. Во-первых, он не совсем прав, а во-вторых… не могу же я передать музею половину товарного фонда! Я все-таки коммерсант!.. Ну и вот… А утюг – это своего рода политический ход и в тоже время… как это? Под… под…

– Подначка! – догадался Ига.

– Именно! Именно! С одной стороны это никакая не историческая ценность, а с другой – весьма увесистый дар!

«Да уж, увесистый», – мысленно согласился Ига, глядя на лежащий у ног утюг бр. Алексеевых. Но не отказываться же! Особенно, когда антибредин в кармане…

2

Всем было известно, что два старых холостяка – Клин и Штольц – вечные друзья-спорщики. Дружили они со школьных лет, а спорили из-за предметов старины. Старину любили оба. Но Яков Лазаревич заведовал Краеведческим музеем и на всякие антикварные вещи смотрел, как на экспонаты. Валентин же Валентиныч, был, как известно, торговец – хотя и не очень оборотистый, но со своим интересом. Порой он отдавал в экспозицию кое-что из магазинного фонда и даже (ходил такой слух) завещал передать музею после своей кончины все имущество. Но пока он, несмотря на преклонный возраст, покидать наш грешный мир не собирался. И директор Штольц этого (упаси Господи!) и не хотел. Но он, директор, хотел, чтобы родной музей делался все интереснее (и даже переплюнул бы ново-груздевский!). И потому он время от времени заводил в магазине такие вот разговоры:

– Валечка, ну зачем тебе этот портрет неизвестного художника, где такой несимпатичный бородатый тип?

– Не тип, а почетный гражданин Малых Репейников, купец первой гильдии Климентий Фомич Тягушинский, который, кстати, двести лет назад построил этот самый дом.

– Ну и построил. Ну и что? Сейчас-то он здесь зачем? А в музее он был бы на самом подходящем месте. Там галерея почетных граждан, и он стал бы ее украшением!

– А ты знаешь, во сколько обошлось мне это «украшение»?

– Ну и во сколько?.. Ну и что?.. По-моему, ты пока не похудел от голода…

– Ты намекаешь на мою комплекцию? Это свинство! Если я не такой костлявый донкихот, как некоторые, это не значит, что…

– Валечка, извини, я не намекаю! Я только хотел сказать, что, в конце концов, если портрет очень тебе понадобится, я ведь могу и вернуть. Я…

– Ага, от тебя дождешься!

Директор Штольц – худой, с козлиной бородкой и сияющими очками – выпрямлялся:

– Сударь, я по-моему, ни разу не имел случая дать вам повод для упреков в нечестности. Вы… господин Клин… злопыхатель!

– А вы, господин Штольц, скан-да-лист!

– А вы… вы… я не побоюсь это слова – сквалыга! Да!

– Это после того, как я снабдил экспонатами целый зал девятнадцатого века!

– Ха. Ха. Ха! Зал! Закуток! Я сегодня же верну эти экспонаты в вашу лавку старьевщика!

– В вашем чахлом музее нет грузовой машины!

– Я притащу их на себе! Принципиально! Пусть весь город видит, какой барышник содержит свою торговую точку на одной из центральных улиц! А эта заплесневелая парсуна (которая мне вовсе не нужна, тьфу!) пусть висит здесь и спрашивает тебя укоризненными глазами: «Что вы имеете в душе, господин Клин? Совесть или кассу?»

– Если у меня в душе касса, то у вас, господин директор… Да забирай ты, забирай этот окаянный портрет!.. Скоро я поставлю специальную электронную систему, чтобы не подпускала тебя к магазину на мушкетный выстрел.

– А каким способом определишь дистанцию? У тебя среди товаров есть мушкеты?

– Не надейся, не покажу… И как я терплю тебя шестьдесят с лишним лет?!

– Между прочим, я тебя терплю ровно столько же… Поможешь упаковать?

– Успеешь…

Валентин Валентиныч запирал дверь и вешал на перчатку рыцаря Вити табличку: «Извините, закрыто на санитарный час». Потом вел слегка смущенного школьного друга в заднюю комнатку. Доставал из шкафчика плоскую бутылочку с этикеткой «Репьёвская классическая» и две рюмки из розоватого стекла.

– Между прочим, – не мог удержаться он, – знаешь, что за рюмки? Из посудного набора местного предводителя дворянства Ивана Апполинарьевича Штандарт-Полуспинова!

– И ты используешь их для какой-то современной бормотухи!

– Сам ты бормотуха! Репьёвскую только из таких и пить…

– Все равно! Им самое место не здесь, а в витрине «Предметы дворянского быта времени нашествия Бонапарта».

– Если не перестанешь, не дам ни глотка.

– Изверг…

Ну и так далее.

А сейчас Валентин Валентиныч решил, судя по всему, по-приятельски похихикать над директором музея. Он поскреб лысину уголком черного ящичка и посоветовал:

– Вы не слушайте, какие слова он будет просить передать мне, а сразу попрощайтесь и быстро-быстро шагайте домой.

– Ладно… А что это у вас в руке? – не сдержал любопытства Ига. – Старинный фотоаппарат?

– Не фото! Это кинокамера! – тут же оживился владелец «Рыцарей». – Уникальная вещь. Марка «Мефисто», французское производство, двадцатый год прошлого века! Вот, извольте взглянуть!