Десять лет

Надо воспользоваться!

Пока он еще:

– Среди нас.

И присутствие на чествовании Малого театра.

Милые, священные старушки Малого театра пришли поздравить со своим стариком-режиссёром Кондратьевым.

Они имели вид немножко растерянный.

Сконфуженный.

Словно в первый раз выступали перед публикой.

Старый Кондратьев имел вид их гувернера.

Малый театр явился чествовать писателя… ни одной пьесы которого он не поставил!

Явился «признавать» писателя на чужую сцену.

Как поздно у нас приходит это самое:

– Признание!

Это чествование было каким-то букетом ярких, красивых цветов, обвернутых в тонкий-тонкий, как паутинка, еле заметный черный флер.

Все было обвеяно грустными мыслями на этом торжестве писателя.

– Первом и последнем в его жизни.

И только А. П. Чехов был весел в этот вечер.

Так все вокруг человека, которого уносит злая чахотка, только делают, стараются делать веселые лица.

А он сам весел искренно.

И не замечает того, что замечают все кругом.

И чувствует себя:

– Хорошо!.. Право же, хорошо.

Единственная пощада, которую дает злой враг. Все кругом заботливо кричат:

– Сядьте!.. сядьте!..

А он стоял и улыбался.

Словно император в андерсеновском «Соловье»![5 - Словно император в андерсеновском «Соловье»! – «Соловей» – сказка датского писателя Ханса Кристиана Андерсена (1805—1875).]

Он был весел в этот вечер.

В большом, в огромном, – в великом? – писателе Антоне Павловиче Чехове проснулся в этот вечер:

– Антоша Чехонте[6 - Антоша Чехонте – псевдоним, которым А.П. Чехов подписывал свои ранние произведения.].

И нашептывал ему презабавные вещи.

Влад. И. Немирович-Данченко выступил вперед и начал свою речь:

– Дорогой, многоуважаемый Антон Павлович!..

У Чехова заиграла улыбка на губах, веселым смехом засверкали, заискрились глаза.

– Чего вы? – спросили его потом.

– А как же! Мне вспомнилось, как только что в акте перед этим Станиславский обращался к шкафу: «Дорогой, многоуважаемый шкаф!»[7 - «Дорогой, многоуважаемый шкаф!» – слова Гаева из пьесы «Вишневый сад».] Точка в точку так же!

Он забавно рассказывал о своем:

– Юбилее, как окрестил он чествование.

Его, будто бы, привел в особое смущение один незнакомый оратор.

Это был один очень милый человек, теперь совсем акклиматизировавшийся в Москве.

Непременный член всех литературных торжеств.

Тогда новичок в Москве, только что приехавший из Сибири.

Извиняемся перед ним, но было бы жаль не привести «чеховскою рассказа».

– Выходит. Человек неведомый. Рыжий. Лицо красное. «А вдруг, – думаю, – пьяный?». «Посторонняя личность»? Никакого отношения к «юбилею» не имеет? Рукой машет. Говорит страшно: «Я, – говорит, – явился, чтоб вас»… Думаю: как примется он «виновника торжества» волтузить! При всей-то публике! Конечно, отнимут. Но происшествие-то?! Ужасно испугался!

Конечно, все пустяки!

Ничего подобного не было!

Просто в Антоне Павловиче Чехове проснулся Антоша Чехонте.

И принялся сочинять прелестный юмористический рассказ.

Один из тех, какие он любил сочинять.

– О российском разгильдяйстве.

Как будто бы где-то, благодаря российскому разгильдяйству, на «юбилей» пробралась неведомая личность, никому неведомый «выпимший человек».