Оценить:
 Рейтинг: 2.67

Наган и плаха

1 2 3 4 5 ... 19 >>
На страницу:
1 из 19
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Наган и плаха
Вячеслав Павлович Белоусов

Военные приключения (Вече)Начальник уголовного розыска Турин
Главный герой романа «Наган и плаха» хорошо знаком читателю по книге «Красные пинкертоны». Начальник уголовного розыска Турин продолжает борьбу с бандитами. Однако появляются новые проблемы: на город обрушивается наводнение, более того, активная деятельность нэпманов, подорвавших взятками нормальную работу рыбопромышленников Астрахани, не остаётся без внимания высших органов НКВД. Нарком Яго?да даёт команду арестовать виновных и привлечь к ответственности за антисоветскую деятельность. Назревает знаменитое дело «Астраханщина», грозовые тучи сгущаются и над Туриным…

Вячеслав Белоусов

Наган и плаха

© Белоусов В. П., 2016

© ООО «Издательство «Вече», 2016

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2016

* * *

Мы обречены субъективно оценивать события, постигая их настоящую глубокую суть лишь спустя время. Первичное же восприятие нередко зависит от того, насколько искренни мы сами и насколько события касаются нас самих.

Великий чешский патриот Ян Гус, приговорённый к сожжению на костре средневековыми палачами инквизиции, воскликнул: «О sancta simplicitas!» (О, святая простота!) при виде старухи, в порыве религиозного ослепления тащившей полено в костёр под его ноги.

А вот вождь коммунистов и Генсек партии Михаил Горбачёв закричал: «Ну, это уж слишком!» на разжалованного следователя по особо важным делам Генпрокуратуры Тельмана Гдляна, когда тот с трибуны I Съезда народных депутатов СССР заявил, что уголовное дело о коррупции и взятках партийных чиновников не «узбекское дело» и даже не московское, а кремлёвское. И только всенародная известность отстранила нависшую над ним серьёзную угрозу.

Истине всегда приходится оставаться в последней инстанции, и только время открывает глаза народу.

    Автор

Часть первая. Наводнение

I

Снилось, что он тонет.

Захлёбываясь холодной горькой водой, задыхаясь, он будто погружался в тёмную муть глубокого, заглатывающего его дна, но закашлялся, поперхнувшись, выплюнул действительно заливавшую открытый рот воду, перевернулся на живот… И проснулся.

В предрассветных сумерках молнии одна за другой терзали небо, глушил, раскатываясь раз за разом, гром, палатку свалил бушующий ветер и заливал хлеставший дождь. С трудом продрав глаза, Ковригин огляделся, попытался подняться, но укрепиться удалось лишь на четвереньках. Он повертел головой, хрустя позвонками, его покачивало и тошнило, перед глазами бегали мушки, стискивала виски невыносимая боль – вчерашнее, теперь уже второе, застолье без конца и края сказывалось и на нём, вроде привыкшему ко всякому.

Под разбросанной палаткой кто-то шевелился ещё, не подавая голоса. Ковригин с трудом сумел сесть, дотянуться до брезента, откинуть – голая женщина, зябко съёжилась, забурчала во сне, недовольно забираясь в теплоту, подальше от ветра и влаги.

«Кто это?» – прикрыл он её, напрягая память.

Вчера их было несколько, насобирали на станции у райкомвода Аряшкина, с которым встретились к концу первого дня поездки, причалив к вечеру у маленького рыбзавода. Инициатором такой компании был ответственный секретарь губкома Странников, с ним поначалу крутилась шустренькая машинистка из штаба по наводнению, и замгубпрокурора Глазкин, хотя не выдавал истинных чувств, заметно на неё зарился, поплёвывая через борт моторной лодки, пока днём шли по Волге, осматривая укрепления берегов возле населённых пунктов. А вот после встречи с райкомводом, когда ответственный секретарь что-то шепнул на ухо Аряшкину и уже на двух лодках они продолжили подыматься вверх по течению, женского полу прибавилось чересчур. Разместились они во втором судёнышке, у райкомвода, но когда к вечеру ткнулись в берег на ночевую, от бабьих голосов и визга некуда было деться. Волоокая хохотушка с нагловатыми повадками, как сразу приметил Ковригин, так и жалась к Странникову.

Райкомвод Аряшкин не отпускал от себя чернявенькую длинноногую и не без основания: лишь расположились вечерять на траве, к ней стал цепляться Глазкин, хотя заметно было, что для него припасена другая – хохлушка, горланящая песняки после первой рюмки и быстро захмелевшая. Она и в палатку Глазкина раньше остальных залезла, по-хозяйски располагаясь и окликая его, зазывала без стыда и совести, но, не дождавшись, так и затихла.

Была ещё четвёртая, совсем ничья, её Аряшкин прихватил из своего комвода, видать, про запас, зная нрав ответственного секретаря – у того сегодня машинистка, завтра какая-нибудь завженсоветом, а потом пойди, разберись, менял он их, как перчатки. А эта, хотя и поменьше росточком, но волоокая, палец в рот не клади!.. Ковригин её приметил сразу – так и стреляла глазками по мужикам, но мотористов с обеих лодок, пощипывающих её то и дело, когда палатки на берегу растягивали да укрепляли, сторонилась. Её и пригрел Глазкин, лишь предназначенная подружка в его палатке затихла, однако жадные взгляды кидал и на длинноногую, зля и расстраивая райкомвода. А та, опьянев и забывшись, тоже нет-нет да поглаживала зампрокурору бока, вот Аряшкин и завёлся, вспылил, хотя и выглядел трезвее остальных, так как не на все тосты Странникова за победу над стихией откликался, пропускал через одну-две рюмочки.

Как они сцепились, когда Глазкин, совсем захмелев, длинноногую тискать начал, Ковригин не уследил, так как Странниковым занят был – того стошнило, чего сроду не бывало, должно быть, сырой воды глотнул вгорячах, и он повёл его в лесок, а потом к берегу лицо смыть. Там оба и вздрогнули от грянувших вдруг выстрелов, обернулись к костру, где завершали вечернюю разборку поездки, а замгубпрокурора из нагана вверх палит, не останавливаясь, над присевшим от страха райкомводом.

– Это что за хренотень? – не сразу пришёл в себя ответственный секретарь, поддерживаемый Ковригиным. – Сдурели, мужики! Ну-ка, Жорик, утихомирь петушков!

Сам он, как присел в воду в резиновых тяжёлых сапогах, когда первый раз бабахнуло, так и сидел, замочившись по пояс, увяз в тине, не мог подняться без посторонней помощи. Ковригин в два прыжка добрался до Глазкина, наган вырвал, Аряшкина в сторону оттолкнул, потащил его к берегу, голову вздумал ему остудить, но вырвался тот – здоров бугай и злой, как чёрт.

– Не лапай, не баба! – выматерился в сердцах, кинулся к ответственному секретарю. – Василий Петрович! Сделайте паразиту укорот! Я не посмотрю, что прокурор, что с револьвером, лопатой так хвачу… Пусть потом судят!

– Чего это у них? – вскинув лишь голову, мутными глазами заморгал Странников на Ковригина.

– Бабу не поделили, – сплюнул тот, пряча в карман прокурорский наган.

– И тот палить вздумал? – нахмурился Странников.

– Всю обойму выпустил.

– Вот дурак…

– Василий Петрович! – чуть не плача, подступил райкомвод. – Я ему не мальчишка! Ему что, другой бабы не приготовлено? Не гожа та, пусть рыжую вон забирает. Зачем до моей лезть?

– Дураки оба, – заплетаясь языком, с чувством резюмировал секретарь. – Нашли повод для драки! Мы на пороге, можно сказать, свершившийся трагедии… Спасать людей надо… Вода заливает народное добро… И эти члены моего штаба!.. Ну-ка, Жорик, помоги мне…

Поддерживаемый Ковригиным, Странников с трудом поднялся, принялся было отжимать воду с одежды, но махнул рукой и побрёл к костру. Раскачиваясь, постоял над Глазкиным, хлебавшим уху прямо из общего котла как ни в чём не бывало, подхватил рукой Аряшкина за спину и толкнул его к Глазкину.

– Целуйтесь! – скомандовал тоном, не допускающим никаких возражений. – Целуйтесь и выпьем за нашу общую победу над стихией. Так?

Те полезли друг к другу целоваться. Он похлопал обоих по плечам, сдвинул лбами, а Ковригин тут же наполнил рюмки и подал всем одну за другой.

Райкомвод ещё недовольно мурзился, однако Ковригин упёрся плечом сзади, и тот выпил со всеми, после чего снова полез целоваться с замгубпрокурора.

До этого момента Ковригин все эти события помнил хорошо, а вот остальное всплывало в памяти урывками.

Первым успокоился, будто подавая команду, полез в свою палатку Странников с машинисткой. Глазкин ещё манежился, грустил у костра, наливая водки ещё, пил один и, похлёбывая уху, поглядывал на длинноногую исподтишка, но Аряшкин был начеку и увёл её за собой к костру, где располагались мотористы. Поговорив с ними об утренних планах, назначив на вахту первого, он пропал вместе с подругой в другой палатке. Ковригин успокоился, подошёл к Глазкину, напомнил тому, что наган отдаст утром – ответственный секретарь так приказал. Глазкин в ответ налил в гранёный стакан водки, подал ему в знак примирения, они выпили, и прокурор полез целоваться к нему…

Больше, как ни напрягал память Ковригин, ничего вспомнить не мог.

«Так кто же у меня под боком ночью оказался? – забеспокоился он и потянулся к брезенту. – Баба какая-то растребушила его среди сна, жаркие руки и поцелуи он смутно ощущал на своём теле… А какая ж из них? Пятой-то вроде не было…»

Из-под откинутого брезента глянулось ему лицо хохотушки Феклистовой, той самой Эльзы или Элоизы, которая – не мог он забыть, своими глазами видел – сама затаскивала ответственного секретаря вчера к ночи в палатку!..

– Вот сука! – выругался Ковригин, вытаращив глаза. – Она же меня под монастырь подведёт…

– Егор Иванович! – позвал его кто-то издали.

Он испуганно оглянулся, загораживая женщину телом. Аряшкин махал ему рукой от прибитого водой костра, где суетились в дыму мотористы.

– Не подойдёте к нам? – райкомвод выглядел трезвым и собирался направиться к нему. – Дело есть.

– Сейчас! – замахал рукой Ковригин. – Сейчас подгребу. Накину на себя что-нибудь.

Хмель слетел с него разом, лишь только он представил, как Аряшкин застукает его с потаскушкой, забравшейся к нему в постель. Убедившись, что райкомвод занялся своими заботами, он встряхнул за плечи спящую женщину так, что та сразу вытаращила перепуганные глазища.

1 2 3 4 5 ... 19 >>
На страницу:
1 из 19