По следу Каина

– Ну как же! Заговорщиков в тюрьме держали и расстреляли там же. Тогда, брат, далеко не возили. Должен он помнить те события. Ему по служебному положению обязано. Вот нам первый следочек.

– Если жив.

– В списке значится, – бодро пробасил Федонин. – Я Игорушкину заикаться сразу не стал, чтобы не будоражить раньше времени. Про реликвию ту Андрей-то мне ни слова не промолвил. Но ты знаешь Бросса, он, старая калоша, правила свято чтит, лишнего не выдаст.

– О чём же он вам исповедовался? – съязвил я, не удержавшись.

– Да так, разговорились что-то… – пожал плечами старший следователь. – Пил тот Львов как верблюд перед походом в пустыню. Только горбатый водой злоупотреблял, а Львов всем подряд. Старше Андрея, а лакал!.. Здоров был, бродяга.

– Неудивительно. Насмотрелся, натерпелся. Многие надзиратели так кончали.

– Да уж. Бросс рассказывал, у того Львова привычка по молодости была: нажрётся до чёртиков и отправляется в тюремный двор приговоры исполнять. Самолично казнил врагов народа твёрдой пролетарской рукой.

– Тогда что ж? Тогда с него и начинать надо!

– Вот! Это ж для нашего дела верный хвостик.

– Да… – поёжился я. – Досталось им времечко.

– Мы наглотались, а уж им! – Федонин тоже плечами передёрнул и толкнул меня локтем. – Найди его. Если его удастся разговорить…

– Мне представляется… – начал я.

– Привлекай кого хочешь. Задействуй Донскова, он шустрый малый.

– Кандидатуру Донскова надо с самим комиссаром УВД согласовывать.

– Да ладно, не мелочись. И вот этих Игорушкин просил вызвать, – старший следователь торопливо сунул мне листочек со списком, царапнув ногтем какую-то строчку. – В первую очередь.

– И ниточка потянется, – ехидно озвучил я его любимую присказку.

– А клубочек сам приведёт, – не смутившись, кивнул он. – Действуй, боец.

Мне так и не терпелось спросить, а чем он сам станет заниматься, но пока я соображал, как это сделать поделикатней, старый лис развёл руки в стороны:

– У меня Змейкин вот где сидит, – он пригнул голову, будто жирный завтрестом столовых и ресторанов, а по совместительству злостный расхититель миллионов, действительно оседлал его шею. – Тебе ли не знать, Палыч? А ведь никто ответственность с меня не снимал. И сроки продлять у Руденко боятся. А к субботе ты управишься.

Я обмер, совсем не находя слов.

– Ты их установи и на субботу утречком обяжи явкой в аппарат. У меня и потолкуем вместе, – заверил он и проскользнул мимо по балкону в коридор, переваливаясь на своих растоптанных.

Какая суббота! У меня с Очаровашкой и сыном в выходные дни цирк, пиво с Валеркой в прекрасной Аркадии!.. Но он уже открывал дверь своего кабинета.

– Павел Никифорович! – всё же крикнул я ему в спину.

– Исполнять, боец, – не обернулся он.

Глава III

Вам, конечно, не посчастливилось видеть нашу Аркадию? Примите, как говорится, мои глубокие… Моему поколению тоже, так сказать, досталось то, что осталось, но… Райский уголок для отдыха! И вообще… Дворец! Кижи, что называется, отдыхают. Я бывал и в других местах. У них тоже одним топором, без единого гвоздика. Но там грусть музейная. Глянешь – всё в прошлом. Живых-то, кроме туристов, не видать. Помню, подсунули нам двух ряженных под старинку, сидят с лучиной незажжённой у оконца в закопчённой избушке, будто сукно ткут. Изображают. И до того всё пришибленное, убогое: головы ниц, к земле пригнуты горем неведомым. Будто всё кануло, всё кончилось, будто там осталось всё в прошлом. И надежд никаких, без просвета. Тоска…

А у нас?! Аркадия светится вся, яичко золотое сказочное! Верхушки – маковки дворца сверкают, ввысь, как руки, словно и не деревянные, тянутся, к солнцу так и рвутся! И дети везде. Смех, беготня, веселье. У каруселей, на качелях, в хороводах. А женщины? Вы видели когда-нибудь красивей? Они как бабочки порхают! Мы с Валеркой глазами не успеваем водить. Он не забывает время от времени на ногу мне нажимать – наши-то рядом, и Очаровашка моя, и его серьёзная Таисия, они не только за детьми присматривают.

– Как? Сгоняем королевский гамбитик? – пристаёт он.

– А ты подготовился? – отвечаю. – Учёл прошлые ошибки? Пиво обещанное заказал?

– А то…

Сгорела она, наша Аркадия, несколько десятков лет назад. И Очаровашки моей нет на белом свете. А я вот на фотографии гляжу. В тот самый день снимки делал. «Зенит» прихватил с собой, знаменитую ценность следователя, хотя Павел Фёдорович Черноборов, наш криминалист, вручая его под ведомость, наказывал беречь пуще зеницы ока и по пустякам плёнку не транжирить. Если бы он видел, как использовалась его драгоценная техника в тот раз!

Вот она, прекрасная Аркадия! Очаровашка одни её маковки златоглавые нащёлкала среди листвы деревьев, а здесь, на фоне дворца, мы втроём, вся наша тогдашняя весёлая семья. Всполошил Очаровашке волосы нахальный ветер и с платьем зашалил, ещё в те времена умыкнуть её собирался… У наших ног до колен едва достаёт Родька, наше счастье. Ему трёх лет не было… А здесь мы с Валеркой за шахматной доской, позируем Таисии в павильоне, серьёзные!..

– Ты ходить-то будешь? – это уже вживую толкнул он меня коленом. – Силён жлоба давить.

– У нас такая профессия, мой друг, сначала головой работать. Не как некоторые.

– Значит, удалось от Федонина улизнуть?

– И не собирался. Само собой обернулось, – начал я рассказывать, двинув пешку вперёд; что королевский, что ферзевый гамбит он играл отменно, поэтому я уповал сегодня на сицилианскую защиту.

А события в истории, которая нам со старшим следователем сразу не понравилась, действительно развивалась не благостно. Во-первых, как я предполагал, в архив КГБ попасть не удалось. Мало того, согласовывая вопрос, я убил массу времени на телефонные переговоры с большим количеством важных чинов комитета, истрепал кучу нервов, о чём в конце концов известил Павла Никифоровича. Тот с зубной болью на лице сверкнул глазищами из-под лохматых бровей:

– Значит, не желают делиться тайнами?

– Говорят, что особая информация. Режим секретности повышенный. Не по нашим зубам, – я не стал будить зверя, не заикнулся, что на его письмо не пожелали даже прислать ответ.

– Ну, они у меня попляшут, – напыжился Федонин и закосолапил прямиком к Игорушкину.

Однако оказалось, что и звонка прокурора области было недостаточно, в конторе вежливо попросили официальный запрос за его подписью. Федонин был отослан Петровичем готовить новый текст, но когда наутро заявился, шеф отсутствовал, в приёмной сообщили, что он улетел в столицу на совещание и возвратится не раньше следующей недели.

Известие о второй осечке доставил мне оперативник из «уголовки» капитан Донсков, которого я занарядил просьбой со списком, выданным мне Федониным. Из восьми человек он смог пригласить на субботу лишь одного. Кто уехал, кто болел, кто вообще не проживал по указанному в записке адресу.

– Один Семиножкин получается? – оторвал голову от бумаг на столе старший следователь, когда в пятницу уже ближе к вечеру я доложил ему результаты поисков.

– На два часа приглашён повесткой, – кивнул я уныло.

– Почему среди дня? На утро нельзя было обязать? – поморщился Федонин, и я уловил такую же тоску в его глазах.

– Плохо себя чувствует. Вообще и он отказывался, в постели с температурой.

– Вот как…

– Это нас ничего не берёт.

– Сплюнь.

Я бы сплюнул не без удовольствия; как представлю испорченную субботу, так не по себе становилось, а ещё Очаровашка не знала, не ведала.