Мои любимые ошибки

Мои любимые ошибки
Жанна Эберт

В книге «Мои любимые ошибки» собраны любовные истории главной героини Лолы. Экспрессивные краски романа не оставят равнодушными читателя, в каждой главе – новый виток событий. Отношения с разными мужчинами все больше запутывают главную героиню. Ревности, предательства, отчаяние в итоге приводят ее жизнь к непредсказуемому финалу.

Жанна Эберт

МОИ ЛЮБИМЫЕ ОШИБКИ

Глава 1

Хороший

«О Боже, куда я вернулась», – думала про себя Марта, глядя на пьяных бомжей, которые дрались за пустые бутылки.

Она вышла из междугороднего автобуса и направилась к багажному отделению за своими чемоданами.

Херсон встречал ее дождливой погодой, безразличным видом спешащих людей и переполненными мусорными баками.

Желтые автобусы с потрескавшейся местами краской с ревом тормозили. Они были под завязку набитые людьми, словно килькой. Люди ругались между собой, пихали друг друга, и каждый мечтал, наконец, выйти из ада под названием «херсонская маршрутка».

Водители этих автобусов были несказанными умельцами, которым позавидовал бы сам Юлий Цезарь. Они умудрялись одновременно принимать деньги за проезд, рулить, курить и при этом разговаривать по телефону. Марта, глядя на это цирковое представление, была весьма довольна, что она не испытает на себе этойвсех прелестей общественного транспорта. По крайней мере, сегодня.

Она ждала такси. В мыслях проносились годы, прожитые в США. Штат Калифорния, добродушные странноватые американцы, на которых грех обижаться; свекровь-маразматичка, которая любила поговорить сама с собой; ненавистные рыжие коты, которых так любил ее муж.

Муж…именно по его милости она теперь здесь. Ее американский муж Майкл с упрямой проседью, с которой он тайком от Марты боролся и в дорогом салоне, и дома, размазывая по блестящей голове яичные белки. Но все было тщетным. Марта это замечала, но не подавала виду. С Майклом они прожили несколько лет. Все было в этом браке: и любовь, и дружба, и нежность, и участие. Майкл был прекрасным любовником, мужчина с красивым атлетическим телосложением, уверенный в себе, порой даже слишком. Он не отходил от Марты ни на шаг, ведь она была красавицей. По началу, не отходил. Она первые пару лет никак не могла свыкнуться с мыслью, что живет в другой стране. Ни мамы, ни папы, ни подруг. Одни бургеры. Майкл постоянно работал. У него была своя мастерская по сборке и обслуживанию гоночных автомобилей. Кроме вечной возни в мастерской, он подрабатывал инструктором по вождению гоночных авто. И это было скорее хобби, за которое к тому же неплохо платили. Марта, имея такую возможность, перекаталась на всех известных марках суперкаров.

Майкл зарабатывал большие деньги, и Марте идти на работу не было никакой необходимости. К тому же сам Майкл просил ее не идти на работу. Он хотел, чтобы она всегда была красивой, ухоженной и не замученной. Он был из тех мужчин, для кого внешность и лоск были всегда на первом месте. И он не мог себе позволить, чтобы рядом с ним была второсортная женщина. Поэтому он не жалел денег на одежду, уход и спортзалы. Казалось бы, об этом можно только мечтать. Но всякая женщина, побывав в этой шкуре, поймет, что и это может надоесть. Ведь если вы всю жизнь отдыхаете на лучших курортах мира с All Inclusive, вам все равно рано или поздно захочется сбежать дикарями в палатку на рыбалку куда-нибудь на Днепр и есть шпроты из банки.

Марта в первые годы их совместной жизни не была паинькой. Она всегда знала, чего она хотела, всегда об этом говорила, и он всегда на это реагировал. Она ставила свои интересы наравне с его, никогда не считая себя при этом нахлебницей. Не стеснялась задавать вопросы, не стеснялась закатывать истерики, если он был неправ.

И это, как выяснилось позже, и сохраняло их семью. Ведь, оказывается, Майкл из тех мужчин, которые не могут жить без волшебного пенделя. Есть такой сорт мужчин. Им становится пресно в пресной семье. Им становится скучно, когда все хорошо. Скучно, когда жена с кокошником смиренно ждет его дома. Истерик не закатывает, всё ей всегда нравится. И в постели она тигрица, и кокошник у нее самый модный. Все равно скучно. Вот так и с Мартой. Все было бы хорошо, продолжай она в том же духе. Но людям свойственно, во-первых, меняться, а, во-вторых, момент притирки рано или поздно заканчивается. И вот когда заканчивается период притирки, начинается стадия тихой уютной гавани. Длится эта стадия обычно недолго. Затем гавань плавно и очень незаметно переходит в другой период. Вот тут-то и подстерегают семью обычно всякие катаклизмы. Самый эмоциональный этап – это момент притирки, когда ссорятся с надрывом и мирятся под звук собственной аритмии. И самый агоничный и разрушительный, когда обоим друг на друга наплевать. Именно к этому моменту Марта с Майклом и подошли. К тому же выяснилось, что они довольно разные люди. Поначалу тебе кажется, Боже, как мы похожи, между нами какая-то космическая связь, это что-то невероятное!!! А потом, когда розовые очки пылятся в футляре, ты видишь насколько, оказывается, вы разные люди.

Вот и Майкл оказался скучным, самовлюбленным эгоистом, который только и делал, что ныл все время. Время шло, Марта понимала, что жизнь среди индейцев ее не устраивает, и не думая о том, что отец ей выскажет всё, что он думает по этому поводу, начала бракоразводный процесс. Длился он долго, и за это время, наблюдая за идиотскими поступками своего мужа, Марта поняла, что все делает правильно. Сын Захар тем временем рос, а его вечно страдающий папаша не стремился подавать своему ребенку положительный пример и прививать ему наилучшие качества. Ссоры родителей становились все более частыми, а слово «fuck» было незаменимым атрибутом их общения. Когда документы уже были в руках у Марты, ее счастью не было границ. Она тут же забронировала место на ближайший рейс и стала спешно собирать вещи.

Сегодня ее мысли были грустными, а настроение паршивым, к тому же ее ожидал «приятный» во всех отношениях разговор с отцом. Марта еще раз поняла, что не оправдала надежд родителей. Наверно очень трудно быть единственным ребенком в семье. И тем не менее она не жалела о своем возвращении домой, и единственное, что ее сейчас беспокоило, так это то, что отныне ей придется самой в херсонских условиях зарабатывать и содержать себя и сына.

От чертового гуляша, приготовленного ее мужем на дорожку, у Марты не на шутку разыгралась изжога. Хотя Майкл готовил отменный гуляш. Приготовление пищи для Марты было сокрушительным занятием. Она нехотя, но гордо размазывала по кастрюле нечто, напоминающее смесь горелого мяса и блевотины с непереваренными кусочками овощей и зелени. Вообще это блюдо называлось «рагу», хотя ни внешне, ни по вкусу, это месиво на него и близко не походило. Нудным приготовлениям пищи она предпочитала веселые походы за полуфабрикатами. «Омлет с беконом» (которому ее научила Лола) был пиком совершенства кулинарии Марты.

Лола. Ее лучшая подруга. Как же она соскучилась по ней. Интересно, какая она сейчас? Они не виделись уже несколько лет. С тех пор как Марта уехала в Америку, они ни разу не виделись. А Марты в родной стране не было добрых пять лет. Марта пыталась вспомнить детали лица, походки, мимику подруги. Конечно, они часто говорили по телефону. Но все же это было общение скудное. Другое дело их посиделки в кафе. Марта вспомнила, сколько пришлось пережить Лоле. Ей было жалко подругу. Зная, какие ей на долю выпали испытания, свои горести казались не такими уж и горькими. Сначала Лоле пришлось пережить развод с мужем, потом смерть сестры. Да и сейчас, так и не получив высшее образование, проживая с совместно с родителями и воспитывая одна ребенка, Лола не была особо счастлива. В душе Лола была перфекционистка и мечтала о бурлеске, а получилась классика жанра. Хотя единственное, что у нее было стопроцентно, так это сила воли. И именно это вселяло в Марту надежду, что у подруги все наладится. Марта улыбнулась от той мысли, что сегодня увидит Лолу, они сядут в старенький «москвич» Марты и поедут на трехчасовые посиделки в какое-то кафе. Раньше Марта всегда брала папин «москвич» и абсолютно не стеснялась ездить на этом раритетном монстре. Она уверенно подъезжала на нем к любому ресторану. Особи мужского пола рассматривали ее дефиле с открытым ртом и недоумевали, почему такая яркая мадам ездит на таком неярком автомобиле. Ведь город Херсон был особенным. Здесь все кого-то из себя изображали. Это был город качков и моделей. И даже если парень на последние деньги заправляет свой бак бензином, он все равно будет крут. И пусть автомобиль его будет в кредите, который с трудом погашается, он все равно будет крут. Хорошенькая девушка-пустышка – уже принцесса. Мода на Барби затмевала умы, а новые диеты делали свое дело. Херсон всегда был заложником каких-то странных стереотипов и мнимого пафоса. За границей все было гораздо проще.

Ее мысли прервал крик Захара, который решил измерить лужи: «Мамаська, таны мокие». «О, Господи!», – Марта почувствовала, как скрипят ее зубы от злости. Она оправдывала себя тем, что эта злость от усталости, от жизни, от перелета. Такси везло ее по микрорайону Шуменский, когда она начала понимать, что вот-вот попадет в свою родную квартиру. Водитель, время от времени, поглядывал в зеркало заднего вида, но Марте его поползновения были как раз сейчас «нужны». Когда машина свернула с улицы Рабочей на Димитрова, Марта ужаснулась, что дорога до сих пор так и не сделана, дыры на асфальте расползались, будто метастазы на последней стадии рака. У ее дома все так же работал киоск, в котором продавали всякую дребедень типа пива и сигарет. Она вспомнила, что он частенько ее спасал, когда курить было нечего. «Хорошо, что он до сих пор работает», – подумала она про себя. Она теперь здесь надолго, и курить она так и не бросила…

– Вот и приехали. Тридцать гривен, – обнажив свои желтые зубы, подвел итог поездке таксист, парень лет двадцати пяти в прокуренном спортивном костюме.

Марта, удивляясь этим смешным ценам, неспешно рылась в сумочке, в которой, помимо кошелька, лежали десятки вещиц, от которых лицо таксиста вытянулось бы бесповоротно.

– Можно телефончик дать, так и разойдемся, – сделал выводы таксист, подумав, что Марта специально тянет время.

Кинув ему на сиденье десять долларов, Марта сделала такое лицо, что он сразу же завел машину и уехал.

Закрытый подъезд… черт возьми как же он ей дорог. Вечно закрыт, когда не нужно. Ключей у нее не было, но она до последнего не хотела звонить маме и говорить о своем приезде. Марта очень любила делать сюрпризы. Выходили они, отнюдь, не всегда приятными, но это она понимала потом.

– Ну, что ж, Захар, посидим на лавочке, вспомним молодость! – промямлила устало Марта.

Захар начал что-то невнятное бормотать, и она дала ему свой драгоценный Ipod на растерзание. От радости он начал беспорядочно нажимать на экран. Черт, и машины во дворе все те же. Она посмотрела вверх и произнесла с легкой грустью: «Мой родной девятый этаж». А на восьмом этаже красовался целый ряд мокрых юбок и блузок. Это были вещи ее несостоявшейся свекрови. Стас, сын той самой потенциальной свекрови, собственно, ее бывший парень, был ее первой и яркой любовью. Это было детство, такое беззаботное, светлое и легкое. Первые поцелуи, дачные посиделки и все такое. Они жили в одном дворе, даже в одном подъезде, и их комнаты были друг над другом. Она вспомнила это с теплотой в сердце и с пониманием, что хорошо, что все было именно так. Марта улыбнулась, она просто вспомнила, как они перестукивались по батареям: если стучишь три раза – это «я тебя люблю», если два – «я за тобой скучаю». Марта поймала себя на мысли, что сидит и улыбается сама себе, как полоумная.

– Так, Захарчик, пойдем родной, дверь, наконец, открыли.

Из подъезда с криками вылетела орава детей, которые таскали дворовую кошку. Коты… как же она их ненавидела. Когда дергающийся лифт, наконец, поднял их на девятый этаж, Марта остановилась. Она сделала глубокий вдох-выдох и нажала на звонок.

– Боже мой, Мартусенька! Захарчик! Родные вы мои!

Антонина Ильинична не могла оторваться от них, и так, стоя на пороге, минут пять они обнимались и рыдали от радости. К грязи от лужи на штанах Захара присоединились слюни Линды, их собаки, почетного члена семьи. Это был грациозный боксер рыжего окраса.

– А где папа? – заинтересованно спросила Марта.

– Папа в гараже с машиной возится, снова масло течет. Сейчас буду звонить, вот он обрадуется!

Антонина Ильинична не знала, за что хвататься: за телефон, за чайник или за Захара. Марта пошла в душ.

* * *

В квартире пахло дезинфицирующими средствами. Мама Лолы, Светлана Евгеньевна, интересная женщина немногим за сорок лет, была параноидальной чистюлей. В далеком детстве (она была старшим ребенком в семье) за всех отвечала и за всех получала. Она с детства была приучена к порядку. А учитывая, что Светлана Евгеньевна воспитывалась в строгой немецкой семье, трудно было ее представить растяпой и грязнулей. Разумеется, и своих детей она воспитывала в привычных для нее условиях. В общем, когда в квартире была генеральная уборка, молчали все, даже попугаи. Все это действо сопровождалось исключительно комментариями Светланы Евгеньевны о том, почему детские трусы снимаются вместе с колготами, что обувь нужно чистить не через неделю после дождя, а посуду нужно мыть не только спереди, но и сзади. Мама Лолы была строгой мадам. Все друзья Лолы в детские годы даже боялись зайти в дом в гости. Она была не то чтобы злой теткой. Она просто не была из тех мамочек, которые всегда сюсюкались с ребятами и угощали теплыми пирогами из совдеповской духовки. Ее молчание дети расценивали как что-то странное, так как мамы в основном много разговаривают. Но, несмотря на то, что она была строгой мамой, она безумно любила своих детей, хотя не проявляла открыто ни любви, ни тепла. Она сама воспитывала детей, работала за троих и поэтому ее мужской характер, можно было понять. В семье не было заведено никаких телячьих нежностей. Но зато все дети были чисты и ухожены. Лоле всегда хотелось, чтобы, думая о маме, она представляла теплые мягкие мамины руки, а не холодность и построение, как в армии. Но сейчас, повзрослев, Лола прекрасно понимала свою маму. Нельзя быть женственной и мужественной одновременно. Особенно когда растишь и содержишь троих детей одна. Лолу воспитывали в строгости. Чего не скажешь о Марте, которая была единственным ребенком в семье, и которую родители баловали, как могли. Пока Светлана Евгеньевна проводила стерилизацию комнат, будто подготавливаясь к операции, Лола жарила блины. Сковородка, именуемая известной маркой, не оправдала ожиданий Лолы. Блины приставали ко дну. Лола нервничала.

– Я пошел играть на улицу, закрой дверь, – крикнул ей из коридора брат Иван.

Ему было двенадцать. Лола никогда не была с братом особо близка, наверное, из-за большой разницы в возрасте. Но зато за него ей все время доставалось от матери. Он не то чтобы постоянно шкодничал и выделывал выкрутасы. Он просто делал это редко, но талантливо. А блины все еще получались как полурастекшаяся, полупригоревшая масса. Тесто было каким-то пенным. Лола вылила его, и начала делать новое.

«Интересно, Денис сегодня поздно придет?» – подумала про себя Лола. Дэн. Черт побери, она никогда бы не подумала, что будет с ним жить. Лола была его первой любовью, он полюбил ее еще в школе. Высокий, худой и прыщавый Денис. Ну, кого он мог возбуждать? В мыслях сразу всплыли издевательства над ним, и она вспомнила, как обещала ему: «Денис, я, как только разойдусь с Лешкой, буду с тобой встречаться, обязательно». И так было раза три. Просто, перерывов между кавалерами у Лолы не было. Еще не расставшись с одним, у нее появлялся другой. Эти отношения были короткими и, вряд ли вообще претендовали на название «отношения». В них не было ни любви, ни интимности, но Лола была уверенна, что встретит своего принца. Бедный Дэн. Но ведь это было на первом курсе юридического колледжа. Лола была симпатичным юным созданием, совершенно непостоянным, но романтичным. Она притягивала к себе молодых людей, даже не желая того. Ди-джей записывал ей музыку, повар, учившийся на втором курсе, таскал ей булочки из буфета и провожал на остановку. И вот, разведясь с мужем через год, как он уехал за границу и забыл вернуться, она поняла, что осталась одна с маленьким человечком. Ей не хотелось вновь обжечься, и поэтому она избегала новых отношений. Комплименты и предложения сыпались, несмотря на то, что она – разведенка с ребенком на руках. А в нашей стране этим уже никого не удивишь, и таких, как она, было больше, чем комаров летом.

Денис нарисовался неожиданно. Восьмое марта, звонок на домашний телефон из таксофона. Несколько месяцев встреч. И ближе к лету они начали жить вместе. Он предложил жить у него в четырехкомнатной квартире, но так как ребенок был крохой, они решили пожить у ее мамы. К тому же ее мама на этом очень настаивала. Лола не любила его. Но он был хорошим. Когда тесто уже начало заканчиваться, сковорода, наконец, начала адекватно реагировать на происходящее. Ее мысли и воспоминания прервал телефонный звонок.

– Этого не может быть! – вопила Лола, – как же так? Снова ничего не сказала! Черт, Мартусь, я рада до поросячьего визга! Тем временем блин, обидевшись на всех, превратился в негра.

– Мартусик, я вечером вся твоя! – Лола чуть было не начала заикаться от счастья, – увижу тебя, задушу в объятьях. Да, конечно, дорогая, в шесть вечера в кафе «Айсберг», до встречи!

И ей было все равно, что горели блины, и кричала мама.

* * *

Было около половины шестого, когда Марта выехала на папином желтоватом убийце из гаража. Она была в предвкушении радостной встречи, ведь ехала на встречу к лучшей подруге. В брендовом бумажном пакете она везла в качестве презента Лоле косметику от Шанель и диснеевские игрушки для ее сына. Давя на педаль газа, Марта улыбалась. После тех машин, что ей пришлось водить в Америке, старый «москвич» показался ей каким-то непонятным созданием.

– И как только до такого можно было додуматься, – продолжая улыбаться, подумала про себя Марта. «Москвич» послушно ехал, а Марта с жадностью вкушала все детали управления этой допотопной машиной. Доехав за пятнадцать минут из спального района до центра города, Марта про себя радовалась и одновременно удивлялась. Пробок в этом городе нет. Подруги заняли удобный столик. Столики на улице утопали в зелени. Людей было не очень много. Ненавязчиво звучала музыка. Официант, молодой парень, ходил так ровно, мелко перебирая ногами, что это даже было смешно. Создавалось впечатление, будто у него между ног что-то зажато, и оно может выпасть. Подойдя к ним и предложив меню, он сделал такой важный вид, будто он служил во дворце английской королевы. Увидев одобряющий кивок Лолы, он тут же развернулся на широких каблуках и, чеканя шаг, вошел в кафе.

– Тоже мне, Робот Вертер, – ухмыляясь, произнесла Лола и начала изучать меню.

– Он постоянно тошнит, понимаешь, Лолик? Меня все раздражает в нем: как он ест, как он спит, как зубы чистит, в конце концов. Лол, бывало, что у нас секса не было по несколько месяцев, понимаешь? Он ко мне пристает, а я начинаю «болеть» одновременно всеми болезнями мира, или праздники выдумываю всякие святые, когда типа нельзя сексом заниматься, что это грех и все такое…Маразм, понимаешь…

– Ты его любишь? – на полном серьезе спросила Лола.