Обман

– Я разговариваю по телефону, давай позже, – произношу я одними губами в надежде, что этого будет достаточно. Но я ошибаюсь.

– Неееееееет, Ссссээээээээмммм… я-пришел-поговорить – с-тобой-мне-надо… – Он упирается ладонями в дверь и толкает ее, но не очень сильно.

Я нарочито прикрываю трубку рукой и говорю:

– Я знаю, Эдди, и тоже хочу с тобой поговорить, но это очень важный звонок. Нам придется побеседовать позже.

– Ооо’ккккеееей… через-час?

Я киваю и закрываю дверь. Когда Эдди вернется через час, я ему не открою. Мне очень хотелось бы найти в себе силы и энергию, чтобы дать Эдди то, что ему нужно, но сегодня это просто невозможно. Сегодня утром я не стала заморачиваться и мыть голову, к тому же проснулась я с окровавленным пластырем в виде бабочки в волосах, так что мне пришлось скрутить их в аккуратный пучок, чтобы прикрыть его. Я снимаю очки, кладу телефон на стол и думаю, сколько еще я смогу все это выдерживать.

Эдди живет в «Туфлосе» уже бог знает сколько лет. За те шесть, что я здесь работаю, его, кажется, раза три забирали от нас и помещали в отделение скорой психиатрической помощи. Каждый раз – из-за попытки или угрозы суицида. Это одна из самых трудных вещей в нашей профессии; предполагается, что мы должны уметь отличить серьезную угрозу самоубийства (или соответствующее поведение, или даже замечание) от несерьезного и действовать соответствующим образом. Но когда твои пациенты часами пилят запястья скрепками, пока не появятся крошечные красные капельки крови, и почти каждый заявляет нечто вроде «Если мне не дадут апельсиновый сок, я покончу с собой», сделать это довольно сложно.

После того как Эдди увезли в третий раз, месяца четыре назад, наше утреннее совещание Рэйчел решила посвятить его случаю. Я помню, как обильно потел Гэри все время, пока мы сидели в конференц-зале. Он то и дело прикладывался к банке с вишневым «Гаторейдом», и над его верхней губой алел мокрый полукруг. Гэри дико боялся, что кто-нибудь подаст на него в суд, если Эдди удачно завершит очередную попытку самоубийства. Стараясь как-то защитить себя, он тщательнейшим образом прошерстил все планы лечения, достигнутые результаты, оценки психологического состояния и проверил, не совершил ли где ошибку. Он даже проверил все бумаги на предмет опечаток и оставленных кофейных пятен и несколько раз отксерил все документы, пока наконец история болезни Эдди не показалась ему идеальной – то есть такой, что никто, прочитав ее, не сумел бы ни в чем обвинить лечащего врача, а именно Гэри. Но у Эдди не было семьи, так что сама мысль, что кто-то решит засудить Гэри в случае суицида Эдди, представлялась просто смешной.