Хуже не будет

– С ним я сам разберусь. Свяжите его и догоняйте остальных. Надо поймать девчонку, пока она не перебудила остальных.

Офицер быстро и сильно связал мои ноги и руки концом испачканной нефтью веревки и быстро скрылся во тьме. Рядом со мной опустился на землю профессор. Я ожидал от него всего что угодно, но только не того, что он заговорит со мной так же спокойно и мягко, тем же красивым бархатным голосом, что и при первой нашей встрече.

– Что же вы делаете, Иван Игоревич? Не разобравшись, лезете не в свое дело, мешаете выполнять государственное задание…

– Задание? – Я попытался сесть, но у меня ничего не вышло. – О чем вы говорите? По-моему, вы просто рехнулись. Вы сами-то хоть понимаете, что делаете?

– Отчего же. Прекрасно понимаю. Я делаю то, о чем вы писали в своей книге. Приношу жертву Огненным духам.

Профессор сказал это без тени иронии, и мне показалось, что он и вправду сошел с ума. А Губкин продолжал говорить:

– Я вам не все рассказал про свое открытие. Наверное, я был не прав, что не доверился вам полностью сразу. Но, вы же видели, надо мной тоже были надсмотрщики. Так вот, я на самом деле открыл способ восстанавливать зараженную нефть. И для этого действительно нужно некоторое количество живой нефти. Но есть одна большая проблема. Тот самый неведомый, неизученный до сих пор вирус, что губит нефть, вновь активируется, как только нефть «оживает». Несколько мгновений – и перед нами вновь лужа грязи. Но есть одно вещество, что даже в очень малой концентрации убивает этот вирус. Мало того, оно является катализатором и для открытого мною процесса. Почему и как оно действует – тоже пока непонятно. Теоретически я не могу этого объяснить. Но на практике… О! Практика дала ошеломляющие результаты. Догадываетесь, что это за вещество?

Я не догадывался. Не мог я додуматься до такого. Мне кажется, это очень здорово, что не мог.

Я помотал головой.

– Кровь, – сказал Губкин. Просто сказал, без пафоса. Так, что я, даже услышав, не сразу сообразил, о чем идет речь. И он пояснил: – Человеческая кровь. Лучше женская. Она действует со стопроцентным эффектом, тогда как мужская… Впрочем, неважно. Теперь вы понимаете, что я здесь делаю?

– Вы убиваете женщин, – сказал я. – Вот что вы делаете. Убиваете саму жизнь!..

– Ну-у… – протянул Губкин. – Сколько патетики! Впрочем, ведь вы литератор… Так вот, дорогой Иван Игоревич, я убиваю не женщин, а преступников, врагов нашего государства, тоже простите меня за громкие слова. Собственно, это даже делаю не я, а официально приставленные люди. Я лишь пользуюсь побочным, так сказать, результатом их деятельности. Я должен обезопасить это месторождение, единственное, может быть, на планете. Эта кровь, пролитая в него, не даст вирусу уничтожить наш последний шанс. Сейчас мы уедем, но скоро вернемся. Привезем на дирижаблях оборудование, развернем здесь настоящую нефтедобычу. Возродится ваш город, а затем поднимется и страна. Видите, я даже смерть использую во имя жизни! А вы говорите… Теперь-то вы понимаете, что я действую во благо страны и народа?

Снова выглянула луна. Профессор смотрел на меня с легкой укоризной, как на вернувшегося блудного сына, и мягко улыбался из-под усов. Я приподнялся, насколько мог, и ответил:

– Благо народа, построенное на крови, то же, что ваша нефть, влитая вместо крови в вены больному. Я презираю такую страну и не собираюсь в ней жить.

Я отвернулся. Губкин помолчал, вздохнул и сказал:

– Значит, вы предпочитаете смерть? Ну что ж, дело ваше. Что бы вы ни говорили, мы живем в свободной стране. Право выбора есть у каждого. Только простите меня великодушно, никогда самолично не приходилось этого делать. Боюсь, как у специалистов не выйдет. Может, будет немного больно.

Я скосил глаза. Профессор встал и поднял что-то с земли. Затем подошел ко мне, наклонился, и я разглядел в его руке нож с широким и длинным лезвием. Такой же, что висел на поясе у военных. Скорее, один из них. Нож был выпачкан черным. Конечно же, так выглядела при лунном свете кровь, но мне отчего-то подумалось, что это нефть.

Губкин неуклюже замахнулся. Я невольно зажмурился, приготовившись к боли. Последней боли в моей жизни. Но удара я так и не дождался. Вместо этого я услышал странный свист, а вслед за ним – хрип. Рядом со мной что-то грузно упало. Я открыл глаза. Губкин лежал навзничь у самого края скальной трещины. Его голова была запрокинута и свешивалась над черной расщелиной. А в горле профессора торчала… стрела. По ее древку из раны стекала кровь и тоненьким ручейком падала в темноту разлома.

Я, словно завороженный, смотрел и смотрел на этот ручеек, и в моей голове, который раз за минувшие сутки, не было ни единой мысли.

Из ступора меня вывела автоматная очередь. С места нашей стоянки послышались крики, снова раздались выстрелы. Там явно случилось нечто неординарное, вряд ли такой переполох могла вызвать сбежавшая девушка. И эта стрела…

Внезапно я почувствовал, как моего запястья коснулось что-то холодное и твердое. Рывок – и руки мои оказались свободными. Тело затекло, и быстро повернуться у меня не получилось. А когда я все же смог это сделать, мои ноги тоже были на свободе. Передо мной стоял странный длинноволосый человек. Его голое тело блестело в свете луны. Прикрыты были лишь бедра.

– Здравствуй, Иван, – сказал он смутно знакомым голосом. – Как дела?

– Здравствуй, Данька! – Мое подсознание сработало быстрее путаных мыслей. – Нормально дела. Чуть не умер вот…

– Не умер же!

– Я и говорю: нормально.

С горем пополам я поднялся на ноги, и мы обнялись.

– Что там происходит? – мотнул я головой в сторону редкой уже стрельбы.

– Да там уже все произошло, я думаю, – сказал Данька. – Все нормально, не переживай.

Стрельба и впрямь стихла. Крики все еще слышались, но в них было больше удивления и радости, нежели боли и страха.

– Но все же, кто там? Это ведь ты их привел? Как ты узнал, что тут…

– Погоди, давай по порядку! – засмеялся и замахал руками Данька. – У меня мозги не такие быстрые, как у тебя.

– Зато руки меткие, – нервно хмыкнул я, взглянув на стрелу в горле профессора. – Это ведь ты его?

– Зоркий глаз – вождь неетов! – сказал Данька и, дурачась, издал индейский клич.

– Ты – вождь неетов? – ахнул я. – Значит, они… то есть вы… не все вымерли? Вас много?

– Опять куча вопросов! – широко улыбнулся Данька. – Да никакой я не вождь. То есть, может, имею какой-то вес, но у нас всем старейшины заправляют. Мой дед тоже из них был… – Голос неета дрогнул. – Прав он оказался, вы сюда пришли. А мы дым увидели, вот и…

– Твой дед? – Наконец-то я начал что-то понимать. – Та это он был в той пещере?

– Да. Он говорил, что вы все равно сюда придете – и тогда нееты исчезнут окончательно и уже навсегда. Ему не все верили, но он все равно ушел сюда и ждал вас. Он сказал, что если не удастся вас переубедить, то он уничтожит Урочище.

– Но почему было не уничтожить его сразу? Вам что, так дорога эта нефть? Или вы торговать ею собрались?

– Не говори глупостей. Нееты не хотят больше иметь никаких дел с вами. Ну, с вашей цивилизацией, в смысле. Нас, конечно, мало, чуть больше двух сотен, но мы свободны. Нам хватает того, что дает лес и озера. Нефть нам, конечно, совсем не нужна. Тут дело в другом. Это я почти тридцать лет прожил с вами, в городе. Это для меня тут – просто нефть. А для моего деда, да теперь уже и для молодых неетов, это – Урочище Огненных духов. А разве можно тревожить духов, тем более, жестоких и злобных? Для деда и духи были по-прежнему святы, но и про нефть он знал, и понимал, чем ее добыча может для нас кончиться. Вот и выбирал из двух зол, вот и тянул до последнего.

– А что будем делать сейчас? – заглянул я в глаза другу. Небо на востоке вовсю уже начинало светлеть, я хорошо теперь различал выражение Данькиного лица, но ничего не сумел на нем прочесть.

– Все, кто хотят, могут пойти с нами. Хорошо, если согласятся женщины, у нас их мало. Хорошо, если согласишься ты. Если кто-то не захочет, пусть возвращается к себе. Но тогда нефть нужно будет уничтожить.

– Женщины наверняка согласятся, – сказал я. – Они – заключенные-смертницы. Им возвращаться некуда. А я… Да и мне, в общем-то, некуда. Насчет военных я, конечно, не уверен.

– Вряд ли кто из военных остался в живых, – жестко усмехнулся Данька. – Разве что один, в бинтах, мы его сразу взяли.

– Это Кожухов, – вспомнил я фамилию обожженного офицера. – Он во всем этом не участвовал… Может, не надо его убивать?

– Мы никого просто так не убиваем. Если он захочет жить с нами, мы не будем против.

– Хорошо. Значит, если все согласятся пойти с вами, Урочище можно оставить?

– Думаю, да. Никто ведь тогда не расскажет, что тут есть нефть.

– Данька! – воскликнул я. – Ну ты и наивен! Да они узнали о ней со спутников. Как ни странно, те до сих пор летают. И когда в столице не дождутся возвращения этой экспедиции – пришлют сюда новую, более многочисленную и вооруженную посильней. Пока нефть не уничтожена, вам покоя не будет.

– Ты рассуждаешь хорошо и правильно, – прищурился Данька. – Но правильно с моей стороны, со стороны неетов. Однако ты пока не наш, и я говорю это не в укор. Ты хороший человек. Ты умный человек. Я долго жил в твоей стране, и она мне тоже дала много хорошего. А нефть для твоей страны – это очень хорошо. В конце концов, нееты могут уйти и дальше – свободных земель теперь много. Так что решай сам. Как скажешь, так и будет. Я подожду тебя там, – кивнул он в сторону людей.

– Уходи, Данька. Не надо меня ждать. Уходи, и уводи людей как можно дальше. Я подожду, пока не поднимется солнце.