Теперь Чэндлер выглядит испуганным.
– Ну… откровенно говоря… – его голос дрожит. – Слушайте, а если вы возьмете с собой не те компоненты? Или забудете какую-то деталь? – Самообладание снова вернулось к нему – сказывается опыт участия в спорах на ТВ. – И как вы нам выразительно напомнили ранее: Земля будет от нас на расстоянии двенадцати миллионов миль. Вы не сможете ни заказать недостающие части, ни получить техподдержку по имеющимся.
Чэндлер поворачивается к Фаулеру.
– Я больше не могу это слушать и подаю официальный протест против участия доктора Синклера в миссии. Он безответственный и безрассудный. И есть решение суда, отправившее его в тюрьму. – Он оглядывает остальную команду. – В предстоящей экспедиции он может нас всех убить или помешать нам изучить артефакт, что, как мне кажется, еще хуже.
Глаза всех присутствующих в комнате обращаются ко мне, а потом в пол или отворачиваются, как будто они только что увидели мальчика, которого избили на школьной площадке, и теперь ничем не могут ему помочь. Как-то так я себя и чувствую: с разбитым носом, упавшим, но непобежденным. Внутри меня закипает ярость.
Когда я начинаю говорить, то прежде всего стараюсь не кричать.
– Ваша проблема очень проста, доктор Чэндлер: вы не можете работать. Там, в космосе, мы собираемся построить все, что нам нужно, а потом, если понадобится, починить это. Вы могли бы все это сделать двенадцать лет назад, или даже десять, но с тех пор все, чем вы занимались, – это давали интервью на ТВ и распространяли проплаченные изображения. Там, куда мы направляемся, нам это не поможет.
Чэндлер встает, указывая на меня пальцем.
– Я изобретал уже тогда, когда ты просиживал штаны…
– Джентльмены, пожалуйста. – Фаулер примирительно поднимает руки и какое-то время смотрит на Чэндлера. – Доктор, НАСА никогда не отправляет в космос никого против воли.
Он указывает на дверь, которую открывает ассистент.
– Мы не будем делать этого и сейчас. Прошу за мной.
* * *
Когда дверь за Фаулером и Чэндлером закрывается, в комнате повисает тишина. Я был настолько готов к драке, что сейчас никак не могу успокоиться – руки продолжают трястись.
– Сколько будут весить требуемые вами компоненты? – невозмутимо спрашивает Григорий, потягиваясь на стуле. По его тону нельзя сказать, что сейчас что-то произошло.
– Пока не знаю, – бормочу я в ответ.
– А что вам нужно для того, чтобы точно это понимать? – он бросает на меня короткий взгляд.
– Ответы. Например, достигнув артефакта, сможем ли мы использовать некоторые из узлов нашего корабля, не лишая его возможности и дальше выполнять миссию и в конце вернуть нас домой.
– Возможно. – Он запрокидывает голову к потолку, как бы прикидывая в уме устройство корабля. – А какие части вас интересуют?
* * *
Фаулер возвращается в комнату с другим инженером-робототехником – доктором Гарри Эндрюсом. Ранее я встречался с ним на нескольких конференциях. Он умен, и, более того, он практикующий инженер. Последнее, что я о нем слышал, это что он работал на частную компанию, которая позволила ему безвылазно сидеть в лаборатории, избегая всяких совещаний и встреч. Доктор Эндрюс идеально подходит для миссии.
Его появление в комнате натолкнуло меня на мысль, что на этой базе есть много людей, подобных ему, которые ждут своего часа. Каждому из нас есть замена, по крайней мере должна быть. Если кто-то умрет до или во время старта, они должны будут быстро отправить замену, потому что времени готовить новые кадры не будет.
В подтверждение моих мыслей Фаулер представляет Гарри со словами:
– Доктор Эндрюс следил за нашим собранием и сейчас полностью в курсе происходящего. Поэтому давайте продолжим.
И совещание продолжается как ни в чем не бывало. Никаких возражений, никаких комментариев, разговором теперь управляют факты, а не взаимные нападки. Мы все понимаем, что сейчас на счету.
Как только наступает перерыв в обсуждении, я задаю вопрос, который гложет меня с самой первой минуты, как я увидел артефакт.
– Думаю, перед тем как двинуться дальше, мы должны определиться с тем, что такое этот артефакт. Раз уж мы расставили приоритеты в корабельной загрузке, то неплохо было бы сделать то же самое и с нашими теориями.
– Очевидно, именно он и вызывает Долгую Зиму, – говорит Григорий.
– Конечно, это очень вероятно, но что, если мы не правы?
Тишину нарушает голос Мин.
– Возможно, они исследователи или первооткрыватели и так же, как и мы, наблюдают за тем, что происходит, а не вызывают это.
– Да, – кивнул я. – И не могут это остановить. – Дав всем присутствующим хорошо понять мои слова, я продолжаю: – Но все может быть и по-другому.
Все неотрывно смотрят на меня.
– А что, если он был там все время? Что, если он веками дрейфовал там, пока мы не заметили его просто потому, что стали смотреть более пристально?
Гарри Эндрюс окидывает меня взглядом.
– Он достаточно мал, чтобы наши телескопы могли его заметить, особенно если он не очень подвижен. Все, что нам известно, так это то, что древняя цивилизация Венеры запустила его миллиард лет назад. Когда они исчезли, то не сочли нужным прибрать за собой.
– Исчезли или были уничтожены, – добавляет Григорий. – Но существуют и другие предположения. Помните, есть ведь и второй артефакт. Что, если они воюют друг с другом? Два воина преследуют друг друга, проносясь через систему, и мы их интересуем мало. Не больше, чем колония муравьев, обреченная на смерть, когда пересекает оживленное шоссе.
В разговор вступает Шарлотта Льюис, лингвист и археолог из Австралии, чьей задачей как раз и является первый контакт. Она откашливается и неуверенно говорит:
– Увидев изображение, я тоже сразу задумалась о том, чем может быть артефакт. Логично предполагать, что это космический корабль, но если так, то как выглядит его команда? Они гуманоиды или, может быть, насекомые? Или это такая форма жизни, которой нет аналогов на Земле? Может, артефактом управляют машины, или он сам машина, вроде зонда? А может ли артефакт быть сам по себе живым существом, чей дом – это космос. Я поискала в розданных нам документах, но ничего не нашла. НАСА вообще знает что-либо об этом?
– Нет, – отвечает Фаулер. – И я полагаю, что мы не получим ответов до тех пор, пока вы не доберетесь до артефакта. Единственное, что у нас есть, это его реакция на зонд, из которой мы можем заключить, что он обладает энергией и обращает внимание на происходящее вокруг. Мы не можем пренебрегать тем фактом, что некий феномен, уничтоживший МКС и другие спутники, имел место сразу после открытия Альфа. Так что если предположение Джеймса верно – очевидно, что артефакты сами по себе никак не связаны с Долгой Зимой – мы имеем несколько занимательных совпадений. Момент открытия артефактов – в то же время, когда наша планета страдает от необъяснимого падения солнечной радиации, – враждебный ответ на обнаружение артефакта Альфа, курсы обоих объектов, ведущие их прямиком к Солнцу… Все это позволяет с уверенностью говорить о связи артефактов с аномалией, вызвавшей Долгую Зиму. И – что более важно – мы надеемся, что так оно и есть. Потому что если мы ошибаемся, то это значит, что Земля медленно умирает, а мы совершенно не знаем почему и как ее спасти.
Он отворачивается и делает несколько шагов.
– Мы исследовали все возможности спасения человеческой расы, сделали все приготовления, но каждый из вас сейчас понимает, что если солнечная радиация продолжит снижаться, то наши шансы на спасение будут исчезать еще быстрее. На данный момент мы смотрим в будущее, где сможет спастись очень и очень маленькая группа людей. Их будет ждать мрачная, холодная и голодная жизнь. Те, кто спасутся, абсолютно точно смогут называть себя счастливчиками.
Фаулер обводит взглядом комнату, всматриваясь каждому в глаза.
– Эта миссия – наш лучший шанс. Нельзя победить без участия, поэтому мы должны предполагать, что артефакты хранят ключ к нашему будущему в том или ином его виде. – Он смотрит сначала на меня, а потом на майора Хэмпстеда. – Планируйте загрузку исходя из этих двух предположений.
Что конкретно это за возможности, Фаулер не говорит, но мы все понимаем, о чем идет речь: мы или станем друзьями, или уничтожим артефакт.
Я боюсь, что мы не сможем сделать ни того, ни другого.
19
Эмма
Каким-то образом мне удалось заснуть.
Проснувшись, я тут же начинаю оглядываться, боясь, что пропустила сигнал тревоги или еще одно надвигающееся облако обломков. Я чувствую себя скалолазом, который застрял на отвесной скале и не может найти способ, чтобы спуститься вниз. Пробоина в обшивке капсулы означает, что я не смогу в ней вернуться домой. Скорее всего, это транспортное средство выработает все топливо и упадет в гравитационный колодец Земли. Меня ждет агонизирующая смерть внутри маленькой печки.