Зенобия из рода Клеопатры

– Вспомни царицу Семирамиду. Она отстранила от престола слабовольного мужа, чтобы доказать, что в руках женщины царский престол обретает совершенно иную ценность. Семирамида не проводила жизнь в безделье, пирушках и оргиях, как муж, а дни и ночи думала о делах в своём царстве. Во главе армии сражалась с врагами, дошла до Индии и возвеличила Ассирийское царство до немыслимых размеров и могущества. Завоёванные страны не разрушала, а строила в них города, поражавшие великолепием зданий и сооружений, возводила дивные храмы. Ты слышала о висячих садах Семирамиды в Вавилоне? Это ли не Чудо Света? Вельможам, военачальникам и простому народу при Семирамиде жилось лучше, чем при её муже. А не захотела бы стать царицей – ничего подобного не совершила бы, а имя Семирамида нам бы знакомо не было.

Зенобия упорно не сдавалась:

– Весь мир знает силу и могущество Рима. Не зря у римлян тотемный зверь – лев, как оберег. Лев – царь всех животных. А Пальмира…

Зенобия запнулась, подбирая слова. Нашла:

– Пальмира для Рима – собачонка, которая может укусить в полной уверенности, что спрячется в своём дворе. Иначе лев разорвёт. Хорошо, что стены у Пальмиры высокие и прочные.

Лонгин, похоже, обрадовался сравнению:

– Замечательно! Тогда послушай историю, какую мне поведал торговец, побывавший в Африке в племени масаев. У них домашний скот охраняют подростки с маленькими злобными собачками. Удивительно, но львы обходят их стороной. А дело в тех собачках…

Старый грек рассказал, как охотники, выследив одинокого льва, ожидают, когда он укроется на отдых в кустарнике. Сюда приводят свору шумных суетливых собачек, которые суматошно бегают вокруг лёжки льва и беспрестанно лают звонкими голосами. Свора чувствует себя в безопасности, и лев, уверенный в собственном могуществе, не слишком опасается собак. Так продолжается довольно долго, пока лев терпит. А когда ему надоедает невыносимый лай и визг, выскакивает из кустарника, взвивается высоко, пугая врагов, делает короткую перебежку и скрывается в следующем кустарнике.

Вся свора спешит за ним, истошный собачий визг разносится далеко окрест. Со временем лай усиливается, также слышится продолжительный рёв и судорожные всхлипывания. А затем происходит нечто странное: собачки в охватившей их ярости вдруг бесстрашно устремляются в кусты… И тогда охотники говорят друг другу: «Лев мёртв!»… И они правы! Оказывается, сильный и могучий, благородный и величественный царь зверей, никого и никогда не страшившийся… умирает в кустах… от разрыва сердца!

Лонгин с хитрецой посмотрел на Зенобию.

– Какой смысл истории? Кто сильнее духом, тот и победитель, моя царица! Позволь поверить, что ты сможешь когда-то объявить своему народу: «Лев мёртв!»

Прочь сомнения

Зенобия доверяла греку Лонгину хотя бы потому, что мать его была сирийка. В Афинах он учился красноречию, долгое время преподавал в философской школе. Помимо греческого говорил и писал на латинском и арамейском. Несколько лет жил в Египте, изучал древний язык египтян и работал вместе с греческими учёными и философами в знаменитой Александрийской библиотеке. Волею судеб Лонгин оказался в Эмесе, где открыл собственную философскую школу. Слух о мудреце достиг Пальмиры, после чего молодая супруга царя Одената, окружившая свой двор известными представителями науки, искусства и литературы, пригласила Лонгина дать ей несколько уроков «о политике и надлежащем управлении государством».

Знакомство состоялось, встречи участились. Царица настолько привыкла к лекциям шестидесятилетнего философа, что настояла на том, чтобы он оставил преподавание в Эмесе и стал при ней советником. Когда сыну царя Вабааллату исполнилось семь лет, Зенобия назначила грека его наставником.

* * *

На следующий день после разговора Лонгина царица пригласила на Совет военачальников, кто в последние годы ходил в походы вместе с Оденатом. В небольшом зале дворца, закрытом от излишних глаз и ушей, где Оденат обычно проводил заседания, наскоро собрались два десятка высших представителей пальмирской армии. Среди них убелённые сединами ветераны с увечьями и шрамами и новые командиры, кто не успел показать свою доблесть на полях сражений.

Вдова Одената сидела на малом троне, который во время приёмов прежде занимала рядом с Оденатом. Голубой хиджаб, расшитый яркими узорами, драгоценными камнями и золотистой бахромой. На голове тюрбан с огромным рубином и массивными золотыми подвесками. Военачальники с озабоченными лицами столпились напротив трона в ожидании решения царицы. Она же в поисках подходящих слов с приветливой улыбкой здоровалась с каждым, молчаливо кивала головой. Лонгин, как свой человек в заседании, находился позади царицы, готовый вовремя подать совет.

Собравшись с мыслями, Зенобия уверенно заявила:

– На днях в Пальмиру прибывает наместник императора. Не в гости, а чтобы назначить нового царя. Мне сообщил из Рима доверенный человек.

Военачальники тотчас отозвались возмущёнными возгласами, угрожающе хватались за кинжалы на поясах. Зенобия продолжила:

– В ужасные дни, когда пальмирцы лишились царя, а я – любимого супруга, вы не дрогнули и приняли правильное для Пальмиры решение. И сегодня вы без промедления пришли на Совет, что означает одно – армии небезразлично, кто станет царём пальмирцев. Я же хочу услышать ответ, от которого зависят благополучие Пальмиры и наши судьбы.

Военачальники согласно отозвались:

– Что сама скажешь, царица.

Ощутив доверие к себе, Зенобия вдохновилась:

– Римский император не должен назначать Пальмире царя! Галлиен запятнал себя бесчестием, поддержав заговор Меония. Император – главный виновник убийства царя Одената!

Зенобия обвела воинов жестким взглядом, голос обрёл решительность:

– Вы хотите, чтобы командующий над вами был человек, который ставит интересы Рима выше интересов пальмирцев? Вам нужен такой царь?

Лица военачальников посуровели, от возмущения задвигались скулы. Послышались недовольные возгласы:

– Пусть прокляты будут все римляне!

– Проклят будет Галлиен!

– Нам не нужны друзья Рима!

Зенобия мельком посмотрела на Лонгина и поняла, что он доволен.

– И я о том же! – уверенно продолжала царица. – Убив царя и его сына Герода, Галлиен решил, что у Одената нет больше наследника! Разве мой Вабааллат не сын Одената?

Присутствующие на Совете с одобрением отозвались на эти слова, закивали головами:

– Вабааллата на престол! Пусть он будет нашим царём!

Зенобия поняла, что ей нужно успешно завершать затеянное дело:

– Вабааллат продолжит дело царя Одената. Вы согласны, доблестные командиры, провозгласить моего сына царём пальмирцев?

На фоне общего одобрения неожиданно послышались голоса:

– Вабааллату семь лет! Кому нужен на престоле ребёнок? Вот враги Пальмиры обрадуются!

Зенобия растерянно повернулась к Лонгину. Старик строго оглядел зал и заявил:

– До совершеннолетия в таких случаях царскими делами занимается регент. Мать Вабааллата способна принять на себя обязательства. Среди вас есть хотя бы один, кто сомневается в царице?

Наступила тишина. Каждый из участников совещания понимал, что малолетнему царю и его матери необходима помощь и поддержка армии, а это влияние командиров в управлении Пальмирой. Принятие важных решений останется под контролем военной элиты. Царица отличалась от других женщин цепким умом, бесстрашием и неуёмной энергией. Иногда она даже сопровождала мужа в походах и сражениях. В приметном пурпурном плаще и в боевом шлеме вместо золотой диадемы она уверенно владела оружием на поле боя.

Пришло время принять решение, но первым высказаться никто не желал. В зале повисло тягостное безмолвие.

Наконец командующий конницей Масрур сказал:

– Вабааллату быть царём! Жена Одената при нём регентом.

Следом на верность царю Вабааллату присягнул Саббах из знатного пальмирского рода. Затем поспешили дать клятву новому царю и Зенобии остальные члены военного Совета.

Армия с воодушевлением восприняла восшествие на царский престол малолетнего наследника Одената. Воины римского гарнизона в Пальмире тоже признали Вабааллата наследником царя Одената. Большой неожиданностью для Галлиена оказалось обстоятельство, что пальмирские командиры отдали себя под начало женщине.

Глава четвёртая. Армейский избранник

Схватка за престол

Разгром армии Валериана персами, унизительный плен императора и бездействие Галлиена по освобождению отца привели к недовольству военных. Из-за бездарного руководства армией сражения проигрывались, в легионах зрели сепаратистские настроения. Для повода к мятежам достаточно было не выдать рядовому составу в срок денежного довольства, компенсацию расходов на фураж, оружие и обмундирование.