Мозги и змеи. Статьи и эссе

Они напоминали беспризорных детей или раненых животных – с ободранными и оторванными обложками, с мятыми и разорванными страницами, неаппетитно заляпанные грязью и мусором, оскверненные бродячими собаками и кошками. Книги страдали молча, не взывая о помощи. И не только потому, что не умели говорить. Обладай книги даром речи, они бы все равно молчали. Ибо книги мудры и отлично понимают, что умолять о спасении бесполезно. Их время прошло. Они больше никому не нужны. И их будущее – большая городская свалка и тлен. Или, в лучшем случае, раздерут на листы и свернут из них кулечки для семечек.

И тут появлялся я. Увы, я спасал не все подряд книги – только те, которые были не сильно изгажены и подлежали восстановлению. И потом, у меня свои вкусы, свои пристрастия. Я подбирал томики фантастики, научно-популярные издания, познавательную литературу, книжки с детства любимых авторов. И мысленно извинялся перед теми книгами, которым предстояло и дальше гнить на помойке. Особенно неприятно было видеть выброшенные толстые тома классиков научного коммунизма. Идеи, воспламенившие некогда миллионы и миллионы людей, проникшие в миллиарды умов, разделившие мир на два противоборствующих лагеря и влиявшие на историю человечества, лежали вперемешку с картофельными очистками и рваной обувью… Я запихивал все подобранное в спортивную сумку и нес домой. Дома я приступал к многочасовой, кропотливой работе. Очищал и дезинфицировал обложки, скреплял полосками прозрачной бумаги разорванные страницы, подклеивал, сшивал и обрезал, протирал спиртом. Эта работа для очень и очень терпеливых. Странно, но починка изуродованных книг ассоциировалась у меня с работой в военном госпитале (в далекой молодости я трудился санитаром). Точно так же там чинили, сшивали, скрепляли, чистили человеческие тела, пострадавшие при тех или иных обстоятельствах. Или это грешно – сравнивать книги с людьми? Но так или иначе после всех затраченных трудов подобранные на мусорке бумажные сироты приобретали довольно приличный вид.

Для чего я это делал? Уж не с коммерческой целью, можете поверить. Ибо безвозвратно ушла в прошлое эпоха, когда отдельно взятые дефицитные книги продавали из-под полы по тройному или даже пятикратному номиналу. Минули и те времена, когда покупатели приглядывались к разложенным на развале, или на каменном барьере, или просто на газоне книгам, и, случалось, покупали что-нибудь. Когда-то за книгами охотились в буквальном смысле этого слова, из-за них дрались, ради них выстаивали длиннющие очереди, их в конце концов бесстыдно воровали из библиотек и частных коллекций. Все это стало историей, такой же отвлеченной, как история Древнего Египта или Империи инков. Нынешние дети не поверят, что подобные страсти могли разгораться из-за книг. Молодые просто не поймут этого. И в результате место книг – на свалках. В обнимку, так сказать, с бытовым мусором. Больно видеть.

Молодые опять же могут спросить с недоумением – а чего это я вожусь с загаженными книжками, когда стоит только войти в любой современный книжный магазин, и – опа! Вот они, роскошно изданные тома в глянце и акриле, все что душе угодно: классики известные и классики неизвестные, авторы всегда разрешенные и авторы некогда запрещенные, литература для детей, для взрослых и просто для блондинок – всё, буквально всё! И зачем, спрашивается, при таком богатом выборе копаться в антисанитарии и разводить дома лазарет и реставрационную мастерскую в одном флаконе?

Эхе-хе, отвечу я с грустью, но ведь те, прежние книги несут на себе печать времени! Это печать моего детства, юности моей, это утраченные цвета и запахи моих давних надежд и чаяний! Вот старенькая фантастическая книжка о полете космонавтов на Венеру; я читал ее тайком, держа под партой, вместо того чтобы читать учебник по алгебре, был пойман с поличным и с позором выдворен из класса! Вот старенький Конан Дойл – в шестом, помнится, классе точно такой же томик я засунул за пояс, когда выходил драться с каким-то кентом на задний двор школы; я не хотел расставаться с Конан Дойлом даже в бою, и та книжка окрасилась кровью, хлынувшей из моего расквашенного носа… А вот точно такого же Брэдбери я с трудом добыл (вы не представляете, чего стоило тогда это – добыть Брэдбери!) и подарил на день рождения своей тринадцатилетней однокласснице, в благодарность за что был поцелован ею в щеку и потом не мыл эту щеку целый месяц… А вот точно такая же книжка поддержала меня в трудную минуту, я выпрямился и обрел второе дыхание… А вот эти научно-популярные книжки – о рыбах, о насекомых, о динозаврах – сделали так, что я в дальнейшем выбрал профессию биолога…

Понимаете? Теперь понимаете?! Нет? Это не просто книжки. Это слепок эпохи. Это консервированное время. Это как палеозойский муравей, замурованный в кусочке янтаря…

В культовом романе упомянутого Рэя Брэдбери «Фаренгейт: 451» описывается будущее Америки. Тоталитарный режим, при котором художественная литература признана вредной и сжигается из огнеметов. Каждый, кто хранит дома уцелевший томик стихов или старинный роман, объявляется преступником и подлежит аресту и суду. В кошмарном будущем «Фаренгейта» книги не нужны. Их заменили бесконечные сериалы, «мыльные оперы», пошлые юмористические шоу. Книги сжигаются специальными командами пожарных (о, ирония судьбы!). 451 градус по Фаренгейту – это температура воспламенения бумаги.

И вот настало то самое будущее, которого так ждали и в то же самое время так боялись все фантасты мира.

Когда я, надев резиновые перчатки, роюсь в грудах выброшенных книг, мне часто приходит в голову, что брэдбериевские злодеи, сжигавшие книги, проявляли тем самым уважение к ним как к опасному, достойному противнику! А в нашей реальности книги такого уважения, увы, не удостоились. Их просто отправляют на свалку – бездумно, пренебрежительно. К крысам. Зачем они нужны, эти книги? Телеэкраны полны разборок звезд шоу-бизнеса, бесконечной серой лентой текут сериалы и «мыльные оперы», и бодро кричит реклама, и идут нескончаемые придурковатые «юмористические» передачи, и нас постоянно учат, как надо готовить то или иное блюдо или лечить геморрой народными средствами… Как хотите, а это показатель. Культура заметно изменилась (я не говорю «упала» или что-то в этом роде, просто – изменилась). Книг больше не читают. Они перестали быть необходимостью. Есть интернет, есть плееры и мобильники с закачанными мелодиями, есть 4D-кинотеатры…

Но я в очередной раз вешаю на плечо сумку, запихиваю в карман резиновые перчатки и иду спасать бумажных сирот. А однажды мне даже пришлось выхватывать хорошие старые книжки из огня – детвора, забавляясь, швыряла их в костер… Мне удивляются, надо мной подшучивают… Но я ведь не один такой! Я знаю нескольких человек, которые также заняты спасением отверженных книг. Все они примерно одного со мной возраста или чуть постарше. Возможно, мы и чудаки. Возможно, мы просто чокнутые. Ведь на свалках встречаются не только выброшенные книги, там нередко ютятся и беспризорные дети, так не лучше ли помочь беспризорникам? Но я помогаю чем могу и детям – подкармливаю, даю одежду, обувку… И не могу понять, чего тут больше – то ли врожденной доброты, то ли защитной реакции психики на окружающую действительность. Однако уверен в одном твердо: тот, кто не пройдет мимо выброшенной книги, не пройдет и мимо брошенного ребенка. Одно, знаете ли, тесно связано с другим.

Стыдно сказать, но я даже не испытал никакого негодования по поводу вышвырнутых на помойку книг из шефнеровской библиотеки. Негодование давно иссякло, осталась лишь усталость. В наше время книги действительно перестали быть обязательной принадлежностью, во многих домах не стало даже книжных шкафов и книжных полок! Хотя читающие люди все-таки сохранились, в том числе и среди молодежи…

Но я хорошо помню свое первое негодование по схожему поводу. Во второй половине 80-х годов прошлого века, когда уже довольно высоко поднялась мутная перестроечная волна, в одной из советских (тогда еще) газет появилась убийственная заметка. Не помню, кем именно, наследниками или еще кем-нибудь, но в Москве была продана квартира известного советского режиссера-кинодокументалиста Романа Кармена. При этом были выброшены сотни жестяных коробок с уникальными лентами, снятыми режиссером в течение всей его жизни. Уникальные, бесценные, неповторимые ленты! Тогда я еще не понимал, что наступает время новых людей – тех, кому по барабану плоды интеллектуального труда настоящих мастеров, время людей, которые в силу ограниченности своей даже не ведают, что творят, ЧТО именно они выбрасывают и разбазаривают…

«В другой жизни, но в этой…»

Декабрь, 2017

А вот и воспоминание о Фариде Алекперли, памяти которого посвящена эта книга…

8 апреля 2021 года я остался без одного из лучших своих друзей. Я не говорю уже о том, какую утрату понесла наука. Избегая громких, высокопарных слов, скажу тем не менее, что такие люди, как он, составляют самый цвет азербайджанской нации.

Я имею полное право так говорить, потому что знаком с Фаридом Алекперли очень давно – целых сорок лет… Тогда, 1 сентября 1981 года, не был он еще ни профессором, ни доктором исторических наук, ни авторитетным специалистом в области истории медицины – все это ему еще предстояло… а был он, как и я, студентом-первокурсником биофака Азербайджанского госуниверситета. Мы с ним оценивающе оглядели друг друга – и сели за одну парту. И так, рядышком, просидели все последующие пять лет.

Нас очень многое сближало, и мы всегда держались вместе – в студенческих аудиториях, на практике, в «поле», в экспедициях… Мы обменивались книжками и вместе ходили в кино. На появившихся первых видеомагнитофонах вместе смотрели «Сталкера» и ржали над шоу Бенни Хилла. Мы пробовали написать в соавторстве фантастический роман. И меня всегда поражало, что Фарид, происходя из почтенной, интеллигентной семьи азербайджанских ученых, даже династии, никогда не чинился, не возносился и не высокомерничал, а держался со всеми свободно, просто, открыто и дружелюбно, не позволяя в то же время с собой фамильярничать. И еще он обладал редкостным чувством юмора и на мир смотрел почти всегда с долей доброй, мягкой иронии…

Создатель щедро одарил этого парня. Фарид с детства самостоятельно овладел четырьмя-пятью восточными языками и двумя-тремя европейскими (это не считая азербайджанского и русского, которыми он также владел в совершенстве). Фарид великолепно разбирался в биологии, истории, литературе. Фарид прекрасно рисовал, особенно ему удавались карикатуры. Фарид был отличным фотографом (в моем домашнем архиве хранятся сделанные им снимки насекомых, пауков, скорпионов, птиц, деревьев, гор и прочего). Фарид неплохо управлялся с любительской кинокамерой. Фарид писал веселые стихи и неплохую прозу, в том числе и для детей. Мне кажется, его умения я могу перечислять до бесконечности…

Что немаловажно, Фарид был верным, настоящим другом. Мы и после окончания Университета часто встречались, планируя какие-то экспедиции, киносъемки, совершали походы по Апшеронскому полуострову (фотографировать или ловить ящериц, змей, скорпионов где-нибудь у поселка Зых, или у Джейранбатанского водохранилища, или на Бакинских Ушах [это двойная гора километрах в двадцати к югу от столицы]). Мы планировали создать новую телепередачу о природе Азербайджана. Постепенно мы стали встречаться все реже, Фарид погрузился в свою работу в Рукописном фонде Академии наук, я начал ходить в море на научно-исследовательском судне… В общем, жизнь развела нас по сторонам.

Но когда в моей жизни началась черная полоса, когда неизлечимо заболела моя мама и медленно умирала пораженная опухолью мозга, а наша семья разом обнищала, лишившись всех накопленных средств, Фарид часто заходил к нам домой, принося еду и лекарства, поддерживая и материально, и морально. А потом, когда мама умерла и я с голодухи доигрался до жуткого авитаминоза (о, святые 90-е!..), Фарид часто навещал меня, принося еду, медикаменты, что-нибудь почитать, и, бывало, подолгу сиживал у моей кровати, поднимая мне настроение, шутя и балагуря…

Все это время он работал, работал и работал, и достиг в своем деле значительных результатов.

Так, Фарид стал единственным азербайджанским ученым, которого допустили в секретную библиотеку Ватикана. Он нашел там уникальные документы, касающиеся средневекового Азербайджана, в частности государств Аггоюнлу, Гарагоюнлу, Сефевидского государства, поддерживающих теплые отношения с Ватиканом (эти названия мало что скажут людям непосвященным, но не специалистам-историкам). Также в секретной библиотеке мой друг отыскал около восьмидесяти малоизвестных поэм Низами и Физули и записки шаха Исмаила…

Да, Фарид пошел «в гору». Правда, видеться мы с ним стали еще реже – Фарид часто выезжал в командировки в разные страны… и все это время его, оказывается, мучила болезнь…

…и в конце концов в этом многолетнем единоборстве болезнь вышла победительницей…

…хотя мой друг мужественно сражался до последнего и даже в больничной палате работал между приступами боли и процедурами, пристроив лэптоп на тумбочку или на живот.

Фарид сделал много добра в своей жизни разным людям. Я очень надеюсь, что Всевышний учтет все это и вынесет в отношении него справедливое решение.

Царствие тебе небесное, Друг Фарид!

Мне есть что вспомнить, о чем рассказать. У нас были живые, яркие, интересные, насыщенные смыслом годы, мы были активными, полными энтузиазма… Кое-какие наши совместные приключения описаны мною в выпущенных санкт-петербургским издательством «Четыре» авторских сборниках: «Звездная ящерка» (2022), «С днем рождения, Белый Свет!» (2023), «В Багдаде все спокойно» (2024).

А сейчас – статья-воспоминание, написанная мною в декабре 2017-го, когда Фарид был еще жив…

* * *

…Тридцать с небольшим лет назад, когда писательский зуд сделался совершенно невыносимым и требовал немедленной реализации, у меня появился первый в жизни соавтор.

Осень 1986 года выдалась памятной для советских людей. Это был не просто разгар перестройки, внушившей многим (особенно интеллектуалам) мысль, что вот именно сейчас-то мы сможем достичь чего-либо значительного своим собственным умом… Осенью 86-го мы с Фаридом только-только получили дипломы и распределение. Это было время крупных перемен и еще более крупных надежд, в головах у нас обоих крутилось множество смелых творческих проектов. Один из них и сделал нас соавторами. Мы всерьез засели за фантастико-приключенческий роман под условным названием «Своими глазами». Сюжет его был незатейлив, но весьма-весьма занимателен. Судите сами: домой к главному герою, известному азербайджанскому историку и археологу, вдруг является незнакомец, молодой человек, и начинает говорить странные вещи. Ни много ни мало гость уверяет, что построил машину времени и предлагает профессору отправиться вместе с ним в прошлое, в древний Азербайджан, во времена царя Атропата… Разумеется, профессор принимает гостя за сумасшедшего и намеревается выставить его из дома. Но молодой человек демонстрирует профессору уникальные древние рукописи, а затем – странный аппарат с телеобъективом и клешней-манипулятором. По словам гостя, именно с помощью данного аппарата (зонда), запущенного в четвертый век до нашей эры, он и добыл эти рукописи в одной из древних библиотек… Постепенно молодой человек убеждает ученого в своей правоте. Дальше – больше. Уже вдвоем они монтируют компактную машину времени в кузове-пикапе легковушки Иж-2715 (в просторечии именуемого «Москвич-будка»), и с ее помощью переносятся на две тысячи лет назад, в древнюю Габалу! Нашим героям предстояло пройти множество приключений, как опасных, так и забавных, и вернуться в наше время с грузом разнообразных впечатлений и с богатым научным материалом… Учтите, в то время мы и не подозревали о существовании фантастического фильма Роберта Земекиса «Назад в будущее», вышедшего двумя годами ранее!

Будь наш роман дописан и опубликован, он стал бы первым фантастическим романом, герои которого отправляются в прошлое Азербайджана!

Писать вместе было нелегко, поскольку каждый из нас хотел наравне с другим участвовать в создании общего «ребенка». Хотя Фарид, блестяще знавший историю, больше отвечал за историческую часть, а я – за литературную, желание участвовать «на равных» было присуще обоим. В конце концов порешили так: каждый из нас напишет собственную версию романа, а потом мы создадим своеобразный «сплав» из двух текстов. Это напоминает смешивание двух сортов хорошего чая – в результате получается великолепный букет, ведь каждый из сортов отдает чаю лучшие качества, какие у него есть.

Закончить столь увлекательный роман нам помешали жизненные обстоятельства. Со временем мы оба охладели к нашей затее. В итоге роман был законсервирован. Фарид с упоением включился в работу в Рукописном фонде, меня в моем Институте ботаники нагрузили «черной» работой, потом я женился… В общем, «о быт» разбиваются не только семейные лодки, но и творческие. А до этого были месяцы, густо насыщенные креативом, неугомонным желанием работать, стремлением как-то проявить себя, создать что-то эдакое, интересное, необычное… До сих пор стоят перед глазами картины нашей совместной работы. Или дома у Фарида, в Ичери-шехер, старинном районе, называемом «Крепостью» (мы азартно спорим у раскрытого окна, а с моря дует свежий бриз, вздымая занавески, в стаканах стынет крепкий чай, на столе между толстенными справочниками притулилась оранжевая пишущая машинка марки «Оптима» с заправленным в нее листом бумаги), или у меня дома, что неподалеку от памятника разведчику Рихарду Зорге (мы азартно спорим у раскрытого окна, в которое лезут упругие ветви тутового дерева, на электроплитке исходит паром чайник, везде разбросаны исчерканные блокноты, эскизы и наброски старинного оружия и людей в старинных одеяниях, на столе стоит кремового цвета машинка «Любава» с заправленным в нее листом бумаги, и в комнате пахнет болгарским трубочным табаком, поскольку мы с Фаридом в то время увлекались курением трубок)… Что ни говори, это была хорошая школа. Кстати, Фарид дальше продолжил работать «сольно». Писал биологические сказки для детей, научно-популярные книги для взрослых. Сейчас он очень известный ученый и уважаемый человек.

(Недавно я напомнил Фариду о тех днях и даже показал ему черновики и рисунки нашего совместного романа, хранящиеся в моем домашнем архиве. Он долго молчал, затем произнес:

– Все это как будто в другой жизни было…

Я слабо усмехнулся и ответил:

– В другой, но в этой…)

Дед ибн Мороз

10 января 2013 г.

Неполиткорректно говорить «Дед Мороз».

Надо говорить «низкотемпературный пенсионер»

    Анекдот

Поначалу я вообще не хотел писать на эту тему. Счел это глупостью, не заслуживающей внимания. Но потом все же не утерпел, отреагировал.

На этот Новый год, если вы заметили, на улицах Баку, а также на его бульварах и в парках было крайне мало Дедов Морозов и Снегурочек. По словам главы пресс-службы Департамента торговли и услуг исполнительной власти города, в этом году поступило всего тридцать обращений для Дедов Морозов и Снегурочек, да и из тех удовлетворены были всего двадцать два… А жаль. Лично у меня всегда поднималось настроение, когда я видел на улицах веселых парней, у которых из-под белых ватных бород и из-под красной шапки нахально выпирали черные волосы и столь же черная щетина, и очаровательных молодых брюнеток, одетых в костюм Ледяной Внучки… Думаю, что настроение поднималось и у многих детишек, особенно если их фотографировали рядом с Дедом Морозом и Снегурочкой, у наряженной елки! Однако же, как видим, в этом году белобородому старику в дубленке и колпаке в нашем южном городе не подфартило. Надеюсь, что это не связано с участившимися гонениями на Деда Мороза со стороны части несознательных мусульман. А таковые гонения, увы, имеют место.

В последнее время дебаты вокруг того, следует ли мусульманам отмечать Новый год, поздравлять друзей и знакомых с новогодним праздником, пускать своих детей на «елки», считать ли Деда Мороза «кяфиром» («неверным») и так далее, многократно усилились на постсоветском пространстве. Иной раз споры вокруг «низкотемпературного пенсионера» достигают такого накала, что я поневоле начинаю сравнивать Деда Мороза с другим дедушкой – Лениным. В самом деле, усилиями «правых» создается впечатление, что корень всех российских бед заключен в мумифицированном вожде мирового пролетариата, и стоит лишь вынести его вон из Мавзолея, как тут же настанет тишь да гладь да божья благодать. Усилиями «правоверных» создается впечатление, что средоточием всех мировых зол является Дед Мороз, и стоит лишь запретить добродушного старика с посохом, мешком и в бороде, как по всей земле настанет не жизнь, а малина! Будто других проблем нет, честное слово… Я всякий раз вспоминаю один из анекдотов о Молле Насреддине, популярном в Азербайджане персонаже. Среди ночи рядом с домом Моллы поднялся шум и началась драка. Она длилась довольно долго. Насреддин не выдержал, закутался в одеяло и вышел на улицу узнать, в чем дело. Один из дерущихся сорвал с него одеяло, и вся компания дала деру. «Из-за чего драка была?» – спросила жена у вернувшегося Моллы.

«Из-за моего одеяла, – ответил Насреддин. – Как только его отняли – все сразу успокоились». И Владимир Ильич Ульянов-Ленин, и Дед Мороз, Красный нос, кажутся мне порой такими вот одеялами…

Впрочем, справедливости ради надо отметить, что на Деда Мороза «наезжают» не только некоторые мусульмане, но и некоторые христиане. Я читал, что где-то в России, не помню, где именно, местный православный батюшка выступил с предложением покрестить Деда Мороза, который, как ни крути, является языческим персонажем, пережитком эпохи Берендеева царства (как, собственно, и Снегурочка, которую записали Деду Морозу во внучки). Ничего, да? А в 1916 году, когда шла Первая мировая война, Священный синод Русской православной церкви запретил новогоднюю елку! Обычай-то пришел в Россию из Германии, а Германия в то время была главным врагом России…