Легенды и боги древних славян

Можно привести множество примеров контактов юных героев и героинь с миром Б.Я. В русской сказке, писал Афан. (1, 85; 2, 303): «…Царевич решается добыть себе такого коня, который был бы сильней и быстрее Кощеева, и за трудную службу у Бабы Яги достигает своей цели… Злая мачеха посылала падчерицу за огнем к Бабе Яге. Поздним вечером приходит она к избушке; вокруг избы – забор, на заборе торчат человеческие черепа, а в тех черепах блестят глаза и озаряют поляну; к утру глаза потухают, а с вечера снова зажигаются и светят всю ночь. Девушка сняла один череп с горящими очами, вздела его на палку и, освещая перед собой дорогу, пустилась назад. Воротившись домой, она вошла в горницу; а глаза из черепа так и глядят на мачеху и ее родных дочерей, так и жгут огнем… И к утру превратили их в черный уголь». Так предки (к ним, в потусторонний мир, ходила девушка) покарали чужаков в доме, притеснявших молодую хозяйку.

«По свидетельству русских преданий, те быстроногие кони, на которых можно уйти от летучего змея, добываются от Бабы Яги… в награду за трудную службу; подобно тому в хорутанских и словацких сказках молодец, желающий добыть чудесного коня, поступает на службу к Бабе-чаровнице и пасет буйных кобылиц… В наших сказках герой, поступая на службу к Бабе Яге, должен стеречь ее буйных кобылиц, которые всякий раз разбегаются от него в разные стороны; но ему помогают пчелы, они пускаются в погоню за кобылицами, жалят их и к назначенному сроку пригоняют домой» (Афан., 1, 318, 195). По Афан., пчелы – звезды – способствуют герою. Значит, в период посвящения молодые люди изучали ориентацию по звездам и земным приметам, т. е. постигали начала астрономии, географии, естествознания.

Образ Б.Я. в фольклоре слав. многозначный. По Афан. (1, 398), например, словаки и чехи обращались к Б.Я. в заговорах, когда болели зубы, приговаривая: «Ежи Баба, Старабаба на тебе зуб костяной, дай мне железный». По-видимому, старая баба лечила людей своего племени, знала тайны медицины, силу трав, минералов, вод, огня. Афан. (3, 292) считал: «из святочных игр можно заключить, что Б.Я. мастерица загадывать загадки и разрешать их таинственный смысл». После испытаний юного героя Б.Я. становится помощницей, она предвещает герою будущее, указывает дорогу, дарит богатырского коня или кубок.

Конечно, там, где сказки прошли жесткую христианизацию, Б.Я. – ужасная ведьма. Похищает детей, чтоб съесть; запирает на какое-то время, чтоб убить; насылает испытания, чтоб погубить; гонится, чтобы догнать и уничтожить. Т. е. – все наоборот.

Слово «ведьма» – санскр. и и.-е., означает «ведомая». Но наполнилось негативным смыслом собирательного зла оно в христ. времена и повсеместно употребимо в этом смысле стало именно христ. Чего стоили, например, «процессы ведьм», массовые казни ни в чем не повинных людей. В дохристианской религии древ. слав. не было одного собирательного образа зла. Были многочисленные духи, божества, как правило, небезусловно только злые. Русалки, дух ржи, банник, домовой, леший и т. д. Эти духи могли быть охраняющими, оберегающими, помогающими, а в др. моменты – они же опасны, наказывают нерадивых, вершат суд. Или просто вредят, озоруют. Так на архаичный, идущий из II тыс. до н. э., образ Б.Я. – персонажа, безусловно, и милующего, и карающего, и дающего жизнь (воплощение, перевоплощение), а также принимающего души потомков своего рода-народа в загробном мире, – наложился более поздний образ христ. средневековой ведьмы. И целый комплекс христ. суеверий. В то же время в дохристианские времена не существовало самой ведьмы. Во всяком случае, в том, всефокусирующем зло варианте.

По моему мнению, в пластическом олицетворении облик Б.Я. был такой: старое морщинистое лицо, но белое, просветленное, одухотворенное. Выразительные серые глаза с пронзительным взглядом («ясные очи»). Нос небольшой. Голова с седыми волосами повязана белым платком с узелком сзади, на шее. В ушах – серьги, т. к. слав. женщины носили их с древнейших времен (о чем свидетельствуют археологические находки). У Б.Я. серьги могли представлять, например, гроздь маленьких звезд – каждая на тонкой подвеске. Фигура – сухощавая, спина сгорбленная от старости. Одета Б.Я. в белую вышитую рубаху с длинными рукавами, меховую безрукавку (мехом наружу) поверх этого. Пояс ее вышит свастиками и крестами, на поясе висит привязанный свиток с древ. знаниями. О том, что у Б.Я. были знания и законы даже записанные, говорил Афан. (1, 169): «В одной из сказок существовал некий свиток, похищенный у Бабы Яги», т. е. добытые у нее знания.

Еще несколько примеров неоднозначности образа Б.Я. В одном из фольклорных текстов, записанных Д.К. Зелениным в Вятской губ., Б.Я. именуется хозяйкой яблоневого сада. Значит, сюда, в мир запредельный, иной, прилетала Жар-птица русск. сказок добывать золотые волшебные яблоки. В известной сказке «Гуси-лебеди» бывавший у Б.Я. мальчик сидел на лавочке, играл золотыми яблоками. В античной мифол. известны золотые яблоки Гесперид, находившиеся в саду на крайнем З., где Солнце заходит «под землю», в мир иной, к предкам. Сейчас-то мы знаем: никакого «крайнего» З. нет и быть не может, ибо Земля круглая. Однако есть устойчивое и поддающееся локализации географическое определение «Крайний Север» – древнейшая прародина и.-е. с захоронениями пращуров. Там Солнце заходило вообще на полгода. Об этом закатном, темном мире предков древ. прародины сохранилась память в фольклоре слав.

Без-Корнилович М.И. в книге «Исторические сведения о примечательных местах в Белоруссии с присовокуплением и других сведений к ней же относящихся» (СПб., 1855) писал: «За рекою Полотою, в поле находится озерко Воловое: о нем есть предание, будто бы в древности… при оном озере стояли капища Перуна и Бабы Яги». Т. о., мы можем быть уверенными, что слав. не только почитали предков вообще, но и конкретно Б.Я.

Необходимо сказать также о не всегда понятных атрибутах Б.Я.: ступе, пестике, помеле (венике, метле), деревянной лопате.

Деревянная лопата, хлебная лопата – элемент печной утвари (наряду с кочергой, ухватом), обрядовые функции и символика которой определяется принадлежностью к очагу, огню и причастностью к изготовлению хлеба (в т. ч. и ритуального). На ней хлеб в печь сажают, да не просто хлеб, а хлеб, замешенный на трех (семи) росах или воде из трех (семи) колодцев (ключей), – указывает на то, что Б.Я. лечила детей энергией воды и огня, магическими действиями. Например, она знала обряд «перепекания ребенка». Обряд совершался над всеми младенцами, или же только над больными. Эти обряды известны в Поволжье, Сибири, Волынском Полесье, на Урале, Подолье. Баба на рассвете приносила целебной воды из трех (семи) колодцев или родников, месила тесто, пекла хлеб и, вынув хлебы из печи, всовывала туда привязанного на хлебной (деревянной) лопате ребенка трижды на мгновение (достаточное, чтобы жаром уничтожить болезни (вирусы) или нечисть вокруг него), сопровождая действие заветным словом (молением). Гл. цель – «сжигание» болезни, очищение слабого, «не допекшегося» в утробе матери младенца, чтоб сделать его здоровым. Печь и жар здесь символизировали лоно Бога. Не так ли юноши и девушки в купальскую ночь, по праздникам и воскресеньям очищались огнем, прыгая через костер? Что интересно: и на современном уровне медицина лечит людей разными видами прогреваний, облучений вплоть до лазера. А предки пользовались целебной силой огня издавна!

У ступы в древ. и.-е. мире было два значения. Об одном из них – главнейшем! – начисто забыто. Или, может быть, специально важнейшее стиралось из памяти народа и подменялось примитивным, бытовым. Первое значение: ступа – гора камней над могилой предка. Основание памятника из камней, изваяние (включающее ступени к нему, т. к. статуи богов ставили на возвышения) с написанными на нем знаниями, законами, установлениями (отсюда – «устав»; «ступени знаний») бога. Или законодателя (правителя, предка). Поэтому, когда Б.Я. изображают сидящей или передвигающейся на ступе (в ступе) – это значит: она «сидит» на сакральных знаниях отеческих богов и предков, законах этических, нравственных (и перемещается с ними везде). В Индии, например, известны ступы I тыс. до н. э. (в Санчи и Бхархуте) с написанными на них канонами (3 корзины законов). Под ступой с законами не обязательно подразумевали статуи богов, это могли быть стела, столб с важными надписями. На разных яз. это почти одно и то же: иллир. «stup», венд. «stolp», польск. «styп», лат. «stela», бог. «stup». В ведах «stupa» – дерево с кроной. Как здесь не вспомнить о родословном древе и древе жизни!

Поскольку древнеиндоевропейский смысл слова «ступа» в первом значении до нас не дошел (или на каком-то этапе был утрачен) – сказки о Б.Я. зрительно обогатились бытовой ступой, которая имелась в каждом доме. Делалась она из толстого древесного столба (колоды), выдолбленного в верхней ч. В этой ступе измельчали пищу, сырье, лекарственные и ритуальные снадобья, травы, минералы. Т. е. и бытовая ступа иногда участвовала в магических ритуалах (при их подготовке). Этот вид бытовой ступы использован в авестийском мифе о первотворении мира. Ступа здесь – земная твердь, а пестик – небо, его оплодотворяющий фаллос.

Метла, помело, веник – предметы и бытовые, и ритуальные. Конечно, в случае с Б.Я. надо иметь в виду ритуальный смысл символов. Ритуальный веник (метла, помело, сноп, букет, пучок, купа-купина), совокупность веток, собирался ежегодно в ночь перед Купалой. Он хранился весь г. и считался целебным (в сказках – волшебным), сконцентрировавшим всю творческую силу г. в момент ее наивысшего подъема, совокупную энергию годового Солнца. В купальскую метлу-купу складывались по ветке березы, ольхи, черемухи, ивы, липы, смородины, калины, рябины и по цветку трав-кустов разных сортов. Именно такой метлой (помелом, веником) владела Б.Я., только, в отличие от ежегодного веника-букета людей, этот был тысячелетний: имел силу, на которой и взлететь возможно. Вот почему у Б.Я. в сказках метла летала скоро и легко. Магической силой обладали кочерга (огненный оберег), пестик (фаллический символ продолжения рода).

В период насаждения пришлой «импортной» веры христ. интернационалом всем традиционным богам слав., духам, прародителям, волхвам и даже некоторым персонажам слав. фольклора были приданы демонические черты, уродливость внешнего вида и характера. Не избежали демонизации Б.Я., Кащей Бессмертный, домовые духи, бесы – гномы, шумно приветствовавшие рождение человека и отгонявшие нечисть, русалки и др. А поскольку Б.Я. защитница рода, народа слав. и русск. (именно в ее владениях произносились слова про «русский дух», «русскую кость») – она и испытывала на себе большее давление христ. интернационала. Порой ее изображали в ужасающем виде – с вросшим в потолок носом, косматую, горбатую, с отвислыми грудями… и вообще как кровожадное чудовище, поедающее людей. Воистину, забвение делает нас манкуртами с деформированными представлениями о древнейшей ист. Необходимо восстановить справедливость, обратившись к ист. памяти. Ценности прародины должны стать нам опорой, они способны только помочь, но никак не навредить.

БАБУНЫ – чары, колдовство. В списке XIV в. в одной из лет. есть слова: «…Коварьство еврейско ревьство премудривше егуптян бабуны».

БАЛДА – богатырь русск. сказок, обладавший магической, божественной силой в борьбе с нечистью. Афан. (2, 379) считал этот образ «весьма архаичным», он писал также, «что черт, с которым состязается Балда, есть не более как замена мифического змея…» вод. По ведам, первый богатырь, сражавшийся со змеем Вритрой, – бог Индра. У Афан. (2, 376377): «Слово балда (от санскр. bеag=bеal – разить, ударять, рубить; от того же корня происходят: болт и булава) означает: большой молот, колотушка, дубина, палица… (дубина, палица постоянное орудие Индры. – А.Б.) Понятна поэтому та великая богатырская мощь, какою наделяется Балда в сказках: он может давать такие щелчки, что от них падают мертвыми бык и медведь…». При этом вся сила Б. заключается в 2–3 пальцах.

БАННИК, БАЕННИК, ЛАЗНИК БАЙНИК – дух бани, связан со здоровьем, чистотой жизни, силой, с одной стороны; и с болезнями, заговорами, с водным и загробным миром – с др. Б. участвовал в святочных гаданиях. В период насаждения христ. Б. приписывались злые намерения. С ним связывались христ. суеверия.

БАНЯ, в X–XIII вв. и др. названия: МОВЬ, МОВНЯ, МОВНИЦА, МЫЛЬНЯ, ВЛАЗНЯ. Без русск. Б., по словам древ. путешественников, не было ни одной деревни. Б. смывает грязь, нечисть, оздоравливает, расширяя сосуды – множество маленьких сердец. Воздействуя теплом на капилляры, Б. повышает сопротивляемость организма инфекциям, способствует закаливанию. К старости кожа человека становится плотной, поры сужаются, происходит слабое потоотделение, Б. помогает восстановить баланс организма, разбудить его защитные силы, предотвратить старение, тренируя систему терморегуляции. Дубовые и березовые веники дополняют оздоровление хорошим массажем. Особый ритуал – «подвенечная» Б., которая устраивалась невесте накануне свадьбы. Топили ее подруги невесты, при этом гадая о нраве жениха путем опускания раскаленных камней в воду, узнавая необходимое по характеру звуков камней. Б. невесты сопровождалась людной процессией, невесту вносили туда на руках (ей не давали переступить через порог), она причитала, т. к. символически должна была «смыть» красоту и волю. Реже совершался сходный обряд для жениха (парневик, мальчишник). Особый вид свадебной Б. – раздельное мытье молодоженов после брачной ночи – известен в основном у русск. (уп. в «Домострое», ХVI в.): новобрачную «в мыльню не вводят», а умывают в сеннике. Готовил такую Б. дружка (иногда с помощью свахи). Во время мытья новобрачных гости шумели, громко кричали, стоя возле Б., чтобы отогнать злых духов. На Русск. Сев. молодых после мытья одаривали специальным хлебом – банником. Необычна ритуальная шуточная Б. в заключение свадьбы для свекра и свекрови, которую топили старыми вениками, напуская как можно больше дыма. Мн. вариантов обрядовой Б. для рожениц (до родов; в послеродовой период – уже с младенцем) с участием повитухи. С заговорами, краплением водой. Больше всего таких вариантов известно в Белоруссии, России. Б. – место девичьх гаданий [ «Байничек, девятиугольничек, скажи, за кем мне быть замужем?» (Пинега); «Суженый-ряженый, приди ко мне ужинать!» (Кострома)]. В др. – русск. источниках XIV–XVII вв. уп. особая Б., которую топили для мертвых (предков). – навья мовь. Такие Б. устраивались в Новгородской, Минской губ. накануне 9-го («навь» – санскр. девять), 40-го дня после смерти хозяина. Накануне летних, зимних Святок, Радуницы, а в христ. времена – в понедельник Фоминой недели, в чистый четверг Великого поста, перед Купалой (Троицей). Нечисть в Б., связанные с нею чернушные суеверия – выдумки христ. режима.

БАХАРЬ – сказочник, рассказывающий ист., в Древ. и средневековой Руси. Ист. сохранила несколько имен царских придворных Б.: Клим Оферин, Петр Сапогов, Богдан Путята (у царя Михаила Федоровича), Иван (у Василия Шуйского). Б. встречались еще в XIX в. Об одном слепом сказочнике, купленном его дедом только для того, чтобы рассказывать сказки, – Льве Степановиче – писал в «Воспоминаниях детства» Лев Толстой.

БАЯЛЬНИЦА («говорящая») – ворожея.

БАЯН, БОЯН (от «баять» – рассказывать, сказки говорить) – сказочник, рассказчик, певец; чародей, волшебник; создатель песен, былин, эпоса, поэт; мудрец. Для обозначения поэта и мудреца в санскр. было одно слово – риши, т. е. рекущий от имени богини речи Вас, Вак или Рик, Рич. Часто на Руси Б. был волхвом: «постави влъхвом и баяном» (XV в.). Б. – имя др. – русск. поэта-певца кон. XI – нач. XII в., известного по уп. в «Слове о полку Игореве», где он уп. 7 раз. Автор называл его «внуком Велеса». Т. е. потомком Велеса, «соловьем старого времени», «вещим» певцом. Б. восхвалял совр. ему князей Старого Ярослава, храброго Мстислава, красного Романа (Святославича), Всеслава Полоцкого. Мысль «Слова…»: «Боян бо вещий, аще кому хотяше песнь творити, то растекашеся мысью (т. е. белкой) по древу, серым волком по земли, шизым орлом под облакы», по мнению ряда исследователей, выражает представление о Б. как о человеке, обладающем, подобно волхву, сверхъестественной силой. Способностью к путешествию по трем сферам космоса: по небу – в образе орла, по земле – в образе волка, по соединяющему их мировому древу (стволу, оси) – в образе белки. Пение, рассказ о событиях ист. воспринимались в древ. как магический обряд, сопровождающийся мистическими перевоплощениями. Имя Б. стало на Руси нарицательным для обозначения поэта; встречается также в надписях Софии Киевской, в Новгородском летописце, оно было распространенным слав. и русск. именем, особенно в XI–XIII вв.

БДЕЛНИК, БДЕЛЬНИК. 1. Тот, кто бодрствует, помнит. 2. Обряд дохристианской веры, процесс прохождения которого нам неизвестен. Видимо, он был весьма устойчивым и древ., связан с памятью о предках. Об этом можно судить по негодованию в «Слове и поучении против язычества» (XIV в.): «…Мосты чинять по мертвых и просветы и бделник…».

БДЕНИЕ – бодрствование, дежурство. Такие Б. были условием встречи ритуального Нового г. – Коляды, когда, у юж. слав., например, всю ночь или несколько ночей горел бадняк. Б. положено возле умершего, не то душа умершего может войти в тело спящего, пока душа спящего отсутствует, витает. Б. проводилось возле роженицы, младенца, больных людей. Смягченные формы запрета сна в связи с ритуальным Б. связаны с представлением об опасности сна для жизни человека. Ведь сон находился в ведении богов смерти. Поэтому нельзя было спать в определенное время суток (на закате солнца, в полдень), в Купальскую ночь, в Сочельник.

БДЫН – надгробное сооружение у русск. В нем присутствовала небольшая, иногда символическая крыша, чтоб родные могли приходить на могилу, бдеть под защитой крыши в любую погоду. В «Житии княгини Ольги» (XIII в.) сказано, что она «заповедала» на своей могиле «ни трызнъ творити, ни бдына деяти». Т. е. была христианка.

БЕЛБОГ, БЕЛОБОГ, БЕЛУН – белый цвет-свет, светлое ясное небо, воплощение солнечной энергии, направленной на плодородие полей; бог света. Афан. (1, 49) считал, что «образ этого бога сохранился в постоянных его эпитетах «белый свет» и «белый день», употребляемых в двух смыслах: как мир, как стихия света. От «свет» произошло «свят» (святость, святой). У русск. был распространен бог большого светового цикла Дажбог. И Б. был им известен, или использовался как одно из имен-эпитетов Дажбога. У зап. слав. он сближается со Световидом, у ариев с Митрой, у грек. с Аполлоном. «Бъл» входит в корень слова – благо, добро, с которым соединяется идея плодородия, изобилия. Бог светлого неба, блага, поддерживающий жизнь, ее продолжение на земле, хранитель (консерватор) жизни. Давал дух, душу, участвовал в формировании судеб всего живого, просвещал, следил за исполнением законов, жребия, судьбы, давал удачу. Обладал зорким взглядом, не случайно его животные орел, сокол; участвовал в торговых делах.

Б. был могуч, держал в правой руке кусок железа, т. к. считался еще богом справедливости, правосудия. Слав. издревле был известен подобный (испытание раскаленным железом, огнем) способ восстановления справедливости. Подозреваемому в каком-либо проступке давали в руку раскаленный кусок железа, велели с ним пройти шагов десять. Того, чья рука оставалась невредима, признавали правым. Во всяком случае, в мужестве, выдержке ему трудно отказать. Фактически человек судил сам себя, степень его психологического переживания (ср.: на воре и шапка горит) решала его судьбу. Или испытуемого просили пройти по горящим углям. Ходящие по горящим углям невиновные уверены в себе. Уверенность повышает качество энергии сопротивления, человек выдерживает испытание. Подобные испытания, кажущиеся нам сейчас жестокими, бессмысленными, вовсе не считались таковыми вплоть до правления Ивана Грозного. Не случайно богу, вершившему правосудие, приносили в жертву кровь, чтобы он не допустил страшной для человека кары: быть осужденным, тем более – несправедливо. Тяжело испытание, но еще тяжелее бремя позора. Понятие «клейменный железом» издревле было равнозначно понятию «клейменный позором».

В честь Б. свершались игры, пиры, веселые ритуальные действия с плетением венков, гаданиями, состязаниями и т. д. У лужицких сербов близ Будишина, или Бауцена (Bautzen), ему была посвящена гора, которая называлась Bielu boе (была у них и гора Черный бог). Статуя Б. стояла в Арконе на о. Рюген. В Поморье на северо-западе Польши на р. Реге находился о. Belbug (позже там построен монастырь). Русск. ист. Сб., I, ст. Ходаковск., 80; Афан. (2,140; 3,381) уп. Белобожье и Белобожницу – святилища Б. в Польше, Belbozice у чехов (у чехов известна Белая гора), Belboznica в Галиции. Капище Б. было в Беловеже (Белой Веже) у русск. в сер. X в. Урочище Белые боги существовало под Москвой по дороге в Сергиев Посад. Б. был у слав., живших у Адриатического м., возле Аквилен на камне начертано: «BELLINO-APOLLINO» («Belenus» в древ. надписи стоит в ряду с именем Аполлона, Афан., 3, 381). Это был гиперборейский бог, знание о котором занесено с культом Аполлона, или, может быть, он до этого давно почитался протославянами. Скорее всего Аполлон и Белбог синонимы. Б. был у шумер, считавших себя выходцами с сев., с горы Меру (шу-меры – съ-меру: «су» санскр. прекрасная+«меру» – ось, стержень); у этрусков (см. Классен, 193, 195). У вавилонян и ассирийцев он высший бог неба. Еще его историки называли «Jupiter Belus». Beal (Beil, Beul, Beli) – имя верховного бога света у др. кельтов.

Б. и Чернобог у слав. обычно (например, у Гельмольда в «Славянской хронике») уп. вместе. В Густынской лет. (под 1070 г.) в Польше старинные волхвы были убеждены, что «два суть бози: един небесный, другой во аде». Это очень древ. боги и.-е. Но они далеки от многоликости, разнофункциональности богов индо-славов, скорее близки духу ир. арьев, чей духовный мир в черно-белых красках, в поляризации добра и зла. Видимо, Б. и Чернобог привнесены в слав. мир ираноязычной ч. и.-е., живших в отдельных регионах (большей частью на юге славянского мира и на юге Европы) бок о бок друг с другом тысячелетиями. Чувствуется, что функции Б. во многом сходны с функциями Митры (возможно, Б. – это синоним Митры, одно из его имен в некоторых регионах, как в других он – синоним Аполлона, Световида, Дажбога). В древ. оба бога (или один под разными именами) осуществляли совместный акт творения мира из хаоса. Сотворив живое, неживое, эти боги все потом себе забирали. Таков ритм жизни (соотношения зимы и лета; ночи и дня; жизни и смерти). Эти боги еще раз подтверждали мысль, что в мифол. предков все одинаково ценно, все одинаково нужно, все одинаково дорого. Афан. (1, 49) писал: «О древнем Белбоге доселе сохраняется живая память в белорусском предании о Белуне. Белун представляется старцем с длинной белой бородой в белой одежде с посохом в руках. Он является только днем. Путников, заблудившихся в дремучем лесу, выводит на настоящую дорогу». Есть поговорка: «Цемна у лесе без Белуна». Во время жатвы Б. ходил по нивам, помогал жнецам; рассыпал для них деньги, т. е. золото солнечных лучей. Ассоциация золота с солнечными лучами основана на древ. представлениях, где свет виделся золотом. Б. считали подателем богатства, плодородия. Поговорка: «посябрывся с Белуном» употреблялась в смысле «пососедился с Белуном».

БЕЛОВОДЬЕ – легендарная местность, рай, назван так из-за молочной р. (м., оз.), текущей по раю из вымени небесной коровы. Вспомним молочные рр. русск. и слав. сказок, это застывшие воды (лед) прародины и.-е. в Приполярье. В России есть Беловодск на одном из притоков Северского Донца.

БЕЛОЯР – легендарное название местности – рая, родины предков, возможно, находившейся некогда в Приполярье.

БЕРЕГИНИ, БЕРЕГЫНИ (ВИЛЫ, ВОДЯНИЦЫ, КУПАЛКИ, ЛОСКОТУХИ, МАВКИ, МАВКИ ЛЕСНЫЕ, РУСАЛКИ, САМОВИЛЫ, САМОДИВЫ) – общее название всех существ стихий, пространств, добрых духов, оберегавших человека, его душу на водах, на земле, в домах, в поле, в лесу, в ягодниках, на болотах, в поднебесном царстве. На санскр. берег – «вела», вот откуда загадочные слав. вилы («вилина», по мнению санскритолога Гусевой, «скрытно обволакивающая»). Самодива (самовила от иран. asma-daiva – небесный дух. И более древ. вед. div – небо) небесная, облачная нимфа в болг. мифол., у чех.

Б. известны по оригинальным др. – русск. текстам XIV–XV вв. и переводным с греч., например, «Слове св. Григория» или «Слове об идолах» (6 раз в разных списках): «Тем же богомъ требу кладуть и творять и словенскый языкъ кланяется виламъ и Мокошьи, Диве, Перуну, Хърсу, Роду и рожаници, упиремъ и берегынямъ и Переплуту». В «Слове и поучении против язычества» (XIV в.) русск. обвиняли: «И веруютъ в Перуна, в Хорса… и в вилы… и куры имъ режютъ»; там же: «Паче бо согрешенья… ставленье трапезы рожаницамъ… требы, кладомыя виламъ». В др. – русск. памятнике письменности XIV–XV вв. писали: «Веруют в Перуна, и в Хорса, и в Мокошь, и в Сима и въ Рьгла, и въ вилы, их же числом 33 сестреницъ, глаголят невеглас, и мнят богинями». Или – вилы, «их же числом тридевять сестрениц». «Слово св. отца нашего Иоанна Златоустого» предостерегало: «Уклоняйся молящих человек Роду и роженицам, Порену и Аполлину, и Мокоши, и берегыни и всяким богам и требам мерзким не приближайся». Автор XIV в. писал: «Начаша требы класти Роду и Рожаницам, преже Перуна, бога ихъ, а преже того клали требу упирем и берегиням». В Софийском сб. XIV в.: «…А друзии [поклонялись] Перену, Хоурсу, виламъ и Мокоши, оупиремъ, берегынямъ, их же нарицаютъ три ? (9) сестреницъ… А друзии [поклонялись] огневи и камению и рекам, и источникомъ и берегынямъ». В Чудовском списке XVI в.: Б. «клали требы». В др. – русск. текстах известны записи с начальным «в» (ср. базилик-василек) и «п»: «Клали требу упиремъ и верегиням», пример из «Паисиевского сборника XIV–XV вв.; «Уклоняйся Поревну, и Аполовину, и Мокоши, и перегини» – «Поучение духовное детям» (XVI в.). Др. – русск. «прегыня» – холм, поросший лесом. Да и др. два варианта корней понятны: «береги», «вереги» – оберегающее (существо, дух) и веруемое (существо, дух), предмет веры. Т. е., видимо, Б., верегини, перегини – существа, оберегавшие русск. лесостепные угодья вкупе с вмещенными в них горами, холмами, рр., оз., болотами, родниками, колодцами и т. д.

Имя Б. иногда связывали со словом «берег», что оправдано лишь частично, так же как и связь со словом «ber» – гора. Б., оберегающие человека в водах и помогающие тонущим добраться до берега, – и русалки, и вилы, и некие сирены, красивые крылатые девы (которых трудно идентифицировать). Б. (наподобие греч. пенатов) хранили благополучие разных мест, видов природы, дом, людей. Б. были противоположны (в то же время с ними связаны) упырям. «Пр», «переть» – быстро двигаться, уходить, уноситься, возноситься, удаляться. Т. е. внезапно ушедшим; быстро унесшимся: утонувшим, сгоревшим, растерзанным зверями, сгинувшим в дремучих лесах, в болотах, др. водоемах. Сорвавшимся со скалы, крутого берега или с дерева, погибшим на чужбине умершим родственникам. Их не обмыли, не одели в чистое, не отпели, не оградили сильным словом, громким плачем, не погребли, не помянули и т. д. Их души бродят неприкаянные (иногда меж живыми). От них неизвестно чего ожидать – оберега или заморочки, заблуждения, затягивания в водоворот смерти. В дохристианский период слово «упырь» не было идентично слову и понятию «вампир». В христ., однозначно, упыри – зловредные демоны. В дохристианские времена – скорее те, кого жалели, старались, если найдут перезахоронить, успокоить-упокоить их душу; помянуть. Поэтому им «требы клали» наряду с берегинями – сильно дальними предками. Б. (вилы, русалки, мавки, мавки лесные) отождествлялись с древ., архаичными матриархальными, вышедшими некогда из воды на берег прапредками (праматерями) человека и всех живых существ. Именно поэтому они были изображаемы или в облике получеловека-полурыбы – женщины-праматери, запечатленной в момент выхода из воды на сушу. Или получеловека-полуптицы, или (поздние варианты) получеловека-полузверя (коня, быка, льва, медведя, волка и т. д.). Так наивно, но в целом правильно прапредки представляли эволюцию. Не только нынешние ученые находят окаменелости. Древние люди даже чаще находили окаменелости вымерших или эволюционировавших существ, задумывались над эволюцией, не зная самого этого слова. Дух древ. прапредков, облик которых потомкам точно неизвестен, оберегал людей повсюду.

У вост. слав. они встречаются в образе дев, имен которых множество, способные «запирать» (на сезон) воды. Они жили в горах и в воздухе, летали, как птицы, их 33 сестрицы (число эпическое); иногда сидели с распущенными волосами в горах или возле водоемов, кто отнимал у них одежду (крылья, перья, кожу), тому они подчинялись, служили, лечили, предсказывали судьбу. У сербов вилы выбирали место для гор. и дома, предупреждали героя эпоса об опасности: «Кличет вила с рудникской вершины…». Только в двух средневековых памятниках «Вил» употреблялся в мужском роде и как бог. Иногда встречались варианты названия духов богами (выше: «мнят богинями»). А к XVI в. это уже могло быть актом незнания и невежества христ. В книге XVI в. написано: «Посещаю бога моего Вила судьбами, аще речетъ ми пойду…» (то есть куда позовет – пойду). В одном из сочинений христианин возмущается русскими: «…жертвы приносят Перуну, Хорсу, и Мокоши, и Вилу… иже есть был идол, нарицаемый Вил».

Сравнивая слав. мифол. с родственной (чем древнее – тем ближе и роднее) вед., можно предположить, что Б. восходили к апсарам («вышедшие из воды», «текучая вода», «водяница»; вот еще почему с водою связывают русалок, вил) – полубожественным женским существам, обитавшим преимущественно в небе, но также и на земле (в реках, на горах и т. д.); нимфам из «мира не имеющих формы», расположенного над «миром имеющих форму». Это светлые существа, относившиеся к духам плодородия и к предкам, помогающим плодородию. В качестве женских духов вод и жен или возлюбленных уп. они в РВ, АВ, «Рамаяне». Как и др. духи, они способны на заморочки, в частности, могли насылать на людей любовное безумие. В АВ приводятся заклинания против них. «Рамаяна» рассказывает, что апсары (по одному из множества мифов о сотворении мира) возникли при пахтании океана богами и асурами, и т. к. ни те ни др. не захотели взять их в жены, они стали «принадлежать всем». По преданиям, 10 или 11 апсар, наиболее почитаемых, родились из «воображения» Брахмы («брахмо» – семя; на Руси Род), а остальные были дочерьми Дакши. Дакша – на Руси частично передал свои функции Дажбогу. Так что апсары все же ближе к богам, которые иногда посылали их соблазнять отшельников, аскетов, мудрецов, праведников, чья подвижническая жизнь делала праведников равными богам. Число апсар в пуранах колеблется от 2–3 десятков до сотен тысяч. Они способны менять свой облик (как вода, из которой когда-то родились, или облако), но обычно являлись прекрасными женщинами, одетыми в богатые одежды, украшенные драгоценностями и цветами. По эпическим представлениям древ. ариев, они ублажали в раю Индры смертных воинов, павших героями на полях брани. Апсары находились вне противостояния богов и асуров, в них был намек на связь с сильно дальними предками человека (и шире – всего живого), вышедшими некогда из океана. Хотя иногда они были некими загадочными эфирными существами, существами воображения.

Русалки – светлые, струящиеся (кто-то производит слово от «роса» – чистота; чистая вода) – восходят к вед. апсарам, воплощениям духа матриархальных сильно далеких предков всего живого, в т. ч. человека, вышедшим некогда из океана. Русалки – оберегали пресные водные источники, поля, леса. А поскольку они некогда вышли из вод Мирового океана, то воды им подвластны, в т. ч. дожди, росы, воды для орошения полей. Их представляли прекрасными девушками с длинными распущенными волосами (порой зелеными, как травы и водоросли, или русыми), иногда – девушками с рыбьим хвостом или с птичьими атрибутами (с крыльями, например). Русалки воплощали не только переход воды во все живое, но переход от древ. зверообразных существ в человека: от рыб, птиц, ящеров, змей, медуз, коней, быков, львов и т. д. Магический продукт такого перехода представал в виде мифич. зверочеловека полуженщины-полурыбы (полуженщины-полузмеи, змееголовой медузы, полуконя – полкана, китовраса, кентавра). Голой, т. к. предки вышли из океана ничем не прикрытыми, поэтому женщины жертвовали для русалок пряжу, полотенца, лоскуты, ленты, нитки, а девушки – венки. Афан. (3, 72) писал: «В Малороссии еще теперь в обычае вешать, во время русальной недели, на дубах, других деревьях холсты, полотенца, сорочки, мотки ниток – в дар русалкам; белорусы утверждают, что на Троицкой неделе ходят по лесам голые… русалки, и тот, кто встретит их, должен… бросить им платок или лоскут». Русалок чествовали в пору колошения хлебов, созревания трав во время летних Святок, во время прибывания света, дня г. – на зимние Святки 25 декабря. В это время, в Македонии, Болгарии, Сербии, например, группы из мужчин, называвшихся «русалии», по 5, 7, 9 человек, состоявшие из нечетного количества, т. к. русалки из др. «нечетного» мира, ходили по дворам. Устраивали особые хороводы вокруг больных людей, исполняли обрядовые танцы, чтобы исцелить. Их встречали в домах с большими почестями, считали, что сам приход их в дом способствует сохранению здоровья, изгнанию духов болезней.

Женщина с рыбьим хвостом (символ памяти о том, что предки живых существ вышли из океана) – берегиня, прародительница, русалка – на карнизе каюты деревянного волжского судна (Городец, Нижегородская обл.)

Б. Рыбаков (255) писал о находке из Кленчан в Польше (такие находки встречались в др. местах): «Это – своеобразный бронзовый скипетр полуметровой длины… украшен девятью (9 – число месяцев вынашивания плода человека; 9 дней не отлетала душа умершего от его тела. – А.Б.: вся символика связана с предками-потомками) горизонтальными кольцами и завершается массивным навершием, напоминающим головку спелого мака (мак – символ сна и смертельного засыпания. – А.Б.). Навершие, полое внутри, представляет собой… сосуд, открытый сверху. Такая своеобразная конструкция заставляет вспомнить священные жезлы русальцев, народных волхвов, проводящих празднества русалий…». Болгарин Д.Маринов обобщил сведения: «Русалки, по болгарским верованиям, – очень красивые девушки с длинными косами и крыльями. Они живут на краю света и появляются лишь весной, с тем, чтобы в нужное время оросить засеянные нивы. От русалок зависит плодородие полей. Русальцы – дружины специально подготовленных для проведения русальских празднеств танцоров и музыкантов…. Их задача – ублаготворить русалок и тем обеспечить хороший урожай. Попутно они лечат больных… Во всех обрядах, проводимых русальцами, очень важное место занимают различные священные травы и злаки… Гл. обрядовым предметом русальцев является священный жезл «тояга». Жезл делается из явора или ясеня. На конце тояги выдолблено дуплецо, в которое закладывают чародейные травы, и отверстие закупоривают. Тояга применяется для экстатических магических плясок, для охраны знамени с травами, для разбивания горшка с чудодейственными травами. В течение года, в промежутке между русалиями, тояги хранятся как священные предметы… служат десятки лет и передаются от отца к сыну… Тояги окрашивались и украшались различными звенящими «дрынкалками». Рыбаков писал, что др. – русск. княгини часто начинали танцем всенародный праздник русалий (как описано в сказке о Царевне-Лягушке). Это доказывается находками серебряных наручей знатных женщин «во всех стольных городах», что «исключает случайность».

Первое уп. русалий (как давно известных, укоренившихся) есть в Лаврентьевской лет. В ней осуждается обычай предотвращать засуху: «…русальи». На Руси обычаи «плясати в русалиех» уп. с нач. XII в. «Потехи с плясанием», песнями, с ряжением в маски животных, «нощные плещевания» и «безчинный говор» происходили, по свидетельству «Стоглава», в канун Рождества (на зимние Святки) и Богоявления, а также на Купалу (летние Святки). Афан. (3,72) писал: «Праздник в честь русалок совершался одновременно с праздником весны…. В христианскую эпоху он приурочен к Троицыну и Духову дням, причем самое название Духова дня наводило… на мысль о чествовании стихийных духов и душ усопших предков. Несмотря на то, народная память не изменила старине и доныне связывает праздник русалок с Перуновым днем, начиная его с четверга предшествующей Троице, так называемой Семицкой недели (по христ. терминологии), которая еще в XII веке была известна под именем русальной».

Слово «русалии» как календарная примета вошло в быт русских: «…и по съшествии святого духа, рекше по русалиих…»; «масла же до русалии приемлють…». В Киевской летописи под 1170 г. сказано: «Володимеру бысть болезнь крепка, ею же скончался мая в 10-е русальныя недели в понедельник». На Украине же четверг Троицкой недели назывался русальчин велик день…. В Вологодской губ. Семик называется русалка. Рыбаков писал (Рус. 675), поскольку христ. календарь сдвигал дохристианский: «…Поэтому «русальная неделя», «русалии», «русалчин велик-день», «русалкино заговенье», «проводы русалок» оказываются календарно неустойчивыми, колеблются в диапазоне от середины мая до начала июня…. В Литве этот архаичный индоевропейский праздник отмечался 24 июня, как праздник «росы». Старинные (христ. – А.Б.) памятники не раз упоминали о русальях, как… о богопротивных, подлежащих церковному запрету игрищах. Так Нестор под 1067 годом… говорит, что дьявол отвлекает людей от Бога «трубами и скоморохы, гусльми и русальи»… Кирилл Туровский в числе «злых и скверных дел» называл: «плясанье, бубны, сопели, гусли, пискове, игранья неподобные, русалья». Другой ему современный автор зло ругался: адскими муками будут наказаны «игры, глаголемые куклы, и скоморохи, и русалиею пляшущая и вся игрища…». В Изборнике XIII столетия… сказано: «егда играют русалия ли скомороси… ты же в тъ час пребуди дома!». «Стоглав» XVI в. употребляет слово русальи для обозначения народных игр: «Русальи о Иванове дни и в навечерии рождества христова и в навечерии богоявления господня. Сходятся народи – мужи и жены и девицы на нощное плещвание и бесчинный говор, на бесовские песни и плясание… И бывает отроком осквернение и девам растление…». В азбуковниках русалии толкуются: игры скоморошские… В одном харатейном Прологе половины XV века описаны так: «ови бьяху в бубны, друзии же в сопели сопяху, инии же возложиша на лица скураты (шкуры, маски. – А.Б.) и деяху на глумленье человеком, и мнозии оставивше церковь, на позор течаху и нарекоша игры те русалья». Из этих ук. очевидно, что игры, происходившие на русальную неделю, сопровождались плясками, музыкой, ряженьем, что служило символическим знамением восстающих с весною, празднующих обновление жизни духов. Принадлежа к разряду этих духов, русалки сами облекались в облачные шкуры…» Русальные игры описаны в «Слове святого Нифонта о русалиях», написанном в Ростове в 1220 г. при кн. Василии, сыне Константина Мудрого. На гор. площади Нифонт встретил 12 русальцев, возглавляемых «унылым и дряхлым» старцем. Затем он увидел музыканта-сопельника, «скачя с сопельми и с ним идяше множество народа, послушающе его; инии же плясаху и пояху… влекомы в след сопельника». Горожане давали деньги музыкантам («свое имение дают… иже суть русалия иние же скоморохом»). Нифонт проклинал соблюдающих отеческий обычай: «Проклятъ всякъ, иже кто оставитъ церковь божию и последуетъ русалиямъ». Такое же проклятие XII–XIII вв. против одного из дьяконов запечатлено в княжеской церкви Спаса на Берестове в Киеве. В церковных поучениях рекомендовалось избегать русск. отеческих всенародных празднеств. Наибольший расцвет русалий приходится на XII–XIII вв. До XIV в. на Руси русалии праздновались довольно активно. Из-за петровского поста, принятого церковью для изживания одного из двух главнейших в г. праздников (политтехнологии были сильны уже тогда) – зеленых святок – иногда в некоторых регионах «русалии» праздновали даже 24 июня (вместе с Купалой).

С русалками связывали и поминальные дни в честь предков, т. к. они – наиболее архаичные матриархальные предки, – посещали живых из др. мира. Как правило, у вост. слав. это четверг (русалчин четверг, русалочин великдень, мавский великдень) русальной недели. А в Македонии, Воеводино – русальна стреда, рус’лна среда, средоруса, руса среда, в Сербии, Далмации, Истрии – русальни петак, петка русальна (пятница) – связанные с богинями судьбы дни. Рыбаков писал (Рус. 677): «Русалии – это «сбор великий» большого количества людей, одетых в яркие праздничные одежды, «упестренных».

Рыбаков описывал мн. русальных браслетов-наручей, найденных в Киеве, Терехове, с. Городище Хмельницкой обл., Старой Рязани, Твери, Владимире на Клязьме, в прикарпатской Галицкой земле и др. регионах, которые надевали женщины-плясуньи на длинные, почти до пола, рукава ритуальных, вышитых прорастающими ростками, цветами и стеблями растений, танцевальных рубах. Браслета должно быть два – на два рукава. Но рисунки в них не идентичны. На одном браслете были символы воды, земли, корней (корни – резервы жизненной силы!), растений-«леторослей» – молодых растений этого г. В русск. сказке о Царевне-Лягушке Василиса Прекрасная при пляске «вертелась-вертелась – всем на диво! Махнула правой рукой – стали леса и воды». На др. – вилы-русалки, диковинные птицы – грифоны, танцующие журавли, лебеди, Семарглы-Переплуты, китоврасы. Гусляры, танцоры в вышитых рубахах, волхвы – мужчины и женщины – с ритуальными чашами или ножами, беседующие или поющие люди и проч.

Китоврас (вариант кентавра русских) среди леса в короне и держит дикое лесное животное (зайца); выглядит как предок – покровитель леса. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. XII в.

В той же сказке: «Махнула левой – стали летать разные птицы». Для всех браслетов характерны арочки над звеньями рисунков, что символизировало свод небес, как и «завивание березки», связывание двух березок ветвями во время весенне-летних ритуалов образовывало символическую арку небосвода и попытку отображения макрокосма. Обряды, пляски, хороводы проводились в весенне-летние праздники в рощах под такой моделью небосвода. Сам небосвод был крышей храма. В таких шедеврах др. – русск. мастеров было важно мистическое и эстетическое значение растительного орнамента. Рыбаков обратил внимание на то, что русальные пляски проходили после прилета журавлей («журавль прилетел и теплынь принес») и после их ритуальных «токов»-«плясок», на которые так походили русальные (а также посвященные Яриле, Ладе) пляски людей. Рыбаков цитировал статью А.М. Судиловской «Журавли» («Птицы Советского Союза», М., 1951, т. II): «Для «плясок» выбирается ровная сухая площадка, и на ней на утренней и в особенности на вечерней заре собираются все гнездящиеся поблизости птицы. Собравшись, журавли образуют круг, иногда в 2 или 3 ряда, оставляя середину свободной. На середину круга выходят несколько птиц и начинают подпрыгивать, распускать крылья, вытягивать шею, наклоняться, приседать, распуская перья зоба и издавая при этом трубные звуки. Утомившиеся птицы возвращаются на свои места в кругу зрителей, а на их места, на середину круга, выходят новые и снова начинаются танцы. Затем красавки всей стаей поднимаются, описывая круги в воздухе, и улетают». Интерес слав. к брачным танцам журавлей, безусловно, отразился в их собственных танцах во время весенне-летних праздников, связанных с прославлением вегетативной силы природы, отражением динамики расцвета всего живого с целью воздействия своими обрядами на этот расцвет.

Во время русалий проводились т. н. «похороны русалки», и после Купалы уже запрещалось купание в открытых водоемах. Местами весь июнь называли «русальным месяцем». В южнорусских и поволжских обл. известен ритуал «вождения русалки». Мифол. смысл проводов русалок заключался в том, что в период, когда взошедшие колосья уже достаточно окрепли, созрели травы, – давшие влагу русалки не были так уж необходимы, как в начале вегетативного периода, их можно было «похоронить». Напротив, излишняя влажность могла повредить травы, посевы, не дать без потерь убрать урожай. Во время проводов русалок водили хороводы вокруг колодцев, на берегу р. Женщины рядились в мужскую одежду, а мужчины – в женскую, рядились козлами, свиньями, конями – животными, воплощавшими плодородие. С песнями, плясками, громкими бубенчиками-колокольчиками носили чучело коня (олицетворявшее буйство природы). Когда чучело выносили за околицу – его разрывали и разбрасывали останки по полям. Или наряжали девушку с распущенными волосами в венке – русалку – с особыми песнями несли на веревочно-соломенных носилках в поле (изображая «похоронную» процессию), где девушка сбегала, пряталась во ржи (что считалось моментом окончания русалий), а носилки и украшения разрывали и разбрасывали по полям «к хорошему урожаю». Иногда русалку делали из соломы, снопа или тростника, все остальное повторялось. С русалками связывали поминание предков, т. к. они – наиболее архаичные матриархальные предки – посещали живых из др. мира.

В христ. времена русалки, как и др. боги и духи дохристианской веры, были демонизированы, представлялись страшными ведьмами-колдуньями, вредящими человеку.

БЕРЕЗАНЬ – легендарная райская местность, в которой из неба (на горе Березайти; Хара-Березайти – одной из райских гор «Авесты») «растет солнечная береза вниз ветвями, вверх корнями» – мировое древо (один из вариантов). Легендарная местность никогда не была локализована. На Руси известна детская песенка при счастливой пляске детей под дождем, с лицом, подставленным под дождь и повернутым в небо: «дождик, дождик, перестань, мы поедем в Березань». Это обращение к небесам.

БИАРМИЯ – легендарная страна в Приуралье, известная по русск., сканд. преданиям IX–XIII вв., славилась мехами, слоновой костью.

БИЧ (в ритуальном смысле) – плетка, кнут, верба, кропило – предметы для передачи энергии, охранительных действий. В ведах Ашвины, олицетворявшие утреннюю и вечернюю зарю, а также зарю восходящего и уходящего г., имели кнутики. Бичи или кропила, капающие медом благодати солнца, удар которых, символическое прикосновение приносили всяческие блага. В РВ говорится:

О Ашвины! Окропите нас медоточивым бичом,
Продлите наш век, сотрите недуги, удалите врагов