Книга памяти: Екатеринбург репрессированный 1917 – сер. 1980-х гг. Часть I. Научные исследования

Постановление ВЧК от 22 марта 1918 г. «О создании местных чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией» положило начало планомерному строительству системы ЧК в масштабах всей России. К концу мая насчитывалось уже 40 губернских и 365 уездных ЧК[105 - Ратьковский И. С. Хроника красного террора ВЧК. Карающий меч революции. М., 2017. С. 85, 87, 99—100.].

Несмотря на их большое количество, высшая мера наказания весной 1918 г., как правило, ими не применялась, за исключением расстрелов на месте преступления. Ситуация стала меняться в июне, когда за мятеж, сопровождавшийся 17—18 июня многочисленными жертвами, в Тамбове было расстреляно 50 чел., а 3 июля еще 11чел. Во второй половине июня было расстреляно 10 чел. чрезвычайными комиссиями Ельца, Витебска и Екатеринбурга. Так, в Екатеринбурге за шпионаж по телеграфу был расстрелян телеграфист Стенин. Местные Советы этих городов этим лишь подтвердили принятое ими автономно еще весной решение о введении смертной казни.

На заседании ЦК РКП (б) 19 мая 1918 г. была отвергнута идея массового расстрела в связи с массовыми расстрелами финскими белогвардейцами революционеров. Но было принято принципиально важное решение «ввести в практику приговоры к смертной казни за определенные преступления». Наркомюсту было поручено подготовить соответствующий проект. И вот уже принятое наркомом юстиции П. И. Стучкой 16 июня 1918 г. постановление давало ревтрибуналам необходимые полномочия о применении смертной казни. Таким образом, декрет большевистского Наркомюста оказался сильнее неотмененного октябрьского решения высшего органа власти Съезда Советов[106 - Ратьковский И. С. Хроника красного террора ВЧК. С. 117, 119, 125.].

«Ссылаются на декреты, отменяющие смертную казнь. Но плох тот революционер, который в момент острой борьбы останавливается перед незыблемостью закона. Законы в переходное время имеют временное значение. И если закон препятствует революции, он отменяется или исправляется»[107 - Ленин В. И. Речь на V Всероссийском Съезде Советов 5 июля 1918 г. // Полн. собр. соч. Т. 36. С. 504.], – указывал В. И. Ленин.

Толчком к консолидации антибольшевистских сил летом 1918 г. стало вооруженное выступление 25 мая почти 40-тысячного чехословацкого корпуса, состоявшего из пленных солдат-славян австро-венгерской армии. Общее количество жертв белочехов, и в целом режима Самарского КОМУЧа (правительство – Комитет членов учредительного собрания) летом – осенью 1918 г. в Поволжье, насчитывает более 5 тыс. чел.[108 - Ратьковский И. С. Хроника красного террора ВЧК. С. 135.]. Всего же в 22 губерниях Центральной России контрреволюционерами, только в июле 1918 г., был уничтожен 4 141 советский работник[109 - Спирин, Л. М. Крушение помещичьих и буржуазных партий в России (начало ХХ в. – 1920 г.). М., 1977. С. 185, 211.].

Усилившийся массовый и индивидуальный белый террор летом 1918-го неизбежно вел к пересмотру карательно-репрессивной политики советского правительства. Официальное введение института смертной казни Верховным трибуналом, образование комбедов и единой сети чрезвычайных комиссий, удаление из них после июльских событий левых эсеров создавали необходимые предпосылки для коренного изменения внутренней политики. Разрыв с эсерами и анархистами, сужение социальной опоры в обществе неизбежно вели к диктатуре партии большевиков, а как следствие – к введению массового красного террора.

С образованием в конце января 1918 г. Уральского областного Совета Екатеринбург стал центром обширной Уральской области, в которую вошли Вятская, Пермская, Уфимская и часть Оренбургской губернии. Соответственно и Екатеринбургская ГубЧК просуществовала лишь несколько месяцев. По постановлению Уралоблсовета в мае 1918 г. она была переименована в Уральскую областную Чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией – сокращенно УОЧК или УралоблЧК[110 - ЦДООСО. Ф. 76. Оп. 1. Д. 780. Л. 104 «Доклад к III годовщине Октябрьской революции» (1920 г.).].

Ей были даны следующие права: производить обыски, выемки, конфискации и реквизиции, выносить решения о заключении под стражу, производить дознание для передачи в следственную комиссию трибунала. Следственные комиссии при ревтрибуналах имели право или готовить обвинительный акт, направленный для рассмотрения на заседании трибунала, или прекращать дело, если не было состава преступления[111 - Управление Федеральной службы безопасности Российской Федерации по Свердловской области. 1918—2003. Екатеринбург, 2003. С. 17.].

Среди чекистов ощущался острый дефицит не только профессионалов, но и грамотных людей. В городе найти необходимое число работников не удалось. Да и требовались люди, не связанные родственными связями с местным населением. Пришлось прибегнуть к набору в Перми. Как вспоминал И. И. Родзинский: «Уральский областной комитет партии в течение недель двух пытался сорганизовать коллегию из старых членов партии с большим партийным стажем (делопроисходило в Перми. – К. С.), и ничего из этого не вышло […] Отказываются категорически. Говоря, что вы, чтобы я пришел? Это значит, я должен буду завтра Ивана Ивановича сажать, а ведь мы с Иваном Ивановичем на каторге вместе были и так далее… Пойти, это значит завтра, возможно, придется сажать, потому что они занимают враждебную позицию. А так мы с ним друзья и не можем, старые связи […] И вот тогда, собственно говоря, в результате всего этого Лукоянов был приглашен в качестве председателя областной Чрезвычайной комиссии […]»[112 - Цит. по: Плотников И. Ф. Правда истории. Гибель царской семьи. Т. II. Екатеринбург, 2008. С. 147. Лукоянов Федор Николаевич (1894—1947), из семьи чиновника, старшего контролера казенной палаты. Учился в городской гимназии, на юридическом факультете Московского университета заочно. В ноябре 1913-го стал членом кружка студентов-большевиков, а по возвращении в Пермь вступил в РСДРП. В 1917 – редактор газеты «Пролетарское знамя» и начальник штаба Пермской Красной гвардии. В Пермской губернии 15 марта 1918 г. был образован окружной чрезвычайный комитет по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и саботажем, через два месяца переименованный в Пермскую губернскую чрезвычайную комиссию. Председателем ее был утвержден Лукоянов. В 1918 г., как он сам писал в автобиографии 1942 г., «создал на Урале ряд чрезвычайных комиссий и работал… сначала председателем Пермской Губчека (до июля 1918 г.), а затем председателем Уральской Областной Чека (Екатеринбург). Был членом комиссии, судившей и руководившей расстрелом семьи Романовых». (См.: Платонов О. А. Цареубийцы. М., 2015. С. 235.) Его жена, К. А. Будрина, выпускала в Перми бюллетень Пермского Окружного Чрезвычайного комитета, возглавляемого Лукояновым. В 1920-е гг. занимал разные посты по линии печати. Был председателем газетного объединения и Комитета по делам печати, служил в Наркомторге личным консультантом А. Микояна. После прихода в Отдел печати ЦК Мехлиса Лукоянов становится редактором журнала «Мукомолье». Лечился от тяжелого нервного заболевания, приобретенного в 1918 г. Работал в редакции «Известий» до 1937 г., затем в Наркомзаге. Умер в Москве в 1947 г. (См.: Абрамовский А. А. История госбезопасности России в лицах. Первые чекисты Урала. С. 74—79.) Лукоянова Вера Николаевна (в Перми известна по мужу как Карнаухова), сестра председателя ПермгубЧК, затем ЕкгубЧК Ф. Н. Лукоянова. В декабре 1919 – информатор ГубЧК. В январе 1920 – председатель женотдела ГубЧК. 31 августа 1920 – «информатора Секретно-Оперативного отдела Лукоянову В. Н. считать откомандированной с 1 сентября в распоряжение Губкома». В июле 1921-го – врид начальника административного отделения. В октябре 1921 – и.о. начальника административной оргчасти. (Государственный архив Свердловской области (ГАСО). Ф. Р-573. Оп. 1. Д. 2. Л. 83, 190; Оп. 2. Д. 3. Л. 8, 19, 66).].

Ф. Н. Лукоянов в то время возглавлял губернскую ЧК в Перми. Там и были им набраны кадры первого состава Уральской ЧК. Среди них недоучившиеся молодые студенты – Владимир Митрофанович Горин, Исай Ильич (Иделевич) Родзинский, молодой чекист Валентин Аркадьевич Сахаров и другие.

Родзинский, будучи в то время студентом первого курса Пермского отделения Петроградского университета, в своем двадцатилетнем возрасте уже успел побывать в Перми членом железнодорожного ревкома, комиссаром по охране Пермской дороги и даже председателем первого на Урале Мотовилихинского народного суда. Он же, вместе с председателем Мотовилихинской организации большевиков Г. И. Мясниковым (будущим заместителем председателя Пермской губЧК и организатором расстрела 13 июня 1918 г. формально последнего императора России Михаила Александровича Романова), в течение двух часов наметили в состав отряда 60 человек, взяв весь состав военной организации РСДРП (б). Как вспоминал Родзинский, «это оказались члены партии пятого, шестого, седьмого, восьмого годов. Вызывали их и прямо они домой не возвращались. Тут же направлялись в отряд. Поехали мы. Вагон был забит народом […]».

Показательно, что когда поезд ночью проезжал Невьянск, будущие чекисты едва не стали жертвами вспыхнувшего как раз тогда Невьянского восстания.

А когда приехали в Екатеринбург, сразу были брошены на подавление Верх-Исетского восстания. «Связались мы с обкомом, с облисполкомом, в частности с Белобородовым, – вспоминал Родзинский. – Он очень обрадовался, что мы приехали наконец, и тут же говорит, что вот у нас восстание. Тушат, говорит, чуть ли не пять организаций. Все тушим, а толку мало. Вот вы приехали, езжайте, говорит, в помещение городской ЧК и берите на себя все […] А, собственно говоря, единственная сила, которая действовала, это был батальон мадьяр. Мы быстро с ними договорились, поняли, что надо оттеснять в одно место всю эту толпу, не допускать до станции, до телеграфа. Так в течение постепенно двух-трех часов стискивали, стискивали и они оказались стиснутыми в определенном небольшом радиусе. Ну, после этого наши начали выхватывать зачинщиков и мы буквально через день, уж не помню сколько, человек 30 расстреляли»[113 - Цит. по: Плотников И. Ф. Правда истории. Гибель царской семьи. Т. II. Екатеринбург, 2008. С.148.]. Таково было боевое крещение Уральской облЧК.

«Позже, по организации в центре чрезвычайной комиссии, была организована чрезвычайная комиссия и у нас – вспоминал Я. Юровский. – Первым председателем этой комиссии как будто бы был Ефремов, уральский подпольный работник, в частности занимавшийся в подпольный период эксами, за что и отбывал, кажется, 10-летнюю каторгу. Затем был назначен председателем Иван Бобылев и еще позже был председателем Федор Лукоянов, это было примерно в начале июня месяца. Я также был назначен членом коллегии областной чрезвычайной комиссии, туда же входил членом коллегии и Сергей Егорович Чуцкаев […] Контрреволюционным отделом чрезвычайной комиссии ведал тогда бывший студент Исай Родзинский, а борьбой со спекуляцией и саботажем – тоже бывший студент Горин… Чрезвычайная комиссия размещалась в бывшей Американской гостинице на углу Покровского и Златоустовской улиц […]»[114 - ЦДООСО. Ф. 41. Оп. 2. Д. 28. Л. 33. Ныне – здание художественного училища им. И. Шадра – перекресток ул. Малышева (д. 68) и Р. Люксембург, образец гостиничного комплекса 2-й половины ХIХ века, особняк купца П. В. Холкина. Именно в этом здании останавливались, находясь проездом в городе, декабрист И. И. Пущин, А. П. Чехов, Д. И. Менделеев. (См.: Свод памятников истории и культуры Свердловской области. Том 1. Екатеринбург. Отв. ред. В. Е. Звагельская. Екатеринбург, 2007. С. 347—349).].

Таким образом, постановлением Президиума Областного Совета рабочих, крестьянских и армейских депутатов Урала от 21 июня 1918 г. был утвержден новый состав членов Уральской Областной Чрезвычайной Следственной Комиссии по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией. В состав входили: председатель – Ф. Н. Лукоянов, товарищ председателя – С. Е. Чуцкаев[115 - Чуцкаев Сергей Егорович (1876—1944) родился 22 февраля 1876 г. в семье станционного смотрителя, в д. Сугат Камышловского уезда Пермской губернии. Окончив в 1895 г. гимназию, Чуцкаев по году учился сначала в Казанском, затем в Петербургском университете. Член РСДРП с августа 1903 г. За революционную работу отбывал наказание в Крестах. После ареста в мае 1897-го просидел год в доме предварительного заключения и был выслан на родину. Работал секретарем земской управы. Пытался, в 1902—1904 гг., закончить химическое образование в Гейдельбергском университете (Германия), но недостаток средств не позволил сделать это. В 1907 г. в Екатеринбурге арестован за принадлежность к РСДРП (б) и получил год крепости. Наказание отбывал в Екатеринбургской тюрьме. В 1913—1915 гг. был секретарем Челябинской уездной и Оренбургской губернской земской управ. С апреля по 23 июня 1917-го занимал пост помощника Оренбургского губернского комиссара Временного правительства. В ноябре 1917 г. переехал в Екатеринбург, несмотря на это – в декабре избран депутатом Учредительного собрания от Оренбургской губернии. В Екатеринбурге большевики провели его в состав городской думы, затем содействовали избранию на пост городского головы (с 19 ноября 1917 г.). В марте 1918 г. Чуцкаев, выполняя партийное решение, объявил о роспуске городской думы, а сам до июля 1918 стал председателем исполкома городского Совета и членом Президиума Уральского областного Совета. По сведениям военного коменданта Екатеринбурга при белых генерал-лейтенанта М. К. Дитерихса, на совещании в третьем номере Американской гостиницы в начале второй декады июля 1918 г., принимавшем решение о расстреле семьи бывшего императора, присутствовали: Голощекин, Юровский, Чуцкаев, Белобородов, Ермаков, Лукоянов, Сахаров, Горин. Некоторое время Чуцкаев занимал ответственные посты, в том числе члена коллегии и заместителя председателя Уральской областной ЧК. (См.: ЦДООСО. Ф. 41. Оп. 2. Д. 28. Л. 33). После занятия города чехами, с августа 1918-го стал заместителем народного комиссара финансов РСФСР Н. Н. Крестинского, занимаясь ликвидацией старых финансовых институтов. Был членом «малого» СНК, работая под руководством В. И. Ленина. В начале 1921 г. командирован в Сибирь, где стал заместителем, а затем председателем Сибревкома, членом Сибирского бюро ЦК партии до мая 1922 г. В 1924—1927 гг. – член президиума ЦКК РКП (б), зам, а затем нарком РКИ СССР. В марте 1927-го избран председателем Дальневосточного краевого исполкома Советов, член президиума ЦИК СССР. В 1929—1933 гг. возглавлял бюджетную комиссию ЦИК СССР, а в 1933—1935 – полномочный представитель СССР в Монголии. После возвращения был перемещен с поста главы бюджетной комиссии на пост председателя Комитета по землеустройству трудящихся евреев. Делегат ХI—ХVII съездов партии, на ХVII съезде – член центральной ревизионной комиссии. В 1938 г. снят со всех постов и исключен из партии. С осени 1938-го жил и работал в Камышлове, затем в Свердловске. Скончался 1 марта 1944 года. Восстановлен в партии в 1971 г. (См.: Чуцкаев С. Е. Автобиография // Деятели СССР и революционного движения России. Энциклопедический словарь Гранат. М., 1989. С. 760—762; Главы городского самоуправления Екатеринбурга: исторические очерки. Екатеринбург, 2008. С. 150—153; Плотников И. Ф. Гражданская война на Урале, 1917—1922 гг. Энциклопедия и библиография. Т. 2. Екатеринбург, 2007. С. 181.], секретарь – М. И. Яворский, заведующий отделом по борьбе с контрреволюцией – В. М. Горин, заведующий отделом по борьбе со спекуляцией – И. И. Родзинский, заведующий хозяйственным отделом – Мясников, начальник отряда – Н. А. Бобылев[116 - Бобылев Николай Александрович (1892—1937) – с мая до 21 июля 1918 г. и.о. председателя УралоблЧК. 31 августа 1920 г. врид начальника оперативной части Н. А. Бобылев откомандирован в распоряжение Военкома Приуральского военного округа (вместо него назначен – Погге). (ГАСО. Ф. Р-573. Оп. 2. Д. 3. Л. 66.) После окончания боевых действий на Урале – командир вооруженного отряда при УралоблЧК. В последующем возглавил Отряд особого назначения при Президиуме ГПУ РСФСР. См.: Кашин В. В. Чекисты Урала после оставления края в 1918 году // Исторические чтения на Лубянке. Отечественные и зарубежные спецслужбы: история и современность: материалы ХХII междунар. науч. конференции (Москва, 6—7 декабря 2018 года). – М.: Общество изучения истории отечеств. спецслужб, 2018. С. 74.], заведующий по охране города – Я. М. Юровский.

Необходимо отметить, что практически все партийное и советское руководство Урала и Екатеринбурга в 1917—1918 гг. составили профессиональные революционеры – борцы с прежним режимом. Все они неоднократно побывали в тюрьмах и ссылках и прибыли в Екатеринбург после освобождения их Февральской революцией. При этом практически все они были людьми одного поколения в возрасте от 26 (Белобородов, Сафаров) до 34 (Крестинский) лет.

Историки А. И. Колпакиди и Г. В. Потапов в своей хронике террора и репрессий режима Николая II насчитали не менее 130 тыс. чел. только убитых[117 - Колпакиди Александр Иванович. Николай II. Святой или кровавый. М., 2017. С. 458.]. Можно представить, каково было отношение к царскому режиму революционеров, лучшие годы проведших в тюрьмах, ссылках, эмиграции. Екатеринбургский историк, академик РАН В. В. Алексеев отмечает, что, возвращаясь из сибирской ссылки, Свердлов и Голощекин «поклялись застрелить „Николая Кровавого“»[118 - Алексеев В. В. Тайна века // Урал в панораме ХХ века. Екатеринбург, 2000. С. 137.].

После исполнения их мечты, в статье «Казнь Николая Кровавого», опубликованной 23 июля 1918 г. в газете «Уральский рабочий», заместитель председателя Уралоблсовета и Уралобкома РКП (б) Г. И. Сафаров писал: «Он слишком долго жил, пользуясь милостью революции, этот коронованный убийца […] Николай Второй – был самым настоящим помещичьим царем, другом банкиров и грабителей. Когда февральская революция опрокинула приказно-помещичий строй, он остался жить „по недоразумению“».

Председатель следственной комиссии при ревтрибунале Екатеринбургского горсовета, а затем заместитель председателя ЧК Яков Юровский (сам из семьи ссыльного уголовника), в воспоминаниях 1922 г. заметил: «Восставший пролетариат, забитый нуждой, безграмотный, имел полную возможность и полное право излить свою вековую злобу на попавших в их руки злодеев. И, однако, какая красота: восставшие для раскрепощения человечества, даже в отношении своих злейших врагов являют безпримерное великодушие, не оскорбляя, не оскорбляя, не унижая человеческаго достоинства, не заставляя страдать напрасно людей, которые должны умереть потому, что того требует историческая обстановка. Люди строго выполняют тяжелый революционный долг, разстреливаемые узнают о своей судьбе буквально за две минуты до смерти».

Немаловажным было и другое соображение. Солдат-строитель, а затем член Совета рабочих депутатов в с. Таватуй, екатеринбургский чекист и участник расстрела царской семьи Г. П. Никулин считал, что с царем поступили даже гуманно, расстреляв его без пыток. В своем интервью в 1964 г. он заявил: «Я, например, считаю, что с нашей стороны была проявлена гуманность. Я потом, когда, понимаете, воевал, вот в составе третьей армии, 29-й стрелковой дивизии, я считал, что если я попаду в плен к белым и со мной поступят таким образом, то я буду только счастлив. Потому, что вообще с нашим братом там поступали зверски»[119 - См.: Плотников И. Ф. Правда истории. Т. 2. С. 75, 90.].

О главном злодеянии, произошедшем в Екатеринбурге в ночь с 16 на 17 июля 1918 г., – расстреле семьи бывшего императора Николая II и его слуг написано значительное количество исследований: от вышедшей в 1924 г. в Париже на французском языке книги следователя Н. А. Соколова до работ внука царского старшего повара И. М. Харитонова, расстрелянного вместе с царской семьей, П. В. Мультатули[120 - См.: Соколов Н. А. Расследование убийства Российской Императорской семьи. Избранные главы / Перевод с франц. яз. С. Ю. Нечаева. Екатеринбург, 2018; Мультатули П. В. Император Николай II. Мученик. М.: Вече, 2016. (Лучшие биографии); Жук Ю. А. Претерпевшие до конца. Судьбы царских слуг, оставшихся верными долгу и присяге. СПб., 2013.].

Не стоит забывать в то же время и о том, что в ходе начавшегося 13 июля успешного наступления чехословаков и казаков на Екатеринбург погибло не менее 1000 рабочих и красноармейцев[121 - Подсчитано по: Кручинин А. М. Падение красного Екатеринбурга. Военно-исторический очерк о событиях на Среднем Урале и в Зауралье с 13 июля по 12 августа 1918 г. Екатеринбург, 2005.].

Но стоит привести и два кратких отрывка из воспоминаний участников этого преступления. Из воспоминаний участника расстрела царской семьи М. А. Медведева (Кудрина): « […] Слышим голос Юровского: – Стой! Прекратить огонь! Тишина. Звенит в ушах. Редеет пелена дыма и пыли […] Вдруг из правого угла комнаты, где зашевелилась подушка, женский радостный крик: – Слава богу! Меня бог спас! Шатаясь, подымается уцелевшая горничная – она прикрылась подушками, в пуху которых увязли пули. У латышей уже расстреляны все патроны, тогда двое с винтовками подходят к ней через лежащие тела и штыками прикалывают горничную. От ее предсмертного крика очнулся и часто застонал легко раненый Алексей – он лежит на стуле. К нему подходит Юровский и выпускает три последние пули из своего «маузера». Парень затих и медленно сползает на пол к ногам отца […] Осматриваем остальных и достреливаем из «кольта» и ермаковского нагана еще живых Татьяну и Анастасию. Теперь все бездыханны».

Не менее страшен и рассказ о последующих действиях цареубийц. По схожим версиям Юровского и Медведева-Кудрина, трупы сначала бросили в шахту, но к утру обнаружили, что шахта была неглубокой, а лежавший лед помог трупам сохраниться, как живым. Решено было их достать и сжечь, изуродовав лица серной кислотой, которую привез П. В. Войков. По свидетельству Г. З. Беседовского, Войков в 1925 г. в Варшаве, будучи полпредом СССР в Польше, вспоминал: «для этой работы было выделено 15 ответственных работников Екатеринбургской и Верх-Исетской партийных организаций. Они были снабжены новыми, остро отточенными топорами такого типа, какими пользуются в мясных лавках для разрубания туш […] Самая тяжелая работа состояла в разрубании трупов. Войков вспоминал эту картину с невольной дрожью. Он говорил, что, когда эта работа была закончена, возле шахты лежала громадная кровавая масса человеческих обрубков, рук, ног, туловищ, голов. Эту кровавую массу полили бензином и серной кислотой и тут же жгли. Жгли двое суток. Не хватало взятых запасов бензина и серной кислоты. Пришлось несколько раз подвозить из Екатеринбурга новые запасы и сидеть все время в атмосфере горелого человеческого мяса, в дыму, пахнувшем кровью […] – Это была ужасная картина, – закончил Войков. – Мы все, участники сжигания трупов, были прямо-таки подавлены этим кошмаром. Даже Юровский и тот под конец не вытерпел и сказал, что еще таких несколько дней – и он сошел бы с ума […]»[122 - Беседовский Г. З. (1896—1963?) – советский дипломат-невозвращенец (1929). См.: Плотников И. Ф. Правда истории. Т. 2. С. 63—64, 86.].

По данным О. А. Платонова, одним из организаторов убийства семьи и слуг бывшего императора был и начальник милиции Екатеринбурга Алексей Николаевич Петров[123 - Петров А. Н. – член ВКП (б) с 1905 по 1924 г. Выбыл из партии по собственному желанию. Характеристика со слов родственников: «Жестокий был. В Вятке попов в проруби топил ночью». Дальнейшая судьба неизвестна. См.: Платонов О. А. Цареубийцы. М., 2015. С. 245.].

Несомненно, исследование девиантного поведения людей революционной эпохи – занятие не для слабонервных. Но отказываться от рассмотрения жутких сторон революции, значит, в конечном счете, отказаться от познания вообще[124 - Булдаков В. П. Красная смута. С. 352.].

Заложников в Екатеринбурге арестовывали в разное время и по разным поводам. Дядька наследника цесаревича К. Г. Нагорный и лакей царской семьи И. Д. Седнев были отправлены в тюрьму 28 мая, есаула Мамкина и матроса Т. Нахратова арестовали на площади Верх-Исетского завода при выступлении фронтовиков 10—12 июня. Некоторых взяли в заложники после введения в городе военного положения 29 мая, а бывший управляющий Верх-Исетским заводом, затем владелец механической конторы «Фадемак» Александр Иванович Фадеев был арестован в ночь на 26 июня, хотя и был болен.

29 июня 1918 г. в ответ на гибель комиссара И. М. Малышева их вывели из камер, посадили на грузовики и повезли по Тюменскому тракту. За дачами Агафурова на месте городской свалки был произведен первый в городе массовый расстрел. Удалось убежать только Н. П. Чистосердову. 31 июля, после занятия города чехословаками, все 19 человек были торжественно похоронены на Монастырском и Ивановском кладбищах[125 - Наиболее полный список расстрелянных 29 июня назван в книге «Претерпевшие до конца» Ю. Жука. Это единственный сумевший бежать в ходе расстрела, гласный Екатеринбургской городской думы Н. П. Чистосердов, протоиерей Л. Игноротов, диакон Уфимцев, врачи В. Онуфриев и А. Линдер, адвокат К. Герц и, как было указано в извещении, «прочие» граждане: Л. Дукельский, Н. Беленьков, А. Макаров, Конторович, Агафуров, П. Первушин и другие (Жук Ю. А. Претерпевшие до конца. СПб., 2013. С. 162—164). Автор указывает, что среди них были известные и весьма уважаемые в городе люди: мукомолы и владельцы престижных магазинов. Но, по крайней мере, две последние фамилии требуют дополнительного исследования, так как «мукомол» – владелец мельниц Павел Степанович Первушин в июле 1919 г. эмигрировал и покончил с собой уже находясь в Харбине (См.: Микитюк В. П. Железная вдова // Помещик. 2006. №1—2. С. 68—71). А три брата Агафуровых также в 1919 г. эмигрировали в Японию (См.: Екатеринбург. Энциклопедия. Екатеринбург, 2000. С. 3.). Еще две фамилии упоминаются в воспоминаниях В. П. Аничкова, участника похорон на Соборной площади 19 расстрелянных, состоявшихся 31 июля 1918 года, после занятия города чехословаками. Это бывший управляющий Сысертскими заводами Мокроносов и бывший полицмейстер Екатеринбурга, жандармский полковник Рупинский (См.: Аничков В. П. Екатеринбург – Владивосток: 1917—1922 гг. М., 1998. С. 154, 155).].

Мобилизованным горожанам Екатеринбурга, которые забирались в основном из имущих классов, пришлось строить укрепления и окопы для красных от Верхнего Уфалея до Косого Брода. Часть из них была при разных обстоятельствах расстреляна. 3 августа тела убитых «окопников» Б. В. Макарова, С. М. Елшанкина, Н. Бебешина, И. Б. Шейнеса, инженера И. С. Соколова и Щапова привезли на станцию Екатеринбург I и на следующий день захоронили.

Сбежавший также из-под расстрела жандармский ротмистр Стрельников рассказал, как еще одну партию заложников из одиннадцати человек привезли из тюрьмы на станцию Екатеринбург II. Среди них были епископ Тобольский Гермоген (Георгий Ефремович Долганов), священник церкви Каменского завода отец П. И. Карелин, бывший екатеринбургский полицмейстер Г. И. Рупинский. Их повезли вместе с отрядом матроса П. Д. Хохрякова, называвшимся «карательная экспедиция тобольского направления». Красноармеец А. Посохин вспоминал (стиль оригинала сохранен): «При отправлении из Екатеринбурга нами были захвачены заложники, контрреволюционеры, около 12 человек, часть из студентов, бывших офицеров, духовенства и, как помню, бывший жандарм […] вся эта свора по возвращении от Тобольска на обратном пути под селом Покровским […] по приказу тов. Хохрякова были расстреляны».

18 августа на девятой версте от станции Екатеринбург II в сторону Тюмени на бывшем стрельбище были обнаружены шестьдесят два тела, в основном крестьяне Камышловского уезда. Единственный спасшийся из них, И. М. Шелехов, рассказал, как всех вывели из подвала Американской гостиницы, посадили в вагоны и увезли на стрельбище. Здесь расстреляли из винтовок и пулемета, а потом ходили и добивали тех, кто остался в живых.

В августе екатеринбургские газеты почти ежедневно печатали сведения и статьи о жертвах красного террора: двадцать два человека в Ирбите, восемь священников в Каменском заводе, семьдесят рабочих в Верх-Исетском заводе[126 - См.: Кручинин А. М. Падение красного Екатеринбурга. С. 79—82.].

Ход и исход «красной смуты», как назвал ее исследователь революции историк В. П. Булдаков, лежит за пределами обычных представлений о добре и зле – сколь бы высокими и благостными идеалами не руководствовались ее вольные и невольные вдохновители и какими бы низменными и бесчеловечными не оказывались действия тех, чьими руками она творилась[127 - Булдаков В. П. Красная смута. С. 5.].

Накануне отступления из Екатеринбурга чекисты выпустили на свободу пятьдесят заложников, среди которых оказался и талантливый изобретатель телевидения В. К. Зворыкин. При этом чекисты вывезли с собой еще около полусотни арестованных заложников. Среди них были и двенадцать екатеринбуржцев: священники о. Сельменский и о. Уфимцев, граждане города Баранцев, А. Керенцев, Лазарев, врач А. В. Линдер, В. И. Липин, М. К. Лемке, П. Первушин, Соколов, С. И. Степанов и С. И. Рожков. Остальные заложники были из заводов и селений Екатеринбургского уезда. Некоторые из них по дороге были расстреляны, как например начальник станции Ревда Абрамов.

В дальнейшем из Пермской пересыльной тюрьмы арестанты были доставлены для работы в Кизеловские угольные копи, где были освобождены наступавшими частями Сибирской армии в декабре 1918 г. Значительная часть заложников заболела от перенесенных испытаний, плохого питания и отвратительного обращения[128 - Кручинин А. М. Белый Екатеринбург (1918—1919): армия и власть. Екатеринбург, 2005. С. 31—32.].

После падения красного Екатеринбурга, 25 июля 1918 г., ЧК вместе с другими учреждениями советской власти эвакуируется в Пермь, где продолжает поначалу существовать как областной орган. Затем, после падения Уфы, сливается с Коллегией Пермской ЧК, которая распространяет свое влияние только на Вятскую губернию и уезды других губерний, не занятые белогвардейцами.

Уральская ЧК летом 1918 г. арестовала 400 чел. (35 расстреляно), а осенью их количество было уже свыше тысячи человек[129 - Еженедельник ЧК. М., 1918. №1. C. 18—19. Цит. по: Ратьковский И. С. Хроника красного террора ВЧК. С. 229.]. В Перми было уничтожено во второй половине 1918 г. до 100 священнослужителей; в Екатеринбургской епархии 47 служителей культа[130 - Нечаев М. Т. Красный террор и церковь на Урале. Пермь, 1992. С. 4—8.].

В Перми Областная ЧК еще продолжает свое существование некоторое время как руководящий областной орган, но с падением Уфы происходит слияние областной коллегии с коллегией Пермской ЧК, которая распространяет свое влияние только на Вятскую губернию и уезды других губерний, не занятые белогвардейцами. Здесь ЧК помимо своих прямых задач принимает самое деятельное участие в формировании отрядов и отправке их на Восточный фронт, а также вооружает пароход «Левшино» и бросает его с командой из своего отряда по направлению Оса, Оханск, на борьбу с Народной армией Самарского Комуча.

Но борьба была проиграна, Пермь пришлось эвакуировать. УралоблЧК выехала в Вятку, где на время окончила свое существование как областная[131 - ЦДООСО. Ф. 76. Оп. 1. Д. 780. Л. 104 «Доклад к III годовщине Октябрьской революции» (1920 г.). См. также: Якуба О. М. Чрезвычайные органы советского социалистического государства // Ученые записки Свердловского юридического института. Т. 1. Свердловск, 1945. С. 12.].

2.2. Екатеринбургский концлагерь №1: история, контингенты, социальный состав репрессированных (С. И. Константинов)

Октябрьская революция 1917 г. отвергла большинство ранее используемых правовых норм, и новая государственная власть была поставлена перед проблемой формирования нового пенитенциарного законодательства. В мае 1918 г. был создан Центральный Карательный Отдел Народного Комиссариата юстиции, который «начал организовывать производительный труд» заключенных. По приказу Л. Д. Троцкого от 4 июня 1918 г. начинают создаваться концентрационные лагеря, которые законодательно были оформлены во «Временной инструкции о лишении свободы» от 23 июля 1918 г.[132 - Пащина М. В. Использование труда заключенных в концентрационных лагерях Среднего Урала в 1918—1921 гг. // Урал индустриальный. Материалы VIII Всероссийской конференции. Екатеринбург, 2007. Т. 2. С. 191.].

16 июня 1919 г. Постановление ВЦИК определило организацию лагерей принудительных работ. Она возлагалась на губернские чрезвычайные комиссии (Губчека). Во всех губернских городах в указанные в особой инструкции сроки должны были быть созданы лагеря, рассчитанные не менее чем на 300 чел. каждый. Заключению в лагеря подлежали те лица и категории лиц, относительно которых были вынесены постановления отделов Управления, ЧК, революционных военных трибуналов, народных судов и других советских органов, которым представлялось это право декретами и распоряжениями[133 - Мозохин О. Б. Право на репрессии: Внесудебные полномочия органов государственной безопасности (1918—1953). М., 2011. С. 16.].

В соответствии с постановлением ВЦИК от 17 мая 1919 г., наряду с тюрьмами во всех губернских городах России начали создаваться лагеря принудительных работ, подведомственных НКВД. Постановление ВЦИК не только регламентировало порядок организации лагерей, но и впервые в истории пенитенциарной системы советской России определило правовое положение заключенных.

На 25 ноября 1919 г. в стране уже был 21 лагерь (16 000 заключенных), к ноябрю 1920 г. – 84 лагеря (59 000 заключенных), а к маю 1921 г. число лагерей достигло 128, а количество заключенных – примерно 100 000 чел. В Екатеринбургской губернии было создано три концлагеря (Екатеринбургский, Нижне-Тагильский и Верхотурский)[134 - Смыкалин А. С. Колонии и тюрьмы в советской России. Екатеринбург, 1997. С. 57.].

В мае 1920 г. президиумом Губчека с согласия Губкома РКП (б) и Екатеринбургского Губисполкома было принято решение организовать в городе концентрационный лагерь. Это был первый в Уральской области концлагерь для приговоренных к отбыванию наказания в виде принудительных работ[135 - ГАСО. Ф. 1568. Оп. 1. Д. 3. Л. 1.].

В докладе о работе Губернского подотдела принудительных работ с 1 марта по 28 июля 1920 г., направленном в Губернский отдел Управления, заведующий Губернским подотделом принудительных работ сообщает, что «концентрационный лагерь при подотделе организован на 5 000 человек и с 19 июля сего года туда начали поступать осужденные на принудительные работы с содержанием под стражей». По мнению заведующего подотделом, поздние сроки открытия лагеря в июле 1920 г. объясняются тем, что город не давал подходящей территории, а также отсутствием конвоя. Кроме того, требовалось подыскать зимнее помещение под лагерь, так как «настоящее устраивалось для лета»[136 - Пащина М. В. Екатеринбургский губернский концентрационный лагерь №1 // Урал индустриальный. Бакунинские чтения: материалы V региональной научной конференции, декабрь 2002. Екатеринбург, 2003. С. 362.].

В фонде Екатеринбургского управления местами заключения хранится дело о деятельности концентрационного лагеря №1, содержащее рукописную схему лагеря, составленную в январе 1921 г. Тогда лагерь располагался за чертой города и находился к северу от станции Екатеринбург I, между речкой (р. Основинка на плане не обозначена. – С. К.) и Верхотурским трактом. В записке в Президиум Губернского исполкома, датируемой 5 ноября 1920 г., говорится о том, что «земельный участок для постройки концентрационного лагеря отведен и к Губернскому Подотделу принудительных работ актом комиссии прикреплен; участок расположен между городом и Верх-Исетским заводом, имеет форму ромба, с северной стороны прилегает к ипподрому, южная сторона выходит к спичечной фабрике, западная к Верх-Исетскому и восточная к исправдому №1. Длина южной и северной стороны равна 82,5 сажен [176 метров], западной и восточной равна 95,8 сажен [204 метра], всего в участке 8903,5 квадратных сажен, восточный угол не выходит до дороги (Красноуфимский тракт) 15 сажен».

При сопоставлении плана лагеря с картами города 1918-го, 1930-го и современной картой удалось установить, что лагерь находился к северу от железнодорожных путей, между современным проспектом Космонавтов и улицей Кислородной. Указанная на плане речка (р. Основинка) сегодня протекает в трубе, проложенной под улицами Кислородная и Основинская. В настоящее время на этой территории расположены Северное трамвайное депо и АООТ «Екатеринбургское такси»[137 - Пащина М. В. Указ. соч. С. 363—364.].

О непригодности лагеря в зимнее время свидетельствует и протокол комиссии, проводившей осмотр лагеря 7 октября 1920 г. В нем дано подробное описание как внешнего, так и санитарного состояния лагеря. К этому моменту в лагере находилось уже более 500 осужденных за «контрреволюцию и другие аналогичные преступления» и 502 военнопленных поляка.

Заключенные содержались на бывшем кирпичном заводе Николаева в кирпичных сараях, которые в ширину были равны 5—6 саженям [10—12 метров], а в длину тянулись на несколько десятков саженей. Крыши были железными в два ската, снаружи сараи до некоторой высоты засыпаны глиной. Комиссией были осмотрены два сарая, в одном из них шел ремонт. Первый барак отапливался несколькими железными печами, в первой половине были нары, расположенные в четыре ряда – «два ряда вдоль стенок и два ряда посредине» – в помещении полумрак, пол глинистый. Во второй половине, где размещались военнопленные поляки, не было ни печей, ни нар. Отмечена грязь внутри сарая – «общее содержание и вид […] грязный; одежда, белье, постельные принадлежности грязные».