Реформа. Как у России получилось

Но чтобы дать деньги одному бизнесу, нужно сначала забрать их у другого через налоги.

В мире без субсидий потребители сами решают, что им нужнее, формируют спрос. Производители получают сигнал. Подсчитывают, смогут ли при издержках и желаемой прибыли уложиться в цену, которую готовы платить потребители. При положительном ответе начинают производить.

Предположим, чиновник по какой-то причине полагает, что рынок ведет себя неправильно и нужно выращивать больше пшеницы. Отбирает деньги у других производителей, дает фермерам.

Такое перекладывание денег не проходит бесследно. Мы забрали рубль у нормального производителя, а его товар подорожал больше, чем на этот рубль[15 - Говоря очень условно, при поднятии налога на 5 % предприниматель должен будет поднять цену товара на 7, чтобы сохранить свою норму прибыли.]. С другой стороны, фермеру мы дали не весь рубль, а только 50 копеек: нам нужно было покрыть свои расходы на изъятие налога, разработку программ поддержки, создание комиссий и департаментов по выдаче субсидий и надзору за их использованием. И это не считая коррупции. Чиновники обходятся дорого. Плюс деньги могут попасть к неэффективному фермеру и просто пропасть, чего не произошло бы в условиях свободного рынка.

В итоге потребитель немного меньше потратит на хлеб, но за другое заплатит вдвойне. Он будет покупать больше хлеба и меньше того, что было ему нужнее в условиях свободного рынка (скажем, яблок или мяса).

Сами фермеры от субсидий тоже не выигрывают. Они попадают в зависимость от государства. Даже в идеальном обществе без коррупции зависимость эта малоприятна: нужно бояться чиновника, лебезить перед ним. Он царь, решающий, кому дать, а с кого взять.

Без государства же выжить не получится: фермер без субсидии не сможет конкурировать с остальными в цене.

При этом прямая выгода от субсидий быстро пропадет: придут предприниматели из других сфер и снизят норму прибыли до средней по рынку. Зависимость же от государства останется. Если когда-нибудь субсидии будут отменены, уровню производства придется вернуться к нормальным размерам, а значит, лишним не останется места – начнется волна банкротств, кризис.

От введения субсидий пострадает экономика вообще, что отразится и на самих фермерах.

Вот почему просьбы бизнесменов о выдаче субсидий, преференций и вообще любое обращение к государству не просто недальновидны, но скорее даже близоруки.

История великой депрессии

Вред от государственного вмешательства в свободный рынок лучше всего может показать история Великой депрессии США.

Ее описал великий экономист Мюррей Ротбард[16 - Не поддерживая его идеи анархо-капитализма, я люблю его за смесь живого эмоционального языка, здравый смысл и отсутствие лишнего. У него есть, что прибавить к правде о нашем существовании: взять хотя бы «Историю экономической мысли», «Великую депрессию в Америке» или «Власть и рынок».] в монографии «Великая депрессия в Америке»[17 - Другие работы интересны (B. Folsom, «New Deal or Raw Deal?: How FDR's Economic Legacy Has Damaged America»; D. Stockman, «The Great Deformation: The Corruption of Capitalism in America»; R. Higgs, «Crisis and Leviathan: Critical Episodes in the Growth of American Government»), но Ротбард достаточен.]. Это триллер. Страшно в нем редкое сочетание заблуждений и в то же время хороших намерений одних и тяжелейших последствий для миллионов других[18 - Обычно тяжелые последствия для миллионов – следствие намеренного зла. Увы, вся левацкая идея – именно такое исключение. В этом же ее главная опасность.]. Я так много взял из Ротбарда, что этот раздел можно было бы взять в кавычки. Поэтому прошу считать все написанное ниже принадлежащим его перу.

Айн Ренд писала «Атлант расправил плечи» именно с Великой депрессии. Даже используемые ею фразы не выдумка – такими словами и говорили Рузвельт и Гувер. Именно то они и делали.

Итак, Великая депрессия. Ее творец – Герберт Гувер[19 - Хотя этого бы не получилось без предыдущих президентов Тедди Рузвельта и Вудро Вильсона (об этом см. Д. Голдберг, «Либеральный фашизм: история левых сил от Муссолини до Обамы»).]. Сначала как министр торговли (с 1921), потом – как президент (1929–1933), он последовательно направлял США к катастрофе.

Этот путь начался с речи Гувера в 1921 году на одной из правительственных конференций: «Эра пассивного отношения к спадам закончилась. В отличие от предыдущих случаев, на этот раз правительство должно что-то делать».

Здесь нам интересна его программа субсидирования сельского хозяйства, но для полной картины ниже мы посмотрим и на остальное.

В 1916 году с помощью субсидирования государства банки начали выдавать фермерам дешевые кредиты.

Гувер увеличил программу льготного кредитования фермеров до 1 миллиарда долларов. Деньги невероятные, учитывая, что совокупная масса всех денег и всех депозитов США в 1932 году составляла всего около 45 миллиардов долларов[20 - А доходы в федеральную казну в 1931 году – 12,2 миллиарда долларов (М. Ротбард, «Великая депрессия в Америке»).].

Так фермеры получили ложный сигнал к тому, чтобы увеличивать посевы.

Гувер заставил железнодорожные компании снизить тарифы для фермеров на 10 %, чтобы помочь фермерам западных штатов. Это тоже форма субсидирования: у фермеров уменьшаются затраты, они начинают больше производить. При этом тариф фермеров переложили на других производителей, пользующихся железной дорогой.

Специальная комиссия 1921 года рекомендовала создание фермерских кооперативов, предоставление им больших среднесрочных кредитов, понижение железнодорожных тарифов, увеличение количества зернохранилищ и расширение исследовательских работ.

Правительство выделяло большие деньги на закупку семенного зерна для регионов, где случился неурожай.

В итоге производство зерна постоянно росло, потребность же людей в еде осталась той же. Учитывая неизменность спроса, начала падать цена. Фермеры заволновались: увеличивая производство за счет дешевых кредитов и субсидий, они рассчитывали на сохранение цены.

Пробовали бороться со снижением цены – заключать соглашения об ограничении засевов и придерживании зерна от продажи[21 - То же пытались делать производители кукурузы в 1922 году под лозунгом «мудрого саботажа». Это не имело эффекта. Площади засева под кукурузу увеличивались.].

Это не имело эффекта. Изъятие пшеницы с рынка привело к тому, что падение цен только продолжилось. Добровольная организация картелей не работала. Фермеры оказались на грани банкротств.

Государство сочло, что проблему можно решить, если дать еще денег. В 1923 году был принят Закон о сельскохозяйственных кредитах, закрепляющий масштабную систему федерального кредитования фермеров.

Порочный круг замкнулся.

Фермеры начали производить еще больше, цена падала все сильнее.

В 1929 году Гувер учредил федеральный Комитет по делам фермеров, дал ему чрезвычайные полномочия для закупки зерна у фермеров и выдачи им новых кредитов по низкой ставке.

В этом же году началась депрессия. Тогда Комитет заявил, что он даст кооперативам, объединяющим фермеров, кредит на сумму 150 миллионов долларов, компенсируя до 100 % рыночной процентной ставки, чтобы эти кооперативы не выпускали зерно на рынок.

Комитет начал закупать пшеницу сам, чтобы повысить цены. У государства образовались гигантские запасы зерна. Поняв это, рынок уронил цену еще – ведь когда-нибудь этот излишек должен был выйти в продажу.

Зная, что государство будет и дальше давать деньги, фермеры, естественно, увеличили посевы, усугубив проблему и образовав новые излишки.

Из всего этого сделали вывод о том, что фермеры повели себя неумно и допустили «перепроизводство». Их клеймили индивидуалистами, извлекающими выгоду из расширения своего производства. Министр сельского хозяйства поучал фермеров, рассказывал о вреде перепроизводства и убеждал добровольно сократить посевы.

Но так как отдельный фермер мог понести от сокращения посевов только убытки, никакие моральные увещевания не приводили к сколько-нибудь значимому сокращению производства пшеницы.

На середину 1930 года излишки, накопленные Комитетом, превысили 65 миллионов бушелей[22 - 1 бушель = 27,2 кг.]. Поскольку падение цен и производство продолжались, Комитету в конце года было дано право закупать любое количество пшеницы, которое необходимо для поддержания цен. К середине 1931 года Комитет закупил еще 200 миллионов бушелей, но все было бесполезно. Силы спроса и предложения не так легко изменить. Цены продолжали падать, а производство расти.

Так было не только с зерном, но и с хлопком, мясом и многим другим.

Государство пыталось избавиться от скупленного, потому что запасы сбивали цену фермерам. Только при Президенте Гувере (до 1933 года) 85 миллионов бушелей зерна было подарено Красному Кресту, многое отдано за бесценок за границу. Но этого было мало. Излишки приходилось просто уничтожать – сбрасывать в море, сжигать. И это в период депрессии и голода.

Чиновники давали деньги фермерам, чтобы они производили больше. Произведенный излишек выкупали и уничтожали. Бремя этого ложилось на другие сферы производства.

Нобелевский лауреат по литературе Джон Стейнбек описал свои воспоминания об этом времени в романе «Гроздья гнева»:

«Это преступление, которому нет имени. Это горе, которое не измерить никакими слезами. Это поражение, которое повергает в прах все наши успехи. Плодородная земля, прямые ряды деревьев, крепкие стволы и сочные фрукты. А дети, умирающие от пеллагры, должны умереть, потому что апельсины не приносят прибыли. И следователи должны выдавать справки: смерть в результате недоедания, потому что пища должна гнить, потому что её гноят намеренно. Люди приходят с сетями вылавливать картофель из реки, но охрана гонит их прочь; они приезжают в дребезжащих автомобилях за выброшенными апельсинами, но керосин уже сделал свое дело. И они стоят в оцепенении и смотрят на проплывающий мимо картофель, слышат визг свиней, которых режут и засыпают известью в канавах, смотрят на апельсинные горы, по которым съезжают вниз оползни зловонной жижи; и в глазах людей поражение; в глазах голодных зреет гнев…»

Стейнбек видел последствие. Знай он причину – выбирал бы слова покрепче.

Гувер так и не понял ошибок. Подводя итоги президентства 1929–1933 годов, он говорил:

«Мы не могли ничего не предпринимать. Это привело бы к полному разорению. Наоборот, мы активно реагировали на ситуацию, предложив частному бизнесу самую гигантскую программу экономической обороны и контрнаступления, когда-либо разработанную в истории нашей страны. Ни одно из прежних правительств не брало на себя ответственность за лидерство в таком масштабе. Никогда в нашей истории не делалось больше для обеспечения существования «простого человека». Некоторые реакционные экономисты настаивали на том, что мы должны допустить банкротства, пока не нащупаем дно спада. Мы приняли решение не следовать советам этих твердолобых сторонников ликвидации убыточных компаний и проектов и не стали просто наблюдать за тем, как все американские должники будут доведены до банкротства и как будут уничтожены все сбережения нашего народа»[23 - Из речи Гувера во время предвыборной компании 1932 г.].

Катастрофа целиком

Интересующиеся историей слышали, что Великая депрессия началась 24 октября 1929 года с краха фондового рынка. Острая фаза кризиса длилась, пока в 1933 году президентом не стал Франклин Рузвельт, придумавший политику «Нового курса» для налаживания жизни.

Однако кризис создавался Гувером все 1920-е годы. Его политика планирования и вмешательства включала всё то, что сохранил и подхватил Рузвельт, назвав «Новым курсом»:

? намеренная инфляция и кредитная экспансия (считалось, что это ускоряет рост экономики);

? организация общественных работ (направление налогов на бессмысленное в этот момент грандиозное строительство дорог, дамб и электростанций);

? субсидирование строительства, сельского хозяйства;