Чингисхан. Верховный властитель Великой степи

Среди востоковедов, с мнениями которых мне хотелось бы познакомить читателей, есть много и монгольских ученых. Следует признать, что современная монгольская Чингисиана российским читателям неизвестна. Впрочем, до начала 90-х годов прошлого века ее просто не существовало. Это, по меньшей мере, кажется странным. Кому, как не самим монголам, писать о своем великом предке.

Почти 70 лет по разным, в основном идеологическим причинам эта тема в самой Монголии была под запретом. И только в последние 30 лет в стране начался «бум» чингисхановедения: издаются летописи, монографии, романы, повести, создаются спектакли, кинофильмы о Чингисхане. В них в той или иной интерпретации нашли свое отражение многочисленные легенды, исторические предания, героические сказания монголов о своем великом предке.

Заметим, что исторические хроники, как правило, содержат «нагие происшествия без соприкосновенных к ним обстоятельств». Монгольские ученые, как и их иностранные коллеги, «входят в подробности событий», но в отличие от многих иностранных востоковедов, монгольские исследователи делают это в «монгольском духе», показывая Чингисхана «сыном своего времени, сыном своего народа, действующим в обстановке своего века и своей среды».

Благодаря этому пропитанное «ароматом степи» документальное жизнеописание Чингисхана ломает стереотипные представления о Чингисхане: наш Герой предстает перед нами как цельная личность с собственной жизненной философией, глубокой верой и озарением, с неподдельными человеческими чувствами.

Читатель узнает о том, как обычный человек по имени Тэмужин воспринимал и оценивал свое время, как формировалось его мировоззрение, как по воле Верховного божества монголов – Всевышнего Тэнгри, наделенный неиссякаемой энергией и харизмой, он не только уверовал в свою сверхъестественную судьбу, дарованную ему Небесным владыкой, но и смог убедить в этом других и повести их за собой как «посланец Всевышнего Тэнгри», исполнитель воли Верховного божества монголов.

Исходя из этого, ответы на вопросы, что вдохновляло монголов на столь обширные завоевания и каковы были глубинные причины их огромных успехов, для монгольского ученого Ш. Бира очевидны: «Помимо всего прочего, необыкновенным успехам Чингисхана при создании обширной кочевой империи во многом способствовала его незыблемая вера в Небесную силу (Всевышнего Тэнгри. – А. М.) и в свою харизму.

В этом плане он был основателем монгольского тэнгэризма как идеологии кочевой империи… о сверхъестественной Высшей силе, которая решает судьбы всего мира… и придавал ей не меньше значения, чем превосходству военных сил»[18 - Бира Ш. «Тэнгэризм». М., журнал «Век глобализации», № 1, 2009. С. 152–154.].

Смею надеяться, что документальное жизнеописание Чингисхана поможет читателям, интересующимся историей его жизни и деяний, самим ответить на поставленные мною выше вопросы, а также понять роль в мировой истории ВЕЛИКОГО МОНГОЛА – ЧИНГИСХАНА, и, наконец, уразумев жизненные цели и «соединенные в стройную (идеологическую. – А. М.) систему высшие принципы и идеи» нашего Героя, избавиться «от совершенно неправильного представления о Чингисхане как о простом поработителе, завоевателе и разрушителе, которое создалось в исторических учебниках и руководствах главным образом под влиянием одностороннего и тенденциозного отношения к нему современных ему летописцев, представителей разных завоеванных им оседлых государств. Нет, Чингисхан был носителем большой и положительной идеи, и в деятельности его стремление к созиданию и организации преобладало над стремлением к разрушению»[19 - Трубецкой Н. С. «Взгляд на русскую историю не с Запада, а с Востока» // «Наследие Чингисхана». М., 1999. – режим доступа: http://www.odinblago.ru/filosofiya/trubeckoy/trubeckoy_ns_vzglyad_na_/chast_I/.].

* * *

В заключение хочу поблагодарить мою семью, жену и дочерей, родных и близких, моих друзей, моих учителей, которые в той или иной мере, каждый по-своему помогали мне в работе над этой книгой!

    А. Мелехин

Глава первая

Прародители

«…Кто они, и откуда пришли, и каков их язык, и какого они племени, и какой веры…»

    Из «Тверской летописи»[20 - «Памятники литературы Древней Руси. XIII век». М., издательство «Художественная литература», 1981. С. 149.]

Если обыкновенный человек не знает своего происхождения, он подобен обезьяне, заблудившейся в лесу.

    Пятый далай-лама Агван Лубсан Джамцо[21 - Эпиграфом первой главы нашего документального жизнеописания Чингисхана является цитата из сочинения пятого далай-ламы Агван Лубсан Джамцо (1617–1682 г. г.) «Пир молодежи».]

На вопросы, которыми в свое время задавался не только автор Тверской летописи[22 - «Памятники литературы Древней Руси. XIII век». М., издательство «Художественная литература», 1981. С. 149.], но и многие современники Чингисхана, особенно после того, как в XIII веке «монгольское море разлилось по лику старого континента»[23 - Грумм-Гржимайло Г. Е. «Западная Монголия и Урянхайский край», Т. 2. Л., 1926. С. 379.], мы будем отвечать на протяжении всего нашего повествования. А начнем его, как и полагается, с прародителей Чингисхана.

Как отметил выдающийся русский востоковед Н. Я. Бичурин (о. Иоакинф) (1777–1853)[24 - При жизни Н. Я. Бичуриным было опубликовано 14 книг и огромное количество статей и научных заметок, посвященных различным проблемам истории, географии и культуры народов Восточной и Центральной Азии, Южной Сибири и Дальнего Востока. Особенно значителен его вклад в изучение Китая и Монголии (Бичурин Н. Я. «Записки о Монголии». Самара, издательский дом «Агни», 2010. С. 5).], «монголы в древних временах оставались бы неизвестными для нас, если бы не имели в соседстве Китая. Сия держава кратко заметила в своей истории некоторые события их, имевшие связь с собственными ее происшествиями»[25 - Бичурин Н. Я. «Записки о Монголии». Самара, издательский дом «Агни», 2010. С. 182.].

Действительно, помимо легендарной генеалогии монголов, о которой речь пойдет ниже, многие сведения о происхождении монголов, их предках, об их государственно-правовых традициях сохранились и в китайских династийных хрониках[26 - Упоминания о раннефеодальных государствах кочевых монголоязычных народов, существовавших на территории Монголии, содержатся в «Исторических записках» («Ши Цзи») Сыма Цяня, а также в «Вэй шу» («История царства Вэй» (охватывает события 386–535 гг.), раздел «История Шивэй»), «Цзю Тан шу» («История Старого Танского царства» (составлена в 945 году), раздел «Жизнеописание северных Ди»), «Сан Гочжи» («Исторические заметки о Трехцарствии», раздел «История Ухуань и Сяньби»), «Синь Тан шу» («История нового царства Тан» (составлена в 1045–1060 гг.)), других китайских династийных хрониках, а также в надписях на каменных стелах, которые входят в погребальные комплексы тюркских ханов и их высокородных соратников: «Надпись в честь Тоньюкука» – режим доступа: http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Mongol/Tonjukuk/frametext1.htm; «Малая надпись в честь Кюль-Тегина» – режим доступа: http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Mongol/Kul_tegin/kleine_aufschrift.phtml?id=8098. Информацию по этому вопросу также можно почерпнуть из следующих изданий: «Материалы по истории древних кочевых народов группы дунху». М., Наука, 1984. – режим доступа: http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/China/IV/38400/Vejsu/frametext11.htm; Бичурин Н. Я. «Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена». М.—Л., АН СССР, Институт этнографии им. Миклухо-Маклая, Ч. 1, 1950. – режим доступа: http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/China/Bicurin/Sobr_sved_o_narodach/Tom_I/frametext72.htm; «История Железной империи» (История династии Ляо). – режим доступа: http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/China/X/Liao_si_II/frametext1.htm.].

Основываясь на китайских источниках, Н. Я. Бичурин в своем кратком историческом обозрении еще в 1828 году поведал о государственных образованиях кочевых монголоязычных и тюркских народов, существовавших на территории Монголии[27 - Государственными образованиями, существовавшими на территории Монголии до эпохи Чингисхана, были улусы – Хунну (209 г. до н. э. – 93 г. н. э.), Сяньби (156–235 гг. н. э.), Муюн (285–410 гг. н. э.), Тоба (313–581 гг. н. э.), Жужан (Монгол-Нирунское государство) (330–555 гг.), Первый и Второй тюркские каганаты (552–745 гг.), Уйгурский каганат (745–840 гг.), Киргизское ханство (818 – около 900 гг.) и, наконец, киданьская империя Ляо (916–1125 гг.).], и пришел к следующим выводам о «начале монгольского народа» и зарождении его государственности: «Более чем за двадцать пять веков до нашей эры скитался уже народ сей (монгольские племена. – А. М.) со своими стадами по пустыням, сопредельным Северному Китаю…

…При великих военных переворотах часто многочисленные поколения (монголов. – А. М.) переходили с юга на север или с севера на юг, с пределов восточных на край западный и там навсегда оставались… Вся история народа монгольского свидетельствует, что переходы его поколений из одного края в другой происходили от раздела земель при каждом важном перевороте в сей стране, но ни при одном происшествии (она) не говорит, чтобы вошел в Монголию другой народ, отличный от коренного и по происхождению, и по языку, – (и в этом) неоспоримое доказательство единства монгольского народа и в самой древности…

Монголам известен один только образ правления – удельный. Они разделяются на поколения или уделы, называемые аймаками. Целое государство или народ получает у них название от имени господствующего дома, а каждый аймак – от владетельного поколения. С падением владетельных домов народ их не теряет своего бытия, но с переменою оных получает только новое название.

Сим образом один и тот же монгольский народ существует от древнейших времен до ныне под разными только именами. До времен государя Яо китайцы называли его хуньюй, при династии Ся – сяньюн, при династии Инь – гуй-фан, при династии Чжеу – яньюн, при династиях Цинь и Хань – хунну и гунну. Потом он носил попеременно имена сяньби, жужу (жужан), кидань, татань, монгол…»[28 - Бичурин Н. Я. «Записки о Монголии». Самара, издательский дом «Агни», 2010. С. 136, 181–182. Свидетельством того, что монголы, в частности, Чингисхан считали себя потомками хунну (гунов), развивавшими их государственно-правовые традиции, являются слова из письма (1219 г.) Чингисхана даосскому монаху Чань Чуню: «Такого царства (как Великий Монгольский Улус. – А. М.) еще не было с давних времен наших шаньюев (со времен наших предков, императоров империи Хунну, которые назывались шаньюй, то есть, “сын Небесного владыки”. – А. М.)» («Арабески истории», кн. 2. (Мир Льва Гумилева). Пустыня Тартары. М., издательство «Ди-Дик», 1995). Из выводов Н. Я. Бичурина также следует, что потомки хунну (гуннов), которые вплоть до VI века упоминаются в китайских династийных хрониках под различными именами господствовавших домов – Сяньби (156–235 гг. н. э.), Муюн (285–410 гг. н. э.), Тоба (313–581 гг. н. э.), Жужан (Нирун) (330–555 гг.), также являются древними предками монголов.]

Н. Я. Бичурин (о. Иоакинф) (1777–1853) – выдающийся русский востоковед, один из основоположников российской синологии и монголоведения.

Основываясь на тех же источниках, что и Н. Я. Бичурин, один из ведущих современных специалистов в области истории кочевых обществ, американский ученый Т. Барфилд отличительной особенностью империи Хунну и последующих государственных образований, существовавших на территории Монголии до эпохи Чингисхана, считал их конфедеративную форму государственного устройства.

«Предшественницами Монгольской империи (Чингисхана. – А. М.), – писал американский ученый, – были имперские конфедерации, использовавшие принципы племенной организации. Племенные вожди управляли на локальном уровне, в то же время имперская структура основывалась на монополии на внешнюю политику и военные дела… Особенностью имперских конфедераций было включение в их состав племен без разрушения их трайбалистской структуры (племенной обособленности. – А. М.)… На местном уровне составляющие конфедерацию племена (в том числе и монголоязычные. – А. М.) управлялись почти так, как до их включения в состав кочевой империи. Местные вожди и старейшины сохраняли значительную автономию из-за их тесных связей с соплеменниками. Поэтому, когда имперская структура разваливалась, вожди племен были готовы проявиться как автономные политические деятели»[29 - Барфилд Т. «Монгольская модель кочевой империи» // «Монгольская империя и кочевой мир». Улан-Удэ, Издательство БНЦ СО РАН, 2004. С. 258–259.].

Действительно, всякий раз, когда возникавшие и процветавшие на территории современной Монголии государства постепенно приходили в упадок и распадались, древнее монгольское общество снова полностью возвращалось к родовой и аймачной организации… Такая историческая закономерность позволила исследователям охарактеризовать путь эволюции древнего общества монгольских кочевников как «спиралеобразный»[30 - Теорию «спиралеобразной» эволюции монгольского кочевого общества разработал американский ученый О. Латтимор. Современные ученые Л. Крадер, А. Хазанов, Т. Барфильд, Н. Космо и многие другие в основном придерживаются этой теории и развивают ее (Бира Ш. «Некоторые проблемы истории и идеологии Великого Монгольского Улуса» (на монг. яз.). У.—Б., 2006. С. 5, 105).].

Главная причина этого многовекового спиралеобразного процесса, как считает монгольский ученый, академик Ш. Бира, заключалась в том, что «появление государства (в форме конфедерации. – А. М.) в этом обществе не приводило к коренному изменению и уничтожению старого родового строя, родовой и аймачной (племенной. – А. М.) организации, основывавшихся на кочевом скотоводстве…»[31 - Бира Ш. «Некоторые проблемы истории и идеологии Великого Монгольского Улуса» (на монг. яз.). У.—Б., 2006. С. 5–6.]

Отметим, что в течение всего I и в начале II тысячелетия н. э. не изменялась не только родовая и аймачная организация древнего монгольское общества, но и господствовавший в нем способ хозяйствования – «особый тип производящего хозяйства – кочевое скотоводство».

Формирование этого способа хозяйствования (производящей экономики) на территории современной Монголии исследователи относят к концу II и началу I тысячелетия до н. э. и объясняют переходом от земледелия к скотоводству… необходимостью приспособления к менявшимся условиям окружающей среды… При этом (исследователи допускают. – А. М.), что часть местных племен охотников-собирателей (субъектов присваивающей экономики) была оттеснена в более северные земли[32 - Викторова Л. Л. «Монголы. Происхождение народа и истоки культуры». М., издательство «Наука», 1980. С. 104, 106.].

Этот переход (от охоты, рыболовства и собирательства к кочевому скотоводству. – А. М.) был длительным и происходил у предков монгольских народов в эпоху бронзы. К I тысячелетию до н. э. в степях Центральной Азии сформировался хозяйственно-культурный тип скотоводов-кочевников сухих степей Евразии, устойчиво сохранившийся здесь в течение трех последующих тысячелетий[33 - Чебоксаров Н. Н. «Хозяйственно-культурные типы народов Восточной Азии». – «Народы Восточной Азии». «Серия народы мира». М., 1965 // Викторова Л. Л. «Монголы. Происхождение народа и истоки культуры». М., издательство «Наука», 1980. С. 104.].

Таким образом, в течение всего I и в начале II тысячелетия н. э. устойчиво сохранялись не только хозяйственно-культурный тип скотоводов-кочевников и породивший его «особый тип производящего хозяйства – кочевое скотоводство», но и такие формы предшествовавшего ему способа хозяйствования (присваивающей экономики), как охота, рыболовство и собирательство. Это сосуществование двух способов хозяйствования обусловило наличие в регулятивных системах существовавших на территории Монголии конфедераций признаков обоих и их преемственность.

При этом каждое последующее раннефеодальное государство кочевых народов, которое образовывалось на территории Монголии, не только в той или иной мере наследовало государственно-правовые традиции предшественника, но и само развивало эти традиции.

Это касалось и тюркских народов, которые со времен империи Хунну входили в состав или являлись вассалами господствовавших на территории Монголии домов. Эти тюркоязычные народы в период VI – начало X вв. нашли в себе силы создать свои ханства (Первый и Второй тюркские каганаты (552–745 гг.), Уйгурский каганат (745–840 гг.), Киргизское ханство (818 – около 900 гг.)) и, подчинив себе монгольские племена, установить господство в Центральной Азии[34 - Переняв государственно-правовые традиции монголоязычных народов (хунну, сяньби, нирун), они передали эти традиции, как эстафету, прародителям Чингисхана (Болдбаатар Ж, Лундээжанцан Д. «Государственные и правовые исторические традиции Монголии» (на монг. яз). У.—Б., 2011. С. 16–56; Дашням И. «История монгольского государства и права» (на монг. яз.). У.—Б., 2005. С. 56; 68; 83,108–118; 130).].

Очевидно, поведанная нам персидским летописцем Рашид ад-дином «Легенда об Эргунэ-кун» повествует именно об этом периоде истории монголов: вытесненные во второй половине VI века с исконных территорий тюрками древнемонгольские племена, прародители Чингисхана, вплоть до VIII в. находились в легендарной местности Эргунэ-кун[35 - До сих пор нет однозначного ответа на вопрос, где находится эта местность. Так российские ученые О. М. Ковалевский и П. Кафаров считали, что эта местность находится на реке Аргунь, Дорж Банзаров – на территории нынешней Внутренней Монголии (Китай). Монгольский ученый Х. Пэрлээ предполагал, что эту местность надо искать в верховьях реки Хайлар в Большом Хянгане. Еще одна версия была выдвинута монгольским ученым Ч. Далаем, который утверждал, что Эргунэ-кун располагается в Саянах.].

«Легенда об Эргунэ-кун» начинается с известия о событиях, связанных с крушением и распадом в 555 году Монгол-Нирунской державы[36 - Сухбаатар Г. «Монгол-Нирунское государство» (на монг. яз.). У.—Б., 1992.]: «У того племени, которое в древности называли монгол[37 - Впервые этноним «монгол» упоминается в китайской династийной хронике «Бэй шу» («История государства Бэй» (Тоба Вэй. – А. М.), которая повествует о событиях IV–VI вв. н. э.); иероглиф, которым обозначался этот этноним, читался как «му-гу-лю». Такое прозвание получил плененный (в период между 304 и 318 гг.) тобавэйцами подросток из племени мэгэ. Впоследствии этноним «монгол» фиксировался и в других китайских династийных хрониках, в частности, в летописях династии Тан, другими китайскими иероглифами, которые произносятся как «мэнъу», «мэнва». Так в «Цзю Тан шу» (945 г. н. э.) есть сведения о народности мэнъу (монгол), которая в составе Улуса Их Шивэй кочевала в районе верхнего течения реки Аргунь. Именно там, где предположительно находится легендарная местность Эргунэ-кун. Как отмечал монгольский историк Ч. Далай, иероглифы, которыми в Танских хрониках передавался этноним «монгол», имели пренебрежительно-оскорбительный смысл: «глупый», «невежественный» (Далай Ч. «Улус Хамаг Монгол» (Все Монголы) (1106–1206) (на монг. яз.). У.—Б., 1996. С. 30). Это однозначно характеризовало негативное отношение оседлых китайцев к «диким кочевникам». В «Сокровенном сказании монголов» (XIII век) никаких пояснений по поводу названия народа, а затем и государства, нет. А вот персидский историк Рашид ад-дин по поводу этнонима «монгол» писал: «Слово же монгол сперва звучало (букв. было) мунгол, то-есть, “бессильный” и “простосердечный”» (Рашид ад-дин «Сборник летописей», Т. 1, кн. 1. М., НИЦ «Ладомир», 2002. С. 77).], случилась распря с тюркскими племенами и закончилась сражением и войной. Имеется рассказ, [передаваемый со слов] заслуживающих доверия почтенных лиц, что над монголами одержали верх другие племена и учинили такое избиение [среди] них, что [в живых] осталось не более двух мужчин и двух женщин. Эти две семьи в страхе перед врагом бежали в недоступную местность, кругом которой были лишь горы и леса и к которой ни с одной стороны не было дороги, кроме одной узкой и труднодоступной тропы, по которой можно было пройти туда с большим трудом и затруднением. Среди тех гор была обильная травой и здоровая [по климату] степь. Название этой местности Эргунэ-кун. Значение слова кун – косогор, а эргунэ – крутой, иначе говоря, “крутой хребет”. А имена тех двух людей были: Нукуз и Киян (Хиян. – А. М.). Они и их потомки долгие годы оставались в этом месте… Когда среди тех гор и лесов этот народ размножился и пространство [занимаемой им] земли стало тесным и недостаточным, то они учинили друг с другом совет, каким бы лучшим способом и нетрудным [по выполнению] путем выйти им из этого сурового ущелья и тесного горного прохода.

И [вот] они нашли одно место, бывшее месторождением железной руды, где постоянно плавили железо[38 - Это известие засвидетельствовало наличие других, помимо кочевого скотоводства, форм производящей экономики. Плавить и обрабатывать железо, постепенно вытеснявшее бронзовые изделия, предки монголов научились еще во второй половине I тысячелетия до н. э. (Викторова Л. Л. «Монголы. Происхождение народа и истоки культуры». М., издательство «Наука», 1980. С. 119).]. Собравшись все вместе, они заготовили в лесу много дров и уголь целыми харварами[39 - Харвар – перс. дословно «ноша осла» – мера веса, равняется 25–30 пудам.], зарезали семьдесят голов быков и лошадей, содрали с них целиком шкуры и сделали [из них] кузнечные мехи. [Затем] сложили дрова и уголь у подножья того косогора и так оборудовали то место; что разом этими семи десятью мехами стали раздувать [огонь под дровами и углем] до тех пор, пока тот [горный] склон не расплавился. [В результате] оттуда было добыто безмерное [количество] железа и [вместе с тем] открылся и проход. Они все вместе откочевали и вышли из той теснины на простор степи…

Рассказывают, что все племена монголов происходят из рода тех двух лиц (Нукуз и Киян (Хиян. – А. М.)), которые (некогда) ушли в Эргунэ-кун.

Среди тех, кто оттуда вышел, был один почтенный эмир по имени Буртэ-чинэ (Бортэ чоно. – А. М.), глава и вождь некоторых племен…»[40 - Рашид ад-дин. «Сборник летописей», Т. 1, кн. 1. С. 153–154; Т. 1, кн. 2, С. 9. М., НИЦ «Ладомир», 2002.]

С упоминания о Бортэ чоно персидский летописец приступил к изложению родословной прародителей Чингисхана. Однако мы в этом вопросе предпочли монгольский первоисточник пересказу правоверного мусульманина Рашид ад-дина.

Первоисточниками для нас являются монгольские легенды, повествующие о прародителях Чингисхана отнюдь не с позиций догматики ислама; в этих монгольских легендах впервые ясно было изложено с позиций тэнгрианства, т. е. культа Всевышнего Тэнгри шаманизма древних монгольских кочевников, о небесном происхождении «главы и и вождя некоторых племен» монголов Бортэ чоно, а затем и о «небесном мандате» на ханскую власть рода хиад-боржигин, к которому принадлежал Чингисхан.

Ранее в течение пяти веков передававшиеся изустно и таким образом сохранившиеся в памяти народной, во время составления «Сокровенного сказания монголов» эти легенды впервые были зафиксированы письменно.

Автор «Сокровенного сказания монголов», если хотите, юридически закрепляя устное предание[41 - Имеется ввиду «Легенда о Бортэ чоно, рожденном по благоволению Всевышнего Тэнгри», использованная автором «Сокровенного сказания монголов».], предпослал ему заголовок «Прародители Чингисхана» и начал собственное изложение родословной предков Чингисхана с известия о небесном происхождении Бортэ чоно:

«Рожденный[42 - По мнению монгольского ученого Х. Пэрлээ, Бортэ чоно родился ок. 758 года. Далее предположительные даты рождения предков Чингисхана также даются по версии Х. Пэрлээ.] по благоволению Всевышнего Тэнгри (Верховного божества монголов. – А. М.), – Бортэ чоно и его жена Хоо марал – переправились через воды реки Тэнгис, пошли и сели в окрестностях горы Бурхан халдун[43 - Гора Бурхан халдун находится в Хэнтэйском аймаке в северо-восточной части современной Монголии.], что в верховьях реки Онон»[44 - «Сокровенное сказание монголов» // «Чингисиана. Свод свидетельств современников». М., Эксмо, 2009. С. 50.].

Дальнейшее изложение монгольским летописцем родословной прародителей Чингисхана (VIII–XII вв.), в частности, истории Алан гоо и ее семьи (вторая половина X в.), прежде всего, проливает свет на хозяйственную и общественную организацию древнемонгольского общества в интересующую нас эпоху: «Отец Алан гоо – хорь тумэдский ноён[45 - Ноён – князь, господин. В процессе классового расслоения монгольского общества во всех племенах выделился господствующий класс – ноёнство; ноёны подчиняли себе сначала большие группы людей своего племени, а затем и целиком какой-нибудь род, постепенно добиваясь власти над всем племенем. …хорь тумэдский ноён – один из предводителей племен хори и тумэд, «стойбища и жилища которых находятся на той (западной. – А. М.) стороне реки Селенги, на самом краю местностей и земель, которые населяли монголы и которые называют Баргуджин-Токум» (Рашид ад-дин. «Сборник летописей», Т. 1, кн. 1. М., НИЦ «Ладомир», 2002. С. 121–122).] Хорилардай мэргэн, а мать – Баргужин гоо; родилась Алан гоо в уделе хорь тумэдов в местности, называемой Ариг ус… Хорилардай мэргэн отошел от пределов хорь тумэдских по причине раздоров, вспыхнувших меж близживущих родов, кои желали отвоевать друг у друга уделы, обильные зверем – соболем и белкой. Хорилардай мэргэн и люди его обособились, и прозвались они племенем Хорилар по имени ноёна своего. Прознав, что в окрестностях Бурхан халдуна зверя в изобилии, хорилары перекочевали в удел Шинчи баяна урианхайского[46 - Племя урианхайцев, по сведениям Рашид ад-дина, было в числе племен, покинувших Эргунэ-кун и перебравшихся в местность Бурхан халдун.], который поставил на горе Бурхан халдун кумира для поклонения духам-хранителям той горы[47 - Уже во времена прародителей Чингисхана существовал культовый ритуал поклонения духам-хранителям горы Бурхан халдун. С этой местностью связаны многие события жизни и деятельности Чингисхана, о которых будет рассказано впоследствии.]»[48 - «Сокровенное сказание монголов» // «Чингисиана. Свод свидетельств современников». М., «Эксмо», 2009. С. 50–51.].

Священная гора Бурхан Халдун. Монголия.

Как явствует из истории семьи Алан гоо[49 - Там же.], способ хозяйствования прародителей Чингисхана соединил в себе характерные для присваивающего способа ведения хозяйства охоту, рыболовство и собирательство съедобных растений[50 - Рашид ад-дин. «Сборник летописей», Т. 1, кн. 2. М., НИЦ «Ладомир», 2002. С. 19; «Сокровенное сказание монголов» // «Чингисиана. Свод свидетельств современников». М., «Эксмо», 2009. С. 51, 54.] с «особым типом производящего хозяйства – кочевым скотоводством»[51 - О том, что семья Алан гоо, помимо охоты, занималась скотоводством, свидетельствует сообщение о разделе ее сыновьями скота после смерти матери («Сокровенное сказание монголов» // «Чингисиана. Свод свидетельств современников». М., «Эксмо», 2009. С. 53).].

Формирование в степях Центральной Азии хозяйственно-культурного типа скотоводов-кочевников сухих степей Евразии[52 - Чебоксаров Н. Н. «Хозяйственно-культурные типы народов Восточной Азии». – «Народы Восточной Азии». «Серия народы мира». М., 1965 // Викторова Л. Л. «Монголы. Происхождение народа и истоки культуры». М., издательство «Наука», 1980. С. 104.] послужило основанием говорить о новых условиях жизни древних предков монголов, которые создал переход к кочевому скотоводству.

«Прежде всего племена степных пространств Центральной Азии приобрели постоянный и достаточный источник существования, подчас даже избыток высококачественных продуктов и сырья. Количество пищи лимитировалось наличием скота, его продуктивностью и площадью пастбищ, от которых зависело теперь благосостояние коллектива… А так как скот и пастбища – легко отчуждаемое имущество, то у различных коллективов, связанных между собой отношениями родства и свойства, возникала необходимость в постоянной готовности к их защите. Это способствовало существенным изменениям в социальной организации общества. До этого община состояла, как правило, из представителей двух-трех матрилинейных тотемических родов, связанных брачными отношениями своих членов и вытекающими из этого взаимными обязательствами (совместная коллективная охота, взаимопомощь, кровная месть, нормы экзогамии[53 - Экзога?мия (от экзо… и греч. g?mos – брак) – запрет брачных отношений между членами родственного (род, фратрия), реже – локального (община) коллектива в эпоху первобытнообщинного строя (сохранялась и в более позднее время) (Источник: https://gufo.me/dict/bse/Экзогамия).]).