Пушки Смуты. Русская артиллерия 1584–1618

Но только с царствования Михаила Федоровича на стволах стали изображать степенной крест и «голгофу» («крест с подножием, у подножия копие»). В 1616 г. Андрей Чохов на пищали «Царь Ахиллес» предводителя мирмидонов изобразил со скипетром и… державою, увенчанную крестом, как будто он не язычник, а христианский царь! При Михаиле Федоровиче литейщики стали отливать кресты и голгофы. Отныне орнамент изрыгающих огонь и несущих смерть орудий часто включал в себя христианскую символику. Этот немаловажный факт свидетельствует о неком сломе стереотипов после Смутного времени. Из пушек стреляли прахом свергнутого царя, из них же салютовали новому правительству; в сражениях они же останавливали стремительный натиск гусарской конницы и обращали ее вспять; в осадах крепостей «пушечный гром» принуждал противника капитулировать, а в жестокой обороне «городовой наряд» крепости наносил серьезные потери осаждавшим.

Если в начале XVI в. государь мог заявить: «…Не орудия важны для меня, а люди, которые умеют лить их и обращаться с ними»[32 - Герберштейн С. Записки о Московии / пер. А. В. Назаренко. М., 1988. C. 172.], то столетие спустя даже одна пушка уже считалась священной собственностью государя. К потере артиллерии в бою стали относиться как к позорному явлению (вспомним, что одно из обвинений М.Б. Шеину в измене – сдача полякам государева огнестрельного наряда под Смоленском в 1634 г.). Сам факт нахождения государевых пушек и пищалей в руках противника считался бесславным и унизительным. В договорах о заключенных перемириях неоднократно поднимался вопрос о возврате русских орудий («что есте – вывезти в свою землю»), а в военных планах российского правительства перед воеводами даже ставилась задача возврата государевых пушек и пищалей. Так, в наказах князю И.А. Хованскому 1660 г. на случай выхода войск к Варшаве специально обговаривалось: «и пушки московские, которые есть в Аршаве, привезти к себе»[33 - Курбатов О.А. Литовский поход «7168 года» князя И.А. Хованского и битва при Полонке // Славяноведение. 2003. № 4. С. 25.]. Русские орудия выкупались, обменивались – и привозились в Москву.

В 1720-х гг. традицию возвращения русских орудий продолжил Петр I[34 - РГАДА. Ф. 248. Оп. 7. д. (кн) 384. Канцелярия Сената 1721–1724. № 51, 1723 г. Дело об организации выкупа русских пушек и гаубиц в Швеции, лл. 526–534 (реестр выкупаемых пушек и гаубиц на л. 528об). Большую признательность выражаю В.Р. Новоселову за указание на источник.]. В 1723 г. знаменитая чоховская пищаль «Инрог», участница войн 1577–1634 гг., распиленная на три части, была доставлена в Санкт-Петербург стокгольмским купцом Иоганном Примом. В 1724 г. старый пушечный мастер Семен Леонтьев спаял все три фрагмента «Инрога» – посетители Артиллерийского музея сейчас могут увидеть «шрамы» как сварных швов, так и отметины на стволе от вражеских ядер.

Русские купцы Ф. Аникеев и Н. Барсуков в 1723 г. из Стокгольма привезли пушку «Царь Ахиллес», за что получили от царя 1540 рублей. Также в Санкт-Петербург были доставлены «Лев» и «Медведь» – участники злополучной осады Нарвы 1700 г.

Тем не менее именно по указу Петра были отправлены на переплавку красивейшие орудия XVI в. – в записях архивной «Вседневной книги» в феврале 1701 г. сохранилось упоминание на «Великого государя имяной указ о болших пушках: велено перелить в пушечное и мортирное литье пушку «Павлина» что в Китае у Лобного места на роскате, пушку «Кашпирову», что у Нового денежного двора от Земского приказу, пушку «Ехидну», что под селом Воскресенским, пушку «Кречат» ядром пуд десять фунтов, пушку «Соловья» ядром шесть фунтов, что в Китае на площеди»[35 - РГИА. Ф. 1700 (Артиллерийский приказ). Оп. 1. Д. 5. Вседневная книга. Л. 4 (7).].

Впрочем, несколько орудий было сохранено по велению государя – «Аспид», «Троил», «Скоропея», «Свиток», «Егуп», «Царь-пушка» и др. А на мортире Лжедмитрия навечно осталась выбитая надпись, что по указу царя «сего мортира переливать не указал».

Данная книга состоит из ряда очерков, в которых затронуты основные вопросы бомбардологии конца XVI – начала XVII в. Фактически здесь собраны и проанализированы примеры применения артиллерии – это сделано в рамках составления общей характеристики состояния и развития пушечного дела в России на рубеже XVI–XVII вв.

Илл. 1. Разбивка старых орудий на части. Гравюра XVII в.

Ошибочно было бы считать, что в осадах городов эпохи Смуты всегда применялась артиллерия. История знает множество примеров, когда крепости захватывались «изгоном» или сдавались при первом приближении войск неприятеля, когда при осадах и обороне не использовались пушки и пищали по той причине, что их не было у осаждавших и осажденных. В период 1604–1618 гг. было много осад и полевых сражений. Автор не ставил перед собой цель рассмотреть все случаи применения артиллерии. Задача была несколько иная – привести примеры, где «огнестрельный наряд» сыграл важную роль в обороне или осаде, штурме или вылазке, атаке или контратаке.

В связи с этим данная книга не претендует на полноту. Поэтому ошибкой было бы предполагать, что здесь читатель найдет абсолютно все примеры применения артиллерии. Хронологически книга охватывает 1584–1618 гг. Здесь важно сделать более широкий хронологический охват – рассмотреть состояние артиллерийского вооружения со смерти Ивана Грозного, в период гражданской войны и интервенции, а также оценить первые реформы правительства Михаила Федоровича по воссозданию артиллерийского парка страны к окончанию Смуты.

Нельзя не сказать слова благодарности всем, кто помогал в написании данной книги. Стартовой позицией для исследования стали вначале дипломная работа 1999 г., посвященная русской артиллерии XV–XVII вв. (научный руководитель д.и.н. А.С. Лавров), затем диссертация, защищенная в 2004 г. («Материалы Пушкарского приказа как источник изучения русской артиллерии XVII в.») под руководством д.и.н. Р.Г. Скрынникова. Большую признательность выражаю Ю.М. Эскину, О.А. Курбатову, А.В. Малову, С.В. Полехову, И.Б. Бабулину, А.А. Березину, К.А. Кочегарову, В.С. Великанову (Москва), Н. Волкову (Минск), Н.В. Смирнову, Д.М. Фатееву, Е.И. Юркевичу, А.И. Филюшкину, К.В. Нагорному (Санкт-Петербург), И.В. Хохлову (Великий Новгород), Р.А. Сапелину, В.В. Пенскому (Белгород) и др. Исследования по артиллерии никогда бы не увидели свет, если бы не поддержка моей семьи – жены А.Н. Слепухиной и дочери Д.А. Лобиной.

Артиллерия и война технологий

«Ключами от городов» бургундский герцог Карл Смелый назвал огнестрельную артиллерию – новый род войск, пришедший на смену камнеметательным машинам, – с помощью которой часто решались судьбы городов. Историки неоднократно отмечали возрастающую роль артиллерии в европейских войнах XV–XVI вв. В целом огнестрельное оружие существенно поменяло облик войн не только в Западной, но и в Восточной Европе.

Однако некоторые представители «евроцентричной школы» в лице К. Краузе[36 - Krause K., Arms and the State: Patterns of Military Production and Trade (Cambridge University Press, 1992), Р. 48–52.], Д. Гранта[37 - Grant J. Rethinking the Ottoman ‘Decline’: Military Technology Diffusion in the Ottoman Empire, Fifteenth to Eighteenth Centuries, in: Journal of World History. 10, Nr. 1(1999). P. 179–201.] и других исследователей предлагают относить военную промышленность ряда государств эпохи Средневековья к т. н. «производителям третьего уровня» («third-tier produce»), которые сильно отставали в развитии военных технологий. К «производителям третьего уровня» помимо Оттоманской империи причисляют Венгрию, Польшу, ВКЛ и средневековые балканские государства. Относительно России существуют более категоричные оценки, выраженные, например, в словах американского исследователя Маршалла По[38 - Маршалл По. Выбор пути. Почему Московия не стала Европой // Родина. 2003. № 11. С. 26–27.].

В настоящее время подобные мнения о предполагаемой «неполноценности» оружейной промышленности Восточной Европы и исламского мира оспариваются рядом военных историков. В частности, об этом пишет и современный венгерский исследователь Габор Агоштон, который провел сравнение развития военных технологий в Оттоманской империи и России с Европой[39 - Аgoston G. Ottoman artillery and European military technology in the fifteenth to seventeenth centuries, in: Acta Orientalia Academiae Scienciarum Hungaricae 47 (1994). P. 21–22; Аgoston G. Military Transformation in the Ottoman Empire and Russia, in: Kritika: Explorations in Russia and Eurasian History. 2011. Vol. 12. № 2. P. 281–319.]. О роли военных технологий и огнестрельного оружия в Восточной Европе пишут и авторы сборника «Warfare in Eastern Europe, 1500–1800» (под ред. Б. Дэвиса)[40 - Warfare in Eastern Europe, 1500–1800. Edited by Brian L. Davies. Leiden, Netherlands: Brill, 2012. 364 p.].

В то же время в западноевропейской историографии продолжаются дискуссии о роли «порохового оружия» в становлении империй – историки полемизируют на предмет того, существовала ли связь между подъемом государства и использованием технологии пороха, с одной стороны, и упадком и технологической атрофией, с другой[41 - Parker G., The Military Revolution: Military Innovation and the Rise of the West, 1500–1800. Cambridge: University Press, 1988, Carlo M. Cipolla, Gun, Sails and Empires. Technological Innovation and the Early Phase of European Expansion, 1400–1700. New York, 1965. P. 90; Bert S. Hall, Weapons and Warfare in Renaissance Europe: Gunpowder, Technology and Tactics. Baltimore, 1997. P. 212–216; Аgoston G. Behind the Turkish War Machine: Gunpowder Technology and War Industry in the Ottoman Empire, 1450–1700. In: The Heirs of Archimedes: Science and the Art of War through the Age of Enlightenment. Cambridge, 2005. P. 101–133.].

Несомненно, что Российское государство к концу XVI в. – это не отстающая в плане артиллерии страна. К этому времени она впитала в себя основные достижения европейской металлургии и пороходелия. Ее артиллерийский парк не уступал имперскому и, скорее всего, превосходил по мощи артиллерию соседей. Несомненно, что театр боевых действий в Ливонии, Литве и Северо-Западной части России накладывал свой отпечаток на применение военных технологий. Войны XVI столетия (и Ливонская война не исключение) в Восточной Европе – это не только стремительные грабительские походы мобильных ратей, это прежде всего борьба за ключевые пункты, города. Периоды «малой войны», состоящей из набегов и рейдов по территории противника, проходили без использования пушек. Однако борьба за укрепленные пункты – крепости – подразумевала применение тяжелого вооружения. Крупнокалиберная артиллерия разносила в щебень кирпичные стены рыцарских замков, ровняла с землей деревянные укрепления или же одним своим видом заставляла гарнизоны капитулировать. Война действительно в каком-то смысле стала войной технологий – противники использовали друг против друга самые передовые достижения в металлургии и военном деле. В конечном итоге по результатам кампании 1558–1560 гг. лучшие орудия Ливонии («das beste geschutte») оказались в руках «московитов»[42 - Riga’s ?ltere Geschichte in ?bersicht, Urkunden und alten Aufzeichnungen // Monumenta Livoniae Antiquae. Bd IV. Riga; Dorpat; Leipzig, 1844. Р. 110. – Магистр Ливонского ордена Г. Кетлер позже жаловался императору Фердинанду I, что Московит «захватил все мои лучшие орудия» (Письмо магистра Ливонского ордена Готарда Кетлера императору Священной Римской империи Фердинанду I от 1 октября 1560 г. // Родина. Российский исторический иллюстрированный журнал. 2004. № 12. С. 51).]. Самые красивые и качественные стволы были включены Иваном Грозным в состав «государева огнестрельного наряда». В свою очередь, «большие и красивейшие московитские орудия» в ходе боевых действий 1578–1582 гг. были захвачены шведами и польско-литовскими войсками.

Я уже отмечал в своих работах, что новинки артиллерийского дела проникали в Россию с некоторым опозданием. На протяжении всего XVI в. Ливония, Ганза, Польская корона и Великое княжество Литовское всячески препятствовали проникновению новых военных технологий – военные специалисты задерживались властями Ливонии, Ганзы, Польской короны и Великого княжества Литовского, в некоторых случаях даже арестовывались. Известны многочисленные инструкции магистра ордена, польского короля, Совета приморских городов и мандаты императора о недопустимости провоза стратегических товаров в Московию.

Тем не менее имеется множество примеров знакомства русских с передовыми достижениями в артиллерии[43 - Подр.: Лобин А. Артиллерия Ивана Грозного. М., 2019.]. Русские рати в осадах задействовали большое количество артиллерийских стволов. По моим подсчетам, за период правления Ивана Грозного в «осадном наряде» царя имелось не менее 92 тяжелых орудий, из них не менее двенадцати крупных бомбард и девятнадцати мортир – и речь идет только о тех стволах, которые участвовали в боевых действиях.

Поэтому, когда Джильс Флетчер в 1588 г. писал восторженные строки о русской артиллерии («Полагают, что ни один из христианских государей не имеет такого хорошего запаса военных снарядов, как русский царь, чему отчасти может служить подтверждением Оружейная палата в Москве, где стоят в огромном количестве всякого рода пушки, все литые из меди и весьма красивые»[44 - Дж. Флетчер. О государстве русском // Проезжая по Московии. М., 1991. С. 95–96.]), то вряд ли он сильно преувеличивал. Изучение документов позволяет рассмотреть основные особенности производства русской артиллерии накануне Смутного времени.

Ведомство русской артиллерии. Пушечный приказ и его столы

Да еще доведетца в Пушкарском приказе в полковом ходу и ко всякому делу всегда устроити полковой скорострельной и дробовой наряд, судовые мосты, приступные лестницы…

    «Воинская книга» 1607 г.

В документах первое упоминание о неком «Пушечном приказе» относится к 1577 году: в списке «бояр, окольничих и дворян, которые служат из выбора» указаны начальник этого приказа Семен Коркондинов и его помощник Федор Пучко-Молвянинов, которые еще два года назад числились в Разряде как «головы у наряда»[45 - АМГ. Т. I. СПб., 1890. С. 39.].

Постепенно круг контроля приказа расширился – к 80-м годам он был ответственен за производство не только орудий, но и боеприпасов[46 - Акты, собранные в архивах и библиотеках Археографической экспедицией. СПб., 1836. Т. I. № 205.]. В октябре 1582 г. игумену Кирилло-Белозерского монастыря Игнатию с братьею велено сварить «емчуги добрые» (селитру) и прислать ее в Пушечный приказ[47 - ААЭ. Т.I. С. 379. № 317; РИБ. Т. XXXII. № 300.]. В 1585 году кузнецам этого учреждения были выданы деньги на сукно[48 - Дополнение к Актам историческим. Т. I. СПб., 1846. № 131. С. 197–198.].

В отечественной историографии существует версия о том, что с 1610 года Пушечный приказ поменял название и стал именоваться Пушкарским приказом[49 - Лебедянская А.П. Архив Пушкарского приказа в его прошлом и настоящем. Л., 1946 (рукопись БФ ВИМАИВ и ВС); Богоявленский С.К. О Пушкарском приказе // Сб. в честь М.К. Любавского. Пг., 1917. С. 375.]. Однако обращение к источникам опровергает это предположение. В 1580-е гг. приказ именуется то Пушечным, то Пушкарским. В документах долгое время путали старое («Пушечный») и новое («Пушкарский») названия приказа. Так, словосочетание «Пушечный приказ» встречается в документах 1577–1598, 1627 гг., Пушкарский с 1582 г.

Ввиду неясности функций и работы Городового приказа в конце XVI – начале XVII в. уже в советское время на страницах научных журналов родилась дискуссия, в которой приняли участие известные историки А.П. Лебедянская, С.М. Каштанов, В.И. Буганов и др.[50 - Лебедянская А.П. Пушкарский приказ. Опыт изучения организации артиллерийского ведомства, управления и производства в Московском государстве в XVII столетии. Автореферат дисс…. канд. ист. наук. Л., 1949; Яковлева О.А. К статье «Материалы из истории русской техники в неопубликованной летописи первой четверти XVII в.» Городовой приказ в Московском государстве XVI в.» // Известия АН СССР. Отделение технических наук. 1951. № 9. С. 1432; Буганов В.И. О Городовом приказе в России XVI в. // Вопросы истории. 1962. № 10. С. 211–214; Каштанов С.М. Еще раз о Городовом приказе XVI в. // Вопросы истории. 1963. № 11. С. 211–213; Он же. Известие о Засечном приказе XVI века // Вопросы истории. 1968. № 7. С. 204;.]. В 2007 г. Д.В. Лисейцев пришел к выводу, что упоминаемый в 1577–1613 гг. Городовой и в конце XVI в. Засечный приказы – это иные названия того же Пушкарского[51 - Лисейцев Д.В. К вопросу о Городовом приказе конца XVI – начала XVII в. // Российская реальность конца XVI – первой половины XIX в.: Экономика. Общественный строй. Культура. Сборник статей к 80-летию Ю.А. Тихонова. М., 2007. С. 10–36.]. То есть, по мнению историка, Пушкарский приказ в документах могли именовать и Городовым, и Засечным. В справочнике Лисейцева Д.В., Рогожина Н.М., Эскина Ю.М. отмечено, что Пушкарский приказ «фигурировал также под названиями Городового, Городовых дел и Засечного приказов (что породило в науке ряд ошибочных гипотез об этих ведомствах)»[52 - Лисейцев Д.В., Рогожин Н.М., Эскин Ю.М. Приказы Московского государства XVI–XVII вв.: словарь-справочник. М.; СПб., 2015. С. 146.].

Основная аргументация о тождественности Пушкарского, Засечного и Городового приказов сводится к тому, что:

1. В 1577 г. на отписку воевод Борзуня в Городовой приказ стоит пометка об отсылке грамоты к Истоме Евскому, который через три года упоминается как дьяк Пушечного приказа. Еще 3 июня 1577 г. Истома Евской выступает еще и в качестве дьяка Засечного приказа.

2. В 1613 г. по документам Печатного приказа Городовой и Пушкарский приказы возглавляли одни и те же лица – кн. Л.О. Щербатый, Ч.И. Бартенев, дьяки Н. Перфирьев, И. Федоров и Ф. Ларионов.

3. Круг задач Пушкарского приказа в 1613 г. вполне совпадает с функционалом Городового и Засечного: он занимается починкой городских укреплений и засек.

Не со всеми приведенными аргументами можно согласиться. Во-первых, можно говорить о том, что И. Евской был дьяком одновременно и Городового, и Земского приказов – явление достаточно распространенное в те годы. То, что он 19 июня 1580 г. упоминается в Пушечном приказе, не может свидетельствовать в пользу того, что тремя годами ранее он работал в нем же.

Нет ничего удивительного в том, что Городовой, а не Пушечный приказ ведал пушкарями и припасами в подчиненных им ливонских городах. Для примера: с конца 30-х гг. XVII в. города Новгородской земли вместе с находившимися в них пушкарями управлялись в Новгородской четверти, пушкари приморских городов – в Устюжской четверти.

Комплекс документов 1577–1583 гг. Городового приказа связан с деятельностью по управлению крепостями Ливонии, а также городами России (Коломна, Галич). Засечный приказ в это время управлял засечным строительством, а функции Пушечного приказа заключались в производстве орудий («пушечное дело», «пищальное дело») и припасов («зелейное дело», «ямчужное дело», «ядерное дело»).

Нет ни одного документа, указывающего на то, что Городовой или Засечный приказы ведали производством артиллерии. Первый приказ исчезает со страниц документов после 1583 г. и вновь появляется только в июне 1613 г. Второй также мимолетно упоминается в 1577/78 гг. и исчезает со страниц документов. Пушечный же приказ постоянно фигурирует в 1577, 1580, 1581, 1582, 1585/86, 1589/90, 1598/99 гг.

По второму пункту аргументов можно лишь отметить, что здесь могла быть как техническая описка (единичное упоминание Городового приказа с управленческим составом Пушкарского приказа), так и временное учреждение («воскрешение») нового ведомства накануне последующего поглощения его функций Пушкарским приказом.

Нет никаких сомнений в том, что не позднее 1616 г. дела о крепостях и засеках стали ведаться в учрежденных городовом и засечном столах Пушкарского приказа, а документация Городового и Засечного приказов перешла в артиллерийское ведомство.

Дела Пушкарского приказа об определении засечных голов и сторожей к рязанским, лихвинским, одоевским и прочим засекам, об исправлении засек, платеже пенных денег за порубку казенного леса в засеках и т. д. хранятся в Научном архиве СПбИИ РАН в фонде И.Х. Гамеля (Ф.175) и Коллекции Ф.А. Толстого (К.133), в фонде 532 ОР РНБ. Документы показывают разделение приказа на особые отделы – «столы». Вопрос о времени их образования на сегодняшний день остается открытым. Историки С.К. Богоявленский и А.П. Лебедянская установили, что в Пушкарском приказе существовало три стола – денежный, городовой и засечный[53 - Богоявленский С.К. О Пушкарском приказе. С. 385; Лебедянская А.П. Пушкарский приказ. С. 30.].

Изучение имеющихся в нашем распоряжении документов АСПбИИ РАН (ф. 175. Оп. 1. Кн. 27) позволяет говорить о существовании не трех, а пяти столов: деятельность пушечного стола источники фиксируют еще в 1610-х гг., судный стол упоминается с 1620-х гг. XVII в.[54 - Судный стол ведал служилыми людьми пушкарского чина. В этой инстанции разбирались как уголовные, так и гражданские дела (грубое нарушение поруки, пропажа имущества, «винные и табашные торговли», убийства, земельные иски и т. д.). Один из ранних документов судного стола относится к 1629 г. В начале октября 1629 г. засечный сторож Тульской Корницкой засеки С. Руднев бил челом в судный стол приказа, жалуясь на то, что «нынешние полковые и осадные воеводы» чинят ему и служилым людям «налог, обиды и продажи», а до этого, отмечает С. Руднев, судили их «в судных исках на Москве в Пушкарском приказе». Дьяки среагировали быстро: 15 октября, рассмотрев жалобу, они уже набросали черновик грамоты тульскому воеводе, в которой указали: «…ты б на того засечного сторожа Савку Руднева перед собою управы никому ни в каких исках не давал… и продаж ему и убытков в том не чинил, а кому до него какое дело не в великих исках….управу дают засечный голова да приказчик, а кому будет дело в больших исках, и те б… нам бить челом об управе на Москве в Пушкарском приказе» (Отдел рукописей РНБ. Ф. 532. Ч. 1. № 326–327).]. Засечный стол Пушкарского приказа встречается в документах с 1616 г. Он ведал «засечным делом», а именно постройкой укреплений («засек») на западных, восточных и южных рубежах Московского государства. В первой четверти XVII в., в годы Смуты, засечная черта на южной окраине Московского государства перестала играть роль южного рубежа; состояние оборонительных сооружений было неудовлетворительным, т. к. многие укрепления были разрушены татарами. Первые действия засечного стола заключались в починке сооружений «черты». Фрагменты приходо-расходной книги 1616 г. содержат сведения только о латании брешей в оборонительной линии. Строительство новых засек и укреплений не производилось, по крайней мере документы Пушкарского приказа об этом ничего не сообщают. Даже после набега 1622 г., когда татарами были разграблены Белевский, Данковский, Дедиловский, Епифанский и Одоевский уезды, каких-либо существенных изменений не происходило. Правительство поделило засеки между Разрядным и Пушкарским приказами. Первому подчинялись восточные и западные засеки (Алаторская, Опочецкая и др.), второму достались самые ответственные южные укрепления[55 - РИБ. Т. II. С. 559.]. До 1632–1634 гг. деятельность Пушкарского приказа была сосредоточена на подготовке к Смоленскому походу. Южная черта только формально входила в его ведомство. Опустошительные набеги 1631–1634 гг. заставили правительство сосредоточить основное внимание на развертывании новых мощных укрепительных линий. Тогда строительство затянулось на несколько десятилетий.

В Описи дел Пушкарского приказа 1639–1645 гг., а также в других его документах 1626–1644 гг. содержатся данные об Арзамасской, Белевской, Веневской, Зарайской, Каширской, Козельской, Коломенской, Кропивенской, Кцынской, Лихвинской, Перемышльской, Ряжской, Рязанской, Тульской и Шацкой засеках[56 - ОР РНБ. Ф. 532. Ч. 1. № 581. Л. 1–57.]. Из них Коломенская и Зарайская были вскоре упразднены.

Однако разделение управления над засеками вызвало неразбериху. Дела некоторых засек пересылались в Разряд, а затем возвращались обратно в Пушкарский приказ. Например, документы Арзамасской засеки в 1626 г. были в артиллерийском ведомстве, а в 1635 г. – в Разряде[57 - РИБ. Т. II. СПб., 1875. С. 558.]. В 1638 г. засечный стол Пушкарского приказа временно упразднили и дела его перекочевали в Разрядный приказ[58 - АМГ. Т. II. СПб., 1894. С. 60–91.], но, как оказалось, не все, а только документация Тульской, Каширской, Рязанской, Козельской и Лихвинской засек. В 1641 г. засечные дела вновь пересылаются в Пушкарский приказ, который в памятях, адресованных Разряду, отмечает, что не все чертежи были присланы обратно[59 - АМГ. Т. II. СПб., 1894. С. 120.]. Как видим, такие пертурбации были в обычной практике московских приказов.

В 1646 г. Разрядный приказ организует постройки Синбирской черты, соединяющей Белгородскую и Закамскую оборонительные линии. Приказы постоянно переписываются друг с другом относительно некоторых особенностей организации обороны. Чтобы сосредоточить засечное дело в одних руках, царь в 1659 г. «то засечное дело во всем указал… ведать в Пушкарском приказе»[60 - ПСЗ. Т. I. СПб., 1830. № 258.]. Засеки, обновленные в 1636 г., к 60-м гг. уже обносились и пришли в упадок. По донесению инспекторов они требовали срочного восстановления[61 - АМГ. СПб., 1901. Т. III. № 242.]. Засечный стол Пушкарского приказа снова принялся строить новые засечные линии и чинить старые, для чего имелись специальные чертежи. Так, согласно одному документу, «чертеж и роспись» Веневской засеки от 1638 г. воевода послал в приказ, «и чертеж государь осмотрел»[62 - АМГ. СПб., 1894. Т. II № 115.].

Городовой стол, судя по сохранившимся документам, перенял функции прежнего Городового приказа – ведал постройкой укреплений, учетом, «сколко в городех пушек, зелья, свинцу и иных пушечных запасов». Он образовался, скорее всего, в начале XVII века. Документация о «городовых делех» постоянно пересылалась из одного приказа в другой и вследствие волокиты оседала в разных архивах, поэтому точно установить время образования городового стола очень сложно. Но не все города подчинял себе Пушкарский приказ. Сметный список 1629 г. перечисляет 83, а список 1637 г. – 64 города. В 1646 г., по неполным данным «Описной книги пушек и пищалей», городовой стол контролировал артиллерию около 100 крепостей[63 - Там же. С. 363; ОР РНБ. Ф. 550. F – IV–75. Л. 4–127 об.].

Особой неустойчивостью отличались отношения с Разрядным приказом, иногда в некоторых городах «городовое дело» ведал Разрядный приказ, а наряд – Пушкарский[64 - Лихачев Н.П. Разрядные дьяки XVI в. СПб., 1888. Приложения. С. 34–44.]. К примеру: Пронск и Валуйки только с 1626 по 1633 г. 4 раза переходили под власть того и другого приказов; если пушкарским чином руководил второй, то полоняничьи деньги с них собирал первый[65 - АМГ. СПб., 1890. Т. I. С. 617.].

Пушечный стол Пушкарского приказа управлял непосредственно производством пушек, колоколов, снарядов (т. е. «пушечными делами»). Это был чисто «технический отдел» приказа. Главным объектом ведения стола был Пушечный двор. Комплекс сохранившихся документов этого канцелярского отдела помогает проследить организацию производства орудий на всех ступенях их изготовления: от заказа правительства до приема на склад готовых пушек. Пушкарский приказ получал царский указ об отливке орудий. Рассмотрев указ в соответствии с возможностями пушечного производства, руководство приказа в лице судьи и дьяков принимало решение об отливке определенного числа орудий такого-то типа и такого-то калибра. Мастера предоставляли в приказ сметы, пользуясь как своим опытом, так и справочниками по литью («роспись пищальных образцов», «роспись образцовая арталорейским пушкам» и др.)[66 - Описание актов собрания графа А.С. Уварова. Акты исторические. – М., 1905. С. 514; РИБ. Т. XXI. Кн. 1. СПб., 1907. С. 677.]. После отливки орудия простреливались на полигонах (на этом велись отчеты о стрельбах). Не всегда удавалось вылить пушку «без порух». Анализ протоколов испытаний новых пищалей дает основание заключить, что бракованным («охульным») считалось орудие, у которого стержень залит металлом; образовывались привары и неровности на поверхности; был недолив ствола; были раковины («ноздри») и свищи.

В Пушкарском столе ведался и пушкарский чин. Под пушкарским чином подразумевают служилых людей «по прибору», деятельность которых так или иначе связана с артиллерией. Все они делились на воинские (пушкари, затинщики, воротники) и мастеровые чины (мастера, казенные кузнецы, плотники). Служилые люди пушкарского чина жили в слободах, называемых «пушкарскими». Самая большая пушкарская слобода находилась в Москве, в непосредственной близости от Пушечного двора, у церквей Сергия и Преображения «в Пушкарях».

В городах пушкарям разрешалось селиться на расстоянии не более 2 верст от города, чтобы в случае опасности они могли успеть занять место у городских орудий. В своих слободах и посадах пушкари занимались торгово-промышленной деятельностью и сельским хозяйством.

В военное время, по распоряжению Пушкарского приказа, часть из них направлялась в армию, в составе которой пушкари подчинялись начальникам артиллерии – пушкарским головам. Оставшиеся в городе, согласно росписным спискам, на случай осады посменно дежурили у своих орудий и следили за их исправным состоянием.

Для подготовки высококвалифицированного артиллериста, хорошо знающего «пушкарское дело», владеющего основами баллистики и инженерного дела, техникой заряжания и прицеливания, нужны были многие годы, поэтому правительство было заинтересовано в укреплении семейной традиции, преемственности передачи опыта пушкарского дела «от отцов детям, от дядь племянникам». Однако недостаток специалистов по артиллерийскому делу вынудил правительство пойти на ряд мер. После тяжелых времен Смуты, когда возник дефицит квалифицированных кадров, традиционные способы комплектования («от отцов дети, а от дядь племянники») не могли обеспечить нужные потребности в обслуживании большого парка орудий, поэтому возможность «государевой пушкарской службы» стала распространяться и на посадское население. При поступлении на службу новоприборные из «черных слободцов и вольных людей» освобождались от налогов; им выдавалось единовременное пособие и назначались денежный и хлебный оклады.

Илл. 2. Описания орудий XV в. в документах XVII в.