Через порог переступил бывший помощник графа, вежливо поклонился и протянул ему конверт.
– Семьи Чурпасовых подписали общую претензию к Роду Чурпасовых, – ледяным голосом произнёс он. – Род должен либо восстановить родовую казну в ближайшие дни, либо согласиться на замену главы Рода. В последнем случае нового главу Рода выберут семьи. Конечно же, честным голосованием.
Граф двумя резкими движениями разорвал конверт и бросил обрывки в лицо своему бывшему помощнику.
– Предатель! – проревел он. – Ты переметнулся к этим крысам?!
– Рыба ищет, где глубже, а человек, где лучше, – спокойно ответил бывший помощник.
– Подлец! – у Чурпасова перед глазами упала красная пелена, он разъярённо взревел и набросился на своего бывшего помощника, схватил за шею и изо всех сил сжал пальцы. Он давил, давил и давил и остановился, лишь когда бывший помощник обмяк. Граф отпустил его, и бесчувственное тело рухнуло на пол. Чурпасов осторожно пнул его носком туфли и пробормотал: – Не притворяйся.
Бывший помощник пялился в потолок пустым взглядом. Его грудь не поднималась, кожа постепенно бледнела. Он был мёртв. Граф вцепился пальцами себе в волосы и прошептал:
– Что я наделал?!
***
Ночь была долгой. Нам не позволили отдохнуть и отоспаться – сразу как привезли в Академию, загнали в разные кабинеты и принялись допрашивать. Я ощущал ауры Егора и Маши неподалёку. Часы летели, а вопросы мне задавали одни и те же – видимо, надеялись подловить на лжи. Допрашивал меня капитан полиции. Как он сказал, Голицын написал на меня заявление, потому что я, урод и распоследняя мразь, погубил его внучатого троюродного племянника. Академия просто не могла замести всё под половицу, скандал вырвался из её стен.
Я придерживался версии, что Ярослав Голицын внезапно свихнулся и решил убить свою боевую группу, о чём по дороге до Академии успел предупредить ребят. Наёмник, который украл чужую личность, чтобы добраться до заурядного студента, каких в Российской Империи тысячи, – ну, это попахивает бредом. К тому же это будет сложно доказать.
Капитан прошёлся по кабинету и, посмотрев на часы, с лёгким уважением хмыкнул:
– Крепкий орешек. Три часа уже здесь сидим, а ты так и не раскололся.
– Вам не нравится правда? – я с иронией приподнял брови.
– Нет, я, скорее, не понимаю, кто из вас лжёт, – капитан нахмурился и опустился на стул напротив меня. – Ярослав рассказывал дяде, что ты его унижаешь и запугиваешь. А перед походом в Данж он попросил графа держать руку на пульсе и, если его не будет слишком долго, сразу вызывать подмогу и спасать. А директор сообщил, что в твоём отношении было уже несколько разбирательств. Гм, не помню, что там было… А! Вот же, избиение старшекурсников и ограбление алхимического кабинета.
– Ничто не подтвердилось.
– Все спят и видят, как бы тебя оклеветать?
– Завидуют и боятся, что отобью у них всех девчонок, – я ухмыльнулся.
– Ну-ну, шутник, – капитан постучал карандашом по столу. – То есть ты намекаешь, что граф Голицын – наглый лжец?
– Не намекаю, а говорю прямо.
– Хорошо-о-о-о-о-о, – устало протянул капитан и зашёл на сотый круг: – Что произошло, когда вы попали в Данж?
– Мы убили чупакабру и собирались идти дальше, но Ярослав отстал от боевой группы, сказал, что ему в сапог попал каме…
Дверь распахнулась, в кабинет вошёл Виктор Викторович и обратился к капитану:
– Пришли результаты магической экспертизы. Обвал в Данже был создан искусственно, на месте, где была трещина, остались чёткие энергетические следы сильной магической бомбы. Перстень, который Ломоносов передал нам, использовался для телепортации. Он принадлежит Роду Голицыных. Также мы обыскали комнату Ярослава и обнаружили несколько боевых темномагических артефактов, которые запрещены законом, и карты всех Данжей Б-уровня, которые и предлагались первокурсникам. Складывается весьма неприятная картина… для графа Голицына и его Рода, – директор стряхнул невидимую пылинку с плеча и продолжил: – Отпустите моих студентов. Все мы понимаем, что они не виновны. Это разбирательство было бюрократической условностью.
– Только вы внезапно забыли, что Ярослав Голицын тоже был вашим студентом, – сурово произнёс капитан. Атмосфера в кабинете внезапно накалилась. Полиция и военные недолюбливали охотников на монстров, потому что те относились к ним с высокомерным пренебрежением. Капитану явно хотелось поспорить с директором, но, покосившись на меня, он всё-таки согласился: – Ваши студенты свободны как ветер в поле. Только пусть не забудут явиться на судебное слушание. Адвокатов оплатит Академия?
– Судебное слушание? – Виктор Викторович нахмурился.
– Через неделю. Бюрократическая условность, – язвительно улыбнулся капитан и вышел.
Директор посмотрел ему вслед и пробормотал:
– Безмозглые дуболомы, – потом он повернулся ко мне и взмахнул рукой. – Свободен. До следующей недели. Ой, пожалуйста, не возмущайся! До судебного слушания ты и твоя группа останетесь в роли подозреваемых, все обвинения снимет только суд. И, Ломоносов… Поосторожнее с Голицыным, он тебя искренне ненавидит.
– Спасибо, – я поклонился и покинул кабинет. В коридоре меня ждали Егор и Маша, которая держала сумку с кристаллами и зелёнкой.
– Я думала, нас никогда не выпустят! – воскликнула Маша. – Какой же мерзкий этот Голицын! Уверена, он всё знает про Ярослава, но пытается выставить нас виноватыми.
– Это так печально, – тяжко вздохнул Егор и пояснил на наши удивлённые взгляды: – Быть плохим человеком – это всегда печально. Ты никого не любишь, и тебя никто не любит.
Мы не нашлись, что ответить.
– Давайте навестим Кристину? – предложила Маша.
– А давайте, – кивнул я.
За стойкой регистрации в лазарете никого не было. Из третьей больничной палаты раздавалась приглушённая ругань. Что-то грохнуло и разбилось, дверь с силой ударилась о стену, и в коридор вылетела милая пухленькая женщина в белом халате и шапочке с красным крестом. Увидев нас, она всплеснула руками и громко, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на крик, сказала:
– Кто кого покалечил? Какой изощрённый способ вы придумали на этот раз, – но вдруг её взгляд остановился на мне, и она, внезапно успокоившись, улыбнулась: – Я тебя помню. Друг Кристины Безликой, верно? Надеюсь, ты пришёл за нею, иначе, клянусь Даждьбогом, я её обколю обезболивающими до бессознательного состояния!
– А она уже выздоровела? – уточнила Маша.
– До такой степени, что сделала меня больной! – произнесла медсестра, схватившись за голову. – Я совершила большую ошибку, когда оставила её в лазарете под наблюдением. Невозможно большую ошибку! Забирайте её! Она и мёртвого выведет из себя! Как вы вообще с ней общаетесь?
– Я был мёртвым, когда получил травму головы, – радостно ответил Егор. – В детстве. Целых три минуты, клиническая смерть.
Медсестра странно на него взглянула и передала мне документы:
– Выписка, справка и рекомендации.
Я взял все бумаги, и мы зашли в третью палату. Кристина безразлично пялилась в потолок, лениво потирая тонкий шрам на запястье. Её розовые волосы разметались по подушке и свисали с края кровати. Белая больничная рубашка съехала на правое плечо, обнажая острую ключицу и россыпь родинок у основания шеи.
– Не очень-то ты рада видеть своих друзей, – я присел на кровать и пощёлкал пальцами перед носом Кристины.
Она вздрогнула, проморгалась и, наконец, обратила на нас внимание – села рывком, быстро поправила рубашку, пригладила волосы и улыбнулась:
– Ребята! Живые! Я так волновалась! Врачиха слушать меня не хотела, всё талдычила одно и то же, – Кристина скривилась и, сделав тонкий писклявый голос, спародировала медсестру: – Деточка, ты ещё слишком слаба, какие тебе Данжи? Ты монстров будешь отпугивать синяками под глазами? Я оставляю тебя под наблюдением, неделю, не меньше!
– Какой кошмар, – едва сдерживая улыбку, сказал я.
– Вот ты иронизируешь, а ведь действительно кошмар! – возмутилась Кристина. – Здесь нечего делать! Телефоны и компьютеры запрещены, потому что, видите ли, пациенты должны восстанавливаться в спокойствии и тишине! Да я от этой тишины скоро свихнусь! Разве можно столько времени ничего не делать?! Так мало того… Они меня ещё и в Данж не пустили. Если я из-за таких пустяков, буду пропускать походы в Данжи, то останусь слабачкой навсегда!
– Оторванная рука – это не пустяк, – неодобрительно покачала головой Маша.
– Пустяк, если она уже приросла, – отрезала Кристина. – В следующий раз вообще сбегу из лазарета. Вы хоть знаете, что вас три дня не было? Тюремщица сказала, что за вами уже собрались отправлять спасательную группу. Я думала, вы уже не вернётесь.