* * *
После шумихи с Сергеичем, его на время от меня убрали, отправив куда-то там лечиться. Ничего предосудительного не нашли, но уж больно подозрительно на меня смотрела местная безопасница. Мне на это было, по большему счету, чихать, до Мирославы, по чести взглядов, ей было далеко.
А затем случилось то, что я так долго ждал. Лишь на время позабыв с открытием в себе магических способностей. В поместье, наконец, появилась одна моя старая знакомая.
– Ну здравствуй, Марина, – произнес я, спускаясь по широкой винтовой лестнице в фойе, оглядывая затянутую в строгий официрский мундир женщину. С нашего последнего свидания она ничуть не изменилась, только добавилась еще одна звездочка на погоне, да лицо словно бы сильнее заострилось и построжело. – Или тебя лучше называть госпожа подполковница?
– Здравствуй, курсата Иванов, – дернула губами она в подобии улыбки, отточенным движением снимая фуражку и засовывая её под локоть.
Мне что-то мешало, плюнуть на всю эту словесную шелуху и, бросившись к ней, сжать покрепче в объятьях это шикарное тело. Может чёртовы условности своего нового положения, этот титул и угроза общественного порицания? А может события произошедшие со мной и вычеркнувшие полгода моей жизни здесь? Не знаю. Но я никак не мог перебороть ту поразившую меня скованность, стоило мне вновь увидеть знакомый профиль.
Да и сама Марина словно чувствовала себя не в своей тарелке, стараясь, правда, маскировать это под офицерской сдержанностью. Но я же точно знал, какая она горячая, чувственная и раскрепощённая штучка, там, под внешней скорлупой. Нет, эту стену отчуждения нужно было срочно сломать.
Посмотрев на стоявший у ног Ржевской чемодан, поинтересовался, испытующе взглянув ей в глаза, – Так ты надолго?
– Как пойдет, – ответила она, не отводя взгляда. И что-то было в нём такое, что отбросив все сомнения и условности, я шагнул к ней вплотную и схватив за отворот кителя, дернул на себя, впиваясь в её губы жадным поцелуем. Не обращая внимания на застывших слуг, что несомненно доложат о кому надо.
А затем, когда, наконец, оторвались друг от друга, я поинтересовался, – И кем ты сюда?
На что она вновь хитро улыбнулась, а затем ответила, – Официально пока куратой по боевой подготовке в службу охраны поместья.
– А неофициально? – понимающе хмыкнув, уточнил я.
– А неофициально… – она, придвинувшись так, что её грудь буквально упёрлась в меня, произнесла низким чувственным голосом, – неужели ты считал, что сможешь вот так легко от меня избавиться?
Глава 4
– Не кочегары мы, не плотники, но сожалений горьких нет… – напевал я себе под нос, заколачивая в верхнюю перекладину дверного косяка очередной гвоздь. Настроение у меня было отличное. Вот что значит безудержный секс после месячного воздержания. Первый раз я финишировал как завзятый спринтер: быстро, мощно и с заявкой на мировой рекорд по стометровке, то есть уложился в десять секунд. Но кто сказал, что на этом соревнования закончились? Впереди были ещё километр, три и пять – серьёзные дистанции для серьёзного спортсмена. И без ложной скромности скажу, что и здесь, имейся судебная коллегия, призовые места мне были бы обеспечены.
Вот на полумарафон и марафонскую я решил пока не замахиваться. Без тщательной подготовки можно и здоровье подорвать. Поэтому, закончив весёлые старты, я рукой ухватил Марину за грудь, чтобы не сбежала ненароком, а ногой зацепился за высокое бедро и так и заснул, крепко и без сновидений.
Ну а с утра мне в голову пришла блестящая идея о том, как можно разнообразить наш сексуальный быт, и я с энтузиазмом принялся за монтаж.
– Эм… что ты делаешь?
Я обернулся на проснувшуюся и привставшую на локтях Ржевскую, полюбовался на голую грудь, что вынырнула вслед за ней из-под покрывала, и ответил:
– А это сюрприз. Сейчас всё увидишь, – после чего достал пояса от махровых халатов и, привязав к гвоздям, на свободных концах сделал широкие петли, одни повыше, другие пониже. Обернулся вновь и поманил. – Давай, иди ко мне. Нет, не одевайся.
Подведя девушку к конструкции, скомандовал:
– Вот, руками хватайся за эти петли, а ноги просовывай в эти.
Когда Марина повисла в дверном проходе из спальни в мой кабинет на этих импровизированных секс-качелях, я чуть отошёл, разглядывая её малость удивлённое лицо, а затем, сдёрнув трусы, пристроился между раздвинутых ножек.
– Вот оно что… – протянула она, поглядывая вниз, на мой стояк.
– Ага, – улыбнулся я в ответ. – Решил тут поэкспериментировать, – ладони мои легли поверх женских бёдер. – На таком свободном подвесе можно поддерживать, почти не прилагая усилий, любые амплитуду и частоту, очень плавно.
Подтверждая теорию практикой, я принялся медленно её раскачивать. Слегка подвинулся вперёд, проникая в возбудившуюся от необычной позы и учащённо задышавшую девушку, так, чтобы мой член то оказывался практически на свободе, то вдвигался почти на всю глубину.
– Нравится? – спросил с намёком, чувствуя, как мышцы её тела напрягаются и расслабляются в такт покачиванию.
– Да! – выдохнула Марина, после чего запрокинула голову, закатив глаза, и чуть застонала. – Сильнее!
– Можно и сильнее, – согласился я и, скользнув ладонями дальше, крепко схватил её за ягодицы, чтобы буквально дёрнуть на себя, впечатывая её тело в своё.
– Ох! – послышался грудной стон, а я, плавно отпустив задницу Ржевской, дал ей качнуться назад и вновь проделал тот же манёвр. А затем – ещё раз, и ещё. Чередуя плавное движение назад и резкий рывок вперёд.
Сил на это требовалось немного, ведь основную нагрузку на себя принимала дверная рама, и я мог в таком темпе работать очень долго, растягивая удовольствие, ну и всё больше распаляя партнершу. Тем самым, можно сказать, извинялся за излишне быстрые разы этой ночью.
В какой-то момент почти потерявшая контроль Марина принялась выгибаться всем телом, одновременно мелко подрагивая, и я почувствовал, что вот оно, кульминация! Отчего лишь яростнее принялся раскачивать девушку под жалобно заскрипевший от таких упражнений косяк.
Возбуждение с головой накрыло и меня, и я чувствовал, что вот-вот, совсем чуть-чуть – и буквально взорвусь.
Но в этот момент дверь в спальню отворилась, и в гармонию наших тел ворвался, напрочь ломая ритм, свистящий от удивления и пронзительный до омерзения возглас крайне не вовремя возникшего на пороге Сергеича:
– Что б я сдох!
– Ай! – воскликнула от неожиданности Марина, рефлекторно сжав мышцы так, что из меня, словно из проколотого мяча, стал с шумом выходить воздух.
Но только я повернул разъярённое лицо в сторону застывшего с выпученными шарами камердинера, пожирающего глазами продолжающую висеть в подвесах Ржевскую, особенно её грудь с торчащими сосками, покрытую капельками пота, как дверной косяк скрежетнул в последний раз, а затем с треском надломился. Гвозди вырвало, и Марина рухнула прямо на пол. Вместе со мной, ведь я-то был ещё в ней!
А дальше мне показалось, что где-то что-то явственно хрустнуло. Внизу вдруг плеснуло кипятком, да так, что я буквально заорал от боли, после чего расширяющимися глазами уставился на своего верного товарища, застывшего неестественной буквой “Г”.
– Петя! – с нотками паники в голосе воскликнула Ржевская, подрываясь на коленях ко мне.
– У-у, а-а, у-у! – завыл я, скрючившись на полу, а член стал стремительно темнеть и опухать, становясь похожим на кривой баклажан. – Сергеич, с-сука!
– Пётр Алексеевич! – забегал вокруг меня камердинер. – Я… я…
– Что “ты”?! Скорую вызывай, гад! – простонал ему в ответ.
Выносили меня из спальни на носилках. Рядом суетилась наспех одетая Марина и приехавший со скорой врач. Тащили меня две санитарки, и глядя на пунцовое от еле сдерживаемого смеха лицо одной из них, я чувствовал, что подробности моей травмы уже через пять минут после нашего там появления будет знать вся больница. И я не я буду, если какая-нибудь шофёра не придумает мне прозвище навроде “кривой стартер” или чего похожего.
Слава яйцам, поместили меня в отдельную палату, не пришлось краснеть перед другими больными. Лежал я как был – голый, с обколотым обезболивающим опухшим и синюшным другом, накрывшись простынкой и под неё стараясь не заглядывать, чтоб не расстраиваться ещё сильнее. Не переживать я не мог. А ну как всё? И медицина окажется бессильна? Я что же, как говорил один мой знакомый, “останусь просто хорошим человеком”? Нет, лишь бы не импотенция, что угодно, но только не это!
Закрыв глаза, я принялся шептать какие-то бессвязные молитвы всем известным богам, обещая всё что угодно взамен, даже кровавые жертвы. В роли кровавой жертвы неизменно фигурировал Сергеич, которого я собственноручно, пусть и в воображении, успел раз двадцать распять, три раза намотать кишки на столб и разок перерезать глотку, радостно наблюдая за бьющим из шеи кровавым фонтаном.
Образ камердинера, подвергающегося средневековым пыткам, развеяло только появление врача.
В очках, с аккуратной бородкой и усами, он напоминал скорее не доктора, а учёного, и первым делом, посмотрев на меня с каким-то упрёком во взоре, представился:
– Я уролог-андролог высшей категории, ваш лечащий врач, можете звать меня Витольд Евгеньевич.
Подошёл ближе, приподняв простынку, внимательно оглядел травмированный орган, хмыкнул и присел рядом на стул, закидывая ногу на ногу.
– Доктор, – робко проблеял я, показывая глазами туда, – жить будет?