«Три кашалота». Пернач психотерапевта. Детектив-фэнтези. Книга 15

I

Время было ближе к десяти утра. Ряд служб ведомства по розыску драгоценностей «Три кашалота» генерала Бреева, получив вводные новой задачи, уже готовы были поделиться первыми предварительными результатами.

– Не совсем ясен мотив, побудивший нашего генерала Георгия Ивановича взяться за аналитику данного преступления! – сказал полковник Халтурин, встав из-за своего стола и намереваясь произвести обход другого, общего, за которым, сидя тихо как мышки, собралось несколько офицеров. – Никаких следов сокровищ, драгметаллов, никаких особо крупных денежных сумм, не считая хранившегося в сейфе убитого казачьего посеребренного жезла-пернача с золотыми вставками-перьями вокруг, я бы сказал, головы данной булавы, да еще полудрагоценного нефритового писсуара в коллекции других ему подобных экспонатов с «пальчиками» директора фирмы сети писсуарных, принадлежащей Кузьме Комуфлязину. Однако задача поставлена, и мы ее должны решить… Начинайте, Валерий Ильич! – попросил он начальника отдела «Оксидан» Хомякеева.

– Слушаюсь! – Встав, тот доложил:

– Убитый в своем загородном доме двумя резаными ударами по затылку психотерапевт с эффектным именем Дорофей Дормидонтович Дольчинский читал, согласно договорам, лекции по психологии и психотехнике в крупном учебном центре «Диджиталь» с двумя довольно оригинальными факультетами – математико-металлургическом, где особо одаренным студентам прививалось парадоксальное мышление, и философско-теологическом, с требованием к преподавательскому и студенческому составу заниматься разработками новых религиозных концепций для обеспечения в бизнесе наивысшего успеха, то есть гарантированного получения максимально большой прибыли. Согласимся, что это, в известной степени, парадокс. На лекциях Дольчинский, прозывавшийся у студентов прозвищем «Три-Д», внушал, что сильно тронувший человека в детстве парадокс обязательно сделает его либо гениальным, либо преступником. Такой педагог для чего-то оказался необходим владельцу «Диджиталя» Григорию Силычу Рискину. И это объясняет, для чего после первого факультета Рискину вскоре понадобилось открыть и второй, очевидно, должный удерживать будущих гениев от катастроф, как он считал, неизбежных при организации афер и преступных схем. Другой важной причиной принятия на работу в учебный центр безработного Дольчинского явилось его увлечение пчеловодством и попытка наладить выпуск своего лечебного меда, влияющего на функции, отвечающие за равновесие психики путем нормализации режимов отдыха, где главной фишкой являлось ускорение процессов перезагрузки организма во время сна. Именно этот недуг с детства развивался у семнадцатилетней дочери Рискина, Полины, которую отец звал Приска, очевидно, от первой буквы имени «П» и первых букв фамилии «Рискин». – Она какое-то время даже проживала у Дольчинского. У меня пока все.

– Присаживайтесь… Мария Васильевна, ваше слово!

– Как выяснилось, Михаил Александрович, – бодро докладывала начальник отдела «Спонтан» капитан Верзевилова, – оба фигуранта – и убитый Дольчинский, и Рискин так тесно сошлись, потому что давно хорошо знали друг друга, они учились вместе в одном вузе, и темой, которой увлекался тогда Рискин, было движение монтанизма!

– Поясните!

– Есть такая ересь в христианстве, от бывшего языческого жреца Монтана, который около ста пятьдесят шестого года обратившись в христианство, вдруг не захотел войти в складывавшиеся в то время церковные рамки каноны, и стал проповедовать живое духовное общение с богом, проявлявшееся в свободе от иерархии и обрядов и в индивидуальной харизме, как особом даре святого духа, проявлявшемся преимущественно в пророчествах, не исключая и их парадоксальных образов.

– То есть шеф «Диджиталя» – мистик, делавший ставку на математику, цветную металлургию и богословскую ересь?

– Ну, судя по тому, что он назвал фирму от слова «диджитис» – цифра, а дочь зовет Приской, что является производным от имени лучшей последовательницы монтанизма пророчицы Присциллы, признавшей за своим учителем, якобы, духа-утешителя «Параклета», указанного в Евангелии от Иоанна, то все это действительно свидетельствует об этом… Приска, то есть, виноват… Полина в момент убийства находилась в саду, среди ульев, читала книгу и ничего не видела и не слышала. В данный момент находящийся на месте преступления наш майор Сбарский уточнил, что это была книга, написанная самим Дольчинским, и отпечатанный экземпляр из части только что опубликованного тиража, который он привез домой, тогда как большую часть сдал в книжный магазин, с которым договорился заранее. Книга эта о том, как многолетние наблюдения за пчелами помогли автору разгадать различные математические загадки, в том числе подтвердить гипотезы и доказанные теоремы задач тысячелетия, к примеру: откуда в сфере чисел взялись некие «совершенные числа» или тот же нуль, потребовавшийся арабским «сифрам», тогда как у древних римлян и средневековых русичей нуля не было; можно ли число восемь считать родственным или даже идентичным знаку бесконечности и так далее. И при том, можно ли объяснить до сих пор нерешенные задачи, так сказать, «математической психотерапией» и прочими аспектами, связанными с психикой как таковой и восприятием мира. Ведь ответы на многие вещи лежат в самом строении мироздания с огромным числом примеров его совершенных и идеальных вещей: как, например, семь основных форм или основных цветов, фракталы, родство организма человека с простейшими организмами, пять чувств, инстинкты, рефлексы, любовь и так далее.

– Отсюда ясно, отчего Дольчинский оказался нелишним и на факультете математиков… У кого еще есть какие версии?

– Разрешите?.. – Встал начальник бюро оперативного розыска дублирующих артефактов «Борозда» отдела «Спонтан» старший лейтенант Михайлевич… – Я ознакомился с аннотацией и вступлением к содержанию книги. Дольчинский делает некоторые сногсшибательные утверждения, что открытие нечетных совершенных чисел, например, к разгадке которых он близок, скоро исключит из металлургии отрасль изготовления многих лигатурных сплавов, что производятся в ней как продукция экспериментальных плавок для потребителей.

– А Рискин-то как раз занят сбытом этой продукции! М-да! Быстро сработано! Ну, вот что!.. – Халтурин взглянул на монитор. – Меня вызывает генерал. Через час опять всех жду у себя! Капитан Вьегожев! А вы продолжайте работать над рукописью по делу о первом золотодобытчике России Иване Протасове!..

II

Начальник бюро локализации исчезающих координат «Блик» капитан Вьегожев ввел в поисковый адрес новый ключевой символ, составив его таким образом: «Первый золотодобытчик России Иван Прович Протасов; резиденция Екатерины Великой. Доставка драгоценностей; миссия барона Гаврилы Михайловича Осетрова; помощник протоинквизитора Санкт-Петербурга Василь Павлович Широков; протоиерей Памвон Икончев». Едва он поставил точку, как режим раскодировки связей в подсистеме идентификации явлений «Идея» поставил рядом с ними дополнительное имя: «Протасов Данила Семенович».

– С каких это пор ты мне подсовываешь тезок?! Это уже банально и отвлекает от главного. Брысь!.. Вьегожев убрал дополнение и уже хотел было делать запрос на выдачу данных связи указанных субъектов, как система вновь выдала то же имя. Вьегожев потребовал уточнений. «Идея» вдруг обиженно жирно подчеркнула, что ошибки быть не может, и оба они – одно и то тоже лицо. «А-а! Псевдоним! Или же – маска! Такая же, как у бедного моряка Эдмона Дантеса, чудом покинувшего многолетнее заточение, обретшего все богатство кардинала Спада и взявшего себе титул графа, чтобы приступить к изощренной мести!.. «И все же, кажется, слепо верить тебе, увы, становится проблематично! – заявил он «Идее». – Ты хотела повысить планку, но тебя занесло невесть куда!..» Надо сообщить либо в службу вправления железных мозгов, либо в отдел переводов старинных рукописей «Кит-Акробат»: может, заглючила функция перевода, выхватив из истории вместо великого золотодобытчика Протасова Ивана Провича, друга графа Томова и поставщика сокровищ царскому двору некоего Протасова Данилу Семеновича. Что ж, бывает! И внутри атома есть свои зазоры, а значит, не может быть в мире ни идеальной точности, ни идеального равновесия, ни тем более идеальных цифровых машин! Для всех них нужны свои инструменты вправления мозгов. Например, я сажусь у экрана получить стереоизображение, но если мой монитор без специальных очков, то в моих глазах – только муть!.. Вот и сейчас, видимо, машина потеряла очки, и встает вопрос: где их искать?!..

Едва Вьегожев подумал об этом, как услышал голос. Это был голос его психики, приходящий на помощь всегда, когда не могло быть никакого логического объяснения на вставший в мозгу вопрос.

– Ну, Олег Дмитриевич! В самом деле! Зачем же тогда я существую? – сказал он и перешел к обиде, претензии и ругани: – Неблагодарный! Ты забываешь, что я всегда готова выгородить любой твой каприз! И даже помочь выполнить самое заветное желание!

– Тогда подскажи, где взять ключ для совмещения двух разделившихся синусоид, чтобы обнаружить хоть какой-нибудь след к сокровищам. Производственный план не ждет, а время пошло! Отвечай: что значит два Протасова, когда он мне нужен один?!

– Нет, давай так: ты измотаешь себя массой версий, а я не дам тебе сойти с ума!

– И это все?

– А этого мало?!

«Вот так всегда!..» Больше Вьегожев, как и ожидал, ничего не услышал, и при недолгом раздумье решил, что виноват сам. Никаких разговоров ни с психикой, ни с совестью, ни со своей душой вести нельзя. Ибо никаких компромиссов здесь никогда не было и быть не может. Либо ты психически здоров, честен и веришь в духов, либо ты попросту псих! Психика… Да, тут она в чем-то права: она может подарить ровное душевное состояние, и это уже много! В ощущении любого движения материи в реальности или в истории у человека должно быть то, что способно уравновесить в его сознании совместимое с несовместимым, делая это «единым целым», ибо ничего случайного нет, а если это что-то является призраком, чего быть не может, то надо держать это в секрете, ибо только так со стороны ты будешь выглядеть адекватным. Ты можешь верить в число тринадцать, в знак бесконечности, в сакральные числа, либо в то, что вся информация мира укладывается в бесчисленный ряд всего лишь двух знаков – единицы и нуля, и на том зиждутся все компьютерные цифровые мозги. И здесь тебя не признают сумасшедшим только потому, что все условились: есть чудеса, которые признаны, и надо всем этим корпит наука, а есть то чудо, например, вера в бога, которое признано лишь относительно, ибо в человечестве нет на это консенсуса, единого мнения, а потому и согласия глядеть на мир одними глазами. Как этот глупо: жить в мире нераздельных чудес и не видеть главного, что все их держит своими руками, словом или же мыслью – бог вездесущий, вечный, неизменяемый и благой! Разве не чудо, что призраки золотых кладов или же месторождений, на которые рано или позже укажет центральная система «Сапфир», к концу рабочего дня окажутся настоящими, а не мистическими и виртуальными, которые бы нельзя было потрогать руками и не увидеть, как они поступают в гохран!.. И психика здесь, будем честны, окажет свою полезную службу, ведь, выполнив план, уже будет неважно, что Протасов, хоть Иван Прович, хоть Данила Семенович, либо бес, либо ангел. И он, на тринадцати крыльях улетев в бесконечность, поделился двумя паспортами с адресами и ключами от домов, где лежат его деньги!

– Ну, хорошо! Допустим! – сказал Вьегожев и запросил данные о том, может ли Протасов Данила Семенович иметь отношение к золоту и к императрице Екатерине Великой. То, что он увидел на экране монитора, показалось местью расстроенной психики: система ведомства «Трех кашалотов» по розыску драгоценных металлов и рукотворных сокровищ «Сапфир», небрежно отодвинув подсистемы «Идея» и «Кит-Акробат», указала, что оба персонажа являются одним и тем же лицом – незаконнорожденным сыном Петра Великого, а большая часть золота и иных драгоценностей, что оказались на острове Монте-Кристо в сундуках кардинала Спада, была из бездонной сокровищницы этого царственного отпрыска русского царя!

– Ага, все ясно! – сказал Вьегожев. – Это – розыгрыш! И я бы поддержал эти шалости, но они мне уже надоели!.. – Он хотел перезагрузить «Идею», но она тут же крупно напечатала перед ним: «Капитан! Возьмите себя в руки и не наносите боли своим недоверием моей, пусть и не человеческой, но тоже чувствительной и ранимой душе. Еще увидимся и выясним, кто из нас прав, а пока прошу Вас оставить меня в покое, и не звоните мне и не пишите. Я сама, когда надо, отвечу вам!» Местоимение «Вы» было набрано ею с заглавной буквы, что означало, что хотя подсистема и обиделась, она сохраняла в себе человеческое достоинство, зря наговаривая на себя, что в ней его нет и что, в принципе, ничего страшного не произошло. Просто, небольшая размолвка.

II

I

– Ей богу, я словно в какой-то пьесе! – сказал себе Вьегожев. Не удивлюсь, если прочитаю в корпоративной стенгазете «Сапфира» «Кашалот», на смех всем сотрудникам, полковнику Халтурину и генералу Брееву, о своей бездарно сыгранной роли в театре, на подмостки сцены которого моя нога никогда не ступала!

Незаметно для самого себя Вьегожев, уже не первые сутки по ночам страдающий бессонницей от безответного чувства его Макушани, чуть задремал. Мысли его, однако, все еще выстраивались в русле главной производственной проблемы. Он собирался покопаться в событиях времен императрицы Екатерины II, поскольку именно к тому времени могущество Ивана Протасова должно было достигнуть своего потолка, но накопившаяся усталость, видимо, сыграла с ним свою шутку, и расстроенная психика вдруг шепнула: «Не волнуйся, к концу дня ты сыграешь свою необходимую роль! Только прошу, не сойти с ума, когда вместо Екатерины Великой встретишься сейчас с другой Екатериной, женой императора Петра I!» – «Сгинь и ты! Ты тоже капаешь мне на мозги?! Я хочу отдохнуть!..» – «Все, все, все! Я удаляюсь! Для того, чтобы принять для тебя самый холодный душ! Но, прости, сначала мне нужно подготовить театральные декорации!» – «Для кого же, несносная?!» – «О! Не так себе! А для высшего общества, для двора!» – «И о чем нынче ставят?» – глухо обронил Вьегожев. «О двух разыгравшихся партиях – сторонников Петра и его тайных противников, которые уже ставят на кон его собственную корону!» – «А сам-то он что, не подозревает об этом?» – «Неважно!.. Он занят мыслями о грандиозных планах России и о покорении Индии и Америки, не зная, что ему осталось жить считанные месяцы, максимум – год. Он думает о своей любимой Екатерине, которая одна только и может склонить его голову себе на колени и успокоить. Он еще не знает, что и она вот-вот предаст его с Монсом – братом той, которую он так любил!.. Он думает об их с Екатериной совместном чаде, сыне Петруше, который должен будет, по его замыслу, занять императорский трон; но бедный отец также не подозревает, что и Петруше жить отмерено считанные месяцы. Он думает и о своем незаконнорожденном сыне Иване Рюрикове, которого также мыслил императором Иваном VII, не подозревая, что того ждут преследования, тюрьма, а под конец побег из тюрьмы и поездка на американский континент – навсегда!.. Но он не знает о другом незаконнорожденном сыне, тоже Иване, отданном на воспитание купцу преданному разведчику и мореходу, жившему под личиной купца и подготовившему «своего сына» для служения России ученым человеком – металлургом, химиком и рудознатцем…»

– «Ты можешь все это заложить для меня прямо в систему, чтобы не тратить попусту время? – спрашивал «Идею» Вьегожев. – Или, вообще, выбросить из головы вон! И огради меня участвовать в столь дешевых банальных пьесах! Полная чушь!.. Пожалела бы и самого Петра! Не вздумай всем этим забивать его голову, если шаришь в чужих мозгах!» – «Ничего не поделаешь! Бывают и Пирровы победы, какие были всю жизнь у Ивана Грозного. Вот он-то точно не ухватил гармонии и жил всегда между совершаемым злом и добром: казнил и каялся беспрестанно! Видел бы ты его психику! Жуткая картина!..» – «Так ее можно увидеть?!» – «Хоть сейчас!» -«И если я получу ее графическое изображение…» – «Можешь получить даже ее точный макет, структуру, сепарировать или разложить на фракции!» – «…а потом заложу данные в систему «Сапфир», то я получу точную картину свойств психики и характера Грозного?!» – «И даже движения его души и причины всех его злоключений! А также, при желании, даже альтернативную судьбу!» – «Послушай! Разбивкой тела, членов, психотипа и чувств человека занята моя Макушаня! Но я хотел бы в ее глазах стать психоанатомом! Это возможно? Ну, чтобы взять ту же эпоху Грозного и разложить ее на операционном столе?!» – «О, да, разумеется! Как и вообще все, что угодно! Например, событие: «Иван Грозный убивает своего сына, метнув в него посохом», где разложен по полочкам каждый миг этой трагедии, вплоть до причины такого поступка, и, опять же, и покаяния, и срыва злости на подвернувшихся под руку! Словом, все целое состоит из своего множества. Посоветуй своей Макушане: «Будь спокойна, любимая: ищи правду в последствии и поймешь первопричину; в ней вся картина событий, в том числе путь от человека к обезьяне! И ты, Макушаня, то есть Софьюшка Макушандер, можешь создать новую карту превращения человека в другое низшее существо, и Нобелевская премия в кармане, то есть в фартуке или в дамской сумочке с ключом от квартиры, неважно!» – «Шутник! Обратись с этой инициативой к мистеру Хайду, не пожелавшему оставаться лишь добропорядочным профессором Джекилом. Как ты знаешь, он изобрел снадобье, превращавшее его в необузданного ночного насильника!» – «О, я бы не знала! Ведь это я была его поврежденным сознанием!» – «Ты?! Прочь! Сгинь с глаз моих!.. Из моего подсознания!» – «Ха-ха-ха! Да не надо быть профессором Джекилом, чтобы дойти до сути! Право на что-то мы определяем своими страстями, и если ты – власть предержащий, ты определяешь право эпохи. Это право Грозного на свой трон, его право на взятие Казани, право на кровавую расправу над непокорными новгородцами, право на опричнину, царское право на многоженство…» – «То же мне, скажешь! Право на многоженство! И это в христианской-то стране?!..» – «Что поделаешь? Политика! Царь должен оставить наследников!.. Вот взять тебя с твоей Макушаней! Ты не можешь жениться даже на ней, а вот был бы царем!..»

Здесь Вьегожеву показалось, что его рука поспешно нащупала и нажала нужную клавишу, и то, что давило на психику, испарилось. «Достали меня эти сущности!..» Однако план по золоту не мог ждать бесконечно; вскоре руки сами потянулись к клавиатуре, и Вьегожев, как опытный оператор, подкорректировал программу запроса данных. В новый ключевой символ вошли слова о Грозном, о его сватовстве, о заговорах, о супружеской измене, о царских наследниках, о придворной клевете, а также, мнилось ему, что им был назван и целый ряд новых имен и фамилий.

I

V

«Пьеса так пьеса!» – сказал себе Вьегожев и наконец, без колебаний нажал на нужную клавишу. Он увидел, что система вернула его ко времени сватовства Грозного к английской королеве Елизавете. Кое-какие сведения об этом ранее уже обрабатывались другими операторами ведомства, но теперь картину разворачивал новый виток событий…»

«Изыди! – громко воскликнул Вьегожев и, подняв голову, увидел обращенные на себе взоры своих операторов лейтенанта Лисавину, сидевшую ближе, и старшего лейтенанта Бирюкова, занимавшего угол у входной двери бюро.

– Приснилось что-то худое, Олег Дмитриевич? – спросил язвительно Бирюков.

– Вам бы взять отпуск! Отоспались бы наконец! – пожалела Лисавина.

«Не дождетесь!» – слегка психанул Вьегожев и вежливо ответил:

– Спасибо, друзья! Но работа не ждет. Дружно движемся дальше и не отвлекаемся!..

«Кит-Акробат», открыв страницы рукописи о жизни Ивана Протасова, прежде всего вдруг выдал факты, свидетельствующие о деятельности помощника протоинквизитора графа Широкова. «…Василь Павлович, – читал Вьегожев, – все же приступил к осуществлению плана по очернительству барона Гаврилы Осетрова. Тот ранее был направлен в новые восточные российские земли для закупки «китайского золота» и налаживания добрых связей с местными старшинами, поддержавшими акт подданства их султанов и ханов Российской империи. В донесениях его шпионов значилось, что, бывая в башкирских землях по посольским делам, встречался он-де с раскольниками, и под их влиянием распространял-де хулу на волю Петра жениться на немке и передать ей свои скипетр и корону. И что донесения эти, мол, ваше величество, – писал от имени инквизиции граф, – не являются гнусным доносом, а все как есть кристально чистая правда. И императрица поверила. Поскольку, кто бы мог ведать о том, что Широков к своей хуле также прибавлял, что в бытность Осетрова с царем Петром в Белеве городе в их молодые лета, Петр-де и там имел пристрастие к одной повенчанной женщине и также хотел сделать ее своею царицей.

Широков после тяжких размышлений, все же решился вставить в донос и фамилию бывшего в те далекие годы лейтенантом, мужем красавицы, майора Рюрикова. Рюриков был гнусно описан как человек, бежавший с поля боя, скрывавшийся, но обеленный-де с помощью Осетрова, который дал ему денег, выправил документ и отправил обратно в Белев-город доживать свой век.

Широков не написал о том, что этот майор Рюриков приходил к нему, Широкову, для свидетельских показаний и поведал обо всем, что знал. И все же, Широков попросту бросил его в топку своих интриг…

Екатерина не сразу вняла сим донесениям. Однако полный хитрости и коварных интриг Василь Павлович был не только талантливым разведчиком, аналитиком и доносителем, но писателем и политиком. Он нашел, чем заставить царицу озлобить ее доброе сердце. Он сочинил пьесу, и однажды эта пьеса началась.

Василь Павлович долго размышлял накануне о том, кому все же следует отправить первому донесение на Осетрова: Екатерине или же сразу императору? Он знал, что к вопросам – когда и при каких обстоятельствах выбор Петра пал на Екатерину, тогда еще Софью Скавронскую, она была слишком чувствительна.

И вот граф, написав пьесу с разными аналогиями, уговорил жену, чтобы ради Екатерины, пока еще некоронованной императрицы, она поставила спектакль по мотивам страстной любви короля Швеции времен Ивана Грозного Эрика XIV. Как и Иван Грозный, Эрик тоже сватался к той же английской королеве Елизавете I, но ему королева-девственница долго не говорила ни да, ни нет, пока не стало очевидным, несмотря на посольства с дорогими подарками, что все-таки тоже: «Нет»! Но вскоре Эрик влюбился в пятнадцатилетнюю простолюдинку Катерину – дочь крестьянки и солдата, познакомившись с нею то ли в трактире, где она прислуживала, то ли на рынке, где торговала орехами. Но ради царицы Екатерины в спектакле об Эрике графиня Широкова выбрала для невинной девушки Катерины первую роль служанки, поскольку Петр Великий когда-то свою будущую жену именно в таком качестве впервые и встретил, то есть служанкой светлейшего князя Меньшикова Софьей Скавронской.

Не был забыт в пьесе и Иван Грозный, правда, уже не в связи со сватовством к английской королеве, от которой потерпел неудачу, а в связи со сватовством данного помазанника… к замужней жене опального брата короля Эрика.

Этот факт в истории свое место также имел. Замужняя женщина разводиться с мужем ради Ивана Грозного и не подумала, а этот ее муж, Юхан Финляндский, от возмущения на брата короля поднял восстание, посадил его в тюрьму и сам стал править державой.

Далее в пьесе, как это случилось и в жизни, Иван Грозный, то есть «московиты», стали готовить освобождение Эрика в обмен на то, чтобы заполучить к России Финляндию. Тогда Эрика сослали подальше, и в его пищу систематически подмешивали мышьяк, дабы ускорить кончину. Преданные друзья свергнутого короля приносили ему от «московитов» золотой порошок, чтобы он подмешивал себе в еду, нейтрализуя действие ядов на случай, если их подавали заключенному с пищей.

Но все же он умер от отравления, а в последний момент вскинул руку и произнес довольно странную фразу, и ее зачем-то жирно подчеркнула «Идея»: – «Я думал, что умру в сердечных переживаниях от разлуки с любимой. Но, видимо, в порошке было слишком мало русского золота!..» И после этого упал замертво.

– Да-а, в пьесе эта сцена, – тихо согласился Вьегожев, – должна была бы выглядеть очень эффектно!

– Вы что-то сказали, Олег Дмитриевич? – спросила Лисавина.

– Если что, товарищ капитан, не стесняйтесь, поддержим!

– Приказ был – работать!

«…Были достойны лучших подмостков, в том числе и домашнего театра графского дома Широковых, и другие эпизоды из той далекой истории. Оставшегося в живых одного из трех сыновей Эрика и Катерины, чтобы исключить возможность его претензий на престол, постригли в монахи и передали на воспитание иезуитам…»