Был период восковой бледности, все черты заострились, и она стала очень похожа на своего отца.
Позже, лицо приняло обычное, даже спокойное выражение, потом пробежала по лицу какая-то
недовольная гримаска…
она подышала со мной
ещё некоторое время…
И всё.
ПОСЛЕ ВСЕГО.
Последняя «Скорая» уехала в половине первого ночи. Перестала Вася дышать в час двадцать 29 октября 201 0 года.
Затем «Скорая» для свидетельства о смерти, милиция, «труповозка»…
Когда ребята проснулись, я был уже один.
На отпевании человек 35, тех, кто её любил, из родственников, только дети.
На кладбище, весь холмик утыкан живыми цветами.
Я был у неё на девять дней, потом в воскресенье (шёл 1 7 день) —
ни один цветок не завял.
«Погода»! – Скажите Вы. —
Конечно, погода – тепло и дождь. Но, погода делается там, где она сейчас.
Перед Новым Годом зашёл к ней, принёс сосновую ветку и пару шариков.
Она любила этот праздник.
Холмик весь в снегу. До этого были и морозы, и ледяной дождь, и снег.
Я пробил наст – показались цветы. Нет, конечно искусственные, «живые», там тоже были, но дальше и, наверное, уже не живые.
Я не стал расчищать весь холмик, воткнул две свечи и поджёг. Приладил ветку, повесил на неё шарики —
вышло здорово! То ли ветер дунул, то ли мысли мои улетели в неправильном направлении, но свечи погасли.
Я попросил у Господа прощения за неправильные мысли, и церковную, тоненькую свечку мне удалось зажечь.
Вторая, хозяйственная,
не желала загораться ни в какую.
А я её взял за то, что толстая, такую уж ветер не задует.
Пол коробка спичек извёл…
Зато, церковную, я подпихнул поглубже, и она горела долго, долго.
Могильный холмик освещался, как бы, идущим изнутри светом.
Померещилось, что пробитая в ледяном насте дыра – дверь в иной мир, и оттуда пробивается
электрический свет.
Я уже не позволял мыслям уйти, и свечка горела и горела.
Темнело, но мне пришло в голову, что неправильно уходить,
пока свеча не догорит. Так я и стоял, наблюдая за этим таинственным светом. Свечка где-то
в глубине, а она всё горит.
На неё капает тающий снег – шипит и горит. Прямо на свечу упал кусок мёрзлого снега, размером с пятак (пятак 1 991 года), я его скинул – пламя затрепетало и… продолжало гореть.
И ещё, и ещё…
Потом, язычок пламени, отчаянно и безнадёжно
заметался из стороны в сторону…
Так, на прощанье машут ладошкой, из окна, уходящего навсегда поезда…
Так она дышала в последние часы…
И СНОВА ВСЁ…
Или… Сейчас смотрю на её фотографию – живёт фотография то…
Учитель летания
«Летание без крыл – жестокая забава» Д.Хармс.
Я учитель, я мастер, я учу летать. Я знаю, как надо держать, сознание и руки во время полёта.
Мои ученики… лучшие из
моих учеников, каждый год участвуют в соревнованиях за право
посвящения в «человека-орла». Сразу после соревнований, я веду семерых победителей на «Орлиную гору».
Там есть площадка, правильная площадка, она выше облаков, но она не на самой вершине.
Стоя на ней, понимаешь, что, как бы высоко ты ни взобрался, есть вещи и повыше, это создаёт правильное настроение.
Наверху мы ничего не говорим, ничего не едим,
сосредотачиваемся и ждём погоды.
Нельзя прыгать сразу,
нельзя и на следующий день,
а если в течение девяти дней, не будет подходящей погоды, значит, в этом году, прыгать вообще нельзя.
Человек – это не птица, он не может летать, когда захочет, даже если он потратил на обучение
и тренировки несколько лет. Если попытаться лететь в ясную безветренную погоду – ничего не получится, земля смутит, как говорят ученики:
«притянет к себе»… Только достаточно сильный ветер и плотные облака ниже площадки, позволяют верить в успех…
Когда ученик, раскинув руки, прыгает в белёсый туман, мы отводим глаза, чтобы не помешать.
Полёт – это чудо, а чудо боится наблюдений.
Чудо требует веры, духовной подготовки, необходимых природных условий и должного состояния сознания летящего.
В предвкушении чуда, я сажусь на свой камень. Ученики, пока ещё ученики, садятся напротив. Я смотрю на них, я долго смотрю на каждого…
Мне нельзя ошибиться. Я обязан понять, кто из них готов,
готов, именно, сейчас,
не вчера, а сейчас,
не минуту назад, а сейчас…