Шапка и другие рассказы

И вот что я вам скажу, мои дорогие…

Не знаю наверняка, что поспособствовало, но я стал молотить как не в себя, и скоро сделался упитанным парнишей. Кроме того, я подрос. Прежние одежды уже не подходили, и их донашивала двоюродная сестра.

Я, которого тащили за руку в детсад как спущенный воздушный шарик, начал бегать в футбол и заколачивать! И гонять вокруг барака, в котором мы жили после войны, на велике.

Стоил тот рыбий жир 4 копейки/флакончик. Я помню его до сих пор, такой он был мерзкий.

* * *

К чему это?

Просто давайте вспомним тех, кому мы доверяли нашу маленькую ладошку, кто водил нас в садик, кто капал в чайную ложечку рыбий жир; кто жёг сахар при страшном кашле и потчевал; кто потом совал тебе, студенту, на дорожку пятёрочку и целовал в ухо.

Я помню.

Сапоги

Лет примерно 65 назад дети, как и взрослые, весной и осенью носили, в основном, кирзовые сапоги. Они были недороги, защищали от грязи и непогоды. Зимой мы меняли их на валеночки с калошами, носили их до весны. Теперь, с вершины замечательного 2020-го и кроссовок Foam RNNR за 800 евро, те годы вызывают ироническую улыбку.

Прорывом стали резиновые сапожки для детей: их появление стало новой эрой в моей биографии, и я сразу же побежал во двор хвастаться. Все обзавидовались – это качество никогда не исчезало с просторов нашего общего государства.

Мы побежали во что-то играть. Рядом был вырыт неглубокий котлован, как по нынешним меркам – под цоколь водонапорной башни, но тогда он представлялся нам пропастью. Скважиной, уходящей к центру Земли.

Вот туда меня и столкнули для испытания сапог. Я полетел вертикально и приземлился на обе резиновые ноги. Я пробил тонкий ледок. На дне была вода. Ровно по пояс, поэтому сапоги вообще ничего не решали.

Самым противным было то, что друзья мои смылись в ужасе от того, что натворили, оставив меня в яме.

Я поначалу покрутился в этом ледяном поясе, промок до трусов и стал кричать. Никто меня не слышал, и не приходил. Смеркалось. Я уже не менее часа был в яме.

Наконец, какой-то мужик наклонился, сказал: «Щас!», и пропал. Потом он пришёл с неструганой доской, приказал уцепиться обеими руками и вытащил меня наверх.

Я, мокрый и весь в глине, с занозами на руках и без сапожек, пришёл домой; родители уже пришли с работы. Они начали меня было драть, но потом мама заплакала, раздела, налила кипятка в оцинкованную мою ванночку, разбавила тёпленькой и усадила меня, добавив горчицы. Так я просидел немного, потом напился сладкого чаю и заснул в кроватке.

Мама – ещё была жива, рассказывала, что мне было тогда пять лет. Может, даже четыре. Отец назавтра полез, достал сапожки, ругался.

Брачная ночь

(Новогодняя история)

Полвека назад мы подали заявление в ЗАГС.

I

Мама сказала: «Это плохо, что роспись назначили на 31-е! Новый год, а тут вы со своим заявлением…» Ну, ничего не попишешь, стали готовиться. И тут обнаружилось, что наша свадьба – это вообще не неудобство, а даже наоборот! Закуски и выпивка и так были бы выставлены на стол – Новый год, никуда не денешься, надо встречать. Круг гостей разве что увеличился – мы праздновали дома, в родительской квартире, сдвинув столы. Тесно!

Расписались. Обменялись. Расцеловались. Гости перекочевали из ЗАГСа в квартиру, благо рядом. А там гром-шум-дым коромыслом, стол ломится, тётка и кузины в передниках, румяные, красивые, с причёсками, подмигивают, тащат с кухни горы разной горячей снеди, а с балкона студень, салаты, копчёности, соленья, охлаждённые декабрём напитки – водку, шампанское, клюквенный морс; одолжили у соседей по подъезду стулья; все расселись, беседуют.

II

Тут врывается мамин коллега по работе, Алексей Васильевич, замечательный человек и одновременно фотограф-любитель. Он нас снимал в ходе регистрации, мама попросила. «Стойте, товарищи!» – сказал он со слезами на глазах и шатаясь от горя. «Плёнка засвечена! Брак не заснят! Всё пропало!».

Было видно, что замечательный человек, энтузиаст и труженик хочет уйти из жизни прямо сейчас, совершенно наплевав на то, что недавно впервые в истории спускаемый аппарат советской станции совершил мягкую посадку на поверхность Марса, а сборная СССР по футболу выиграла у Испании.

Все были ужасно огорчены и пододвинули поближе бутылки и студень.

III

«Ну, всё», – суеверно сказала тётя Нюра со второго этажа, горестно поджимая губы. «Толку у них не будет, плохое начало!» Они с круглолицей дочкой имели на меня планы, а тут такое… Все зашикали на тётю Нюру, а Алексей Васильевич сказал: «Вот, товарищи, новая свежая плёнка Свема 130, и я сейчас ещё раз сниму молодых, тем более, что они в тех же замечательных нарядах, что и в ЗАГСе». Все за столом радостно задвигались и были очень рады словам Алексея Васильевича, и такому превосходному выходу из ситуации, и что не надо никуда идти по зимним колдобинам.

Мы с женой встали под домашнюю ёлочку и ещё раз картинно обменялись кольцами. Алексей Васильевич полыхал вспышкой. Все поаплодировали и, наконец, налили первую. Нашего фотографа тянули за руки, приглашая, но поскольку он был (и, кстати, остаётся в свои 95 лет!) ответственным человеком, то сказал примерно следующее: «Пока я не убедюсь…Убеждусь… Пока я, в общем, не проявлю плёнку, не ищите меня!» – и исчез в ночи.

IV

Бабушка Мария Александровна, держа в руке рюмочку черносмородиновой, пожелала нам всего-всего и сказала: «Вам тут сегодня покоя не дадут, так что поезжайте уже ко мне, ключ, где всегда. Ночуйте и никуда не торопитесь, я ещё посижу немного, приду. Там натоплено!».

Бабушка жила на окраине города, в своём доме на берегу великой русской реки, возле древнего варяжского кургана в огороде. Это не был особняк или некий палаццо в современном смысле – просто обычный старый одноэтажный деревянный дом с двускатной крышей, амбаром и палисадником.

Мы ещё послушали поздравления, а потом, сняв фату, тесную обувь, одевшись потеплее, под незлобные шуточки дорогих гостей покинули шумное собрание и скоро были у бабушкиного дома.

V

Дверь в сени была не заперта, но ключ от входной двери в комнаты отсутствовал, его на обычном месте не было! Я обыскал всё – пусто! Ну, что…

Сели на коврик, прижавшись друг к дружке и, дрожа от холода, стали ждать бабушку – хотя бы догадался пару маминых роскошных пирожков в карман сунуть, так нет!

Наконец я выскочил во двор, взял охапку соломы, нашёл поленницу и разжёг костёр. Это был наш семейный очаг, не символический, а спасительно-согревающий и негасимый, благо поленница была длинной.

VI

Мы уселись на лавочку, согрелись, и, глядя в звёздное морозное безоблачное небо, немного помечтали. Река молчала подо льдом. Ажурный мост был расцвечен огнями. Огромный чёрный паровоз, пуская клубы белого пара, гуднул нам и потащил дальше, на Север, череду вагонов.

У нас не было никаких достижений в жизни. Зато были живы наши родители. У нас была страна, которая точно не оставит без надежды, без завтрашнего дня. Была профессия. А что такое двадцать с небольшим – это вся жизнь впереди! С заботами-тревогами, радостями и бедами.

Так и получилось.

Бабушка нашла нас у костра. Она принесла с нашей свадьбы целую авоську закусок, мама навертела. «Ну, что – с Новым годом!» Мы, с нашими приключениями и взаимным очарованием как-то и забыли о том, что вот он, Новый 1972-й!

VII

Проснулись мы чуть ли не в обед. На круглом столе возле самовара лежала записка: «Я ушла по делам. Буду вечером. Забыла сказать – фотографии у Алексея Васильевича получились, так что не переживайте. Саша, собери в курятнике яйца, приготовь яичницу.

А это вам на будущее, дети, я берегла».

Записка была прижата золотым червонцем с профилем последнего императора. Что с подарком делать мы тогда не знали и оставили его в бабушкином доме.

А ключ – на обычном месте!

* * *