Милана

– Что бы она ни делала, она делает это по-особому. У нее есть то, что было у мамы, то, что сейчас уже никому не нужно, то, что отличает настоящую девушку от большинства нагламуренных игрушек. Шарм, – искренне взглянув на отца, произнес парень. Облокотившись на стену, он глубоко и печально произнес: – И я даже не мечтаю, чтобы она была рядом со мною. Знаешь, я никогда не был избалован ни деньгами, ни чем-либо еще. Все, что я трачу, я зарабатываю сам, – продолжал Новак уже с большим чувством и поменяв положение на более напряженное, опершись локтями на колени: – А все кругом раздули миф о богатеньком мальчике и его папиных игрушках. Меня это не задевает, ты знаешь! – утвердительно произнес сын и продолжил, жестикулируя руками и встав на ногу, но не повышая голоса: – Эти крысы вечно роются в чужом белье и выносят его напоказ, да мне и стыдиться нечего, у некоторых репутация далека от совершенства, просто в сравнении с моими промахами, так они первые крикуны… И как я могу позволить себе обращать внимание на такую нечисть.После короткой паузы, словно набрав воздуха, он со всей злостью, что осталась в нем после нескольких часов физического изнурения, со всей искренней злостью очень громко произнес:

– И она такого же мнения обо мне! Ты представляешь, думает обо мне со слов этих… паразитов!

Немного пройдясь по помещению, уже более рассудительно и спокойным голосом он продолжил:

– Да, я не сахар, знаю. Но ее это никогда не касалось.

– Я полагаю, и на это есть основания, у тебя к Милане очень глубокое чувство. Если ты сравнил эту девушку с Моникой, то она значит для тебя непомерно много, – сказал Авраам и продолжил: – Эта девушка изумительна, и видит Бог, я люблю ее так же сильно, как любил бы родную дочь, как люблю тебя, мой сын. Тебя таким, какой ты есть… – Авраам сделал паузу, дабы отступил ком, подступивший к его горлу и грозящий слезами. Новак тут же посмотрел на него с огромной печалью, приняв на свой счет фразу, сказанную отцом, она показалась ему характеризующей его как несостоявшегося, как сына человека.

Но после того как отец продолжил начатую им речь, слез радости от понимания не смог сдержать сын. – Таким, какой ты есть, мужественным мужчиной, который никогда не бежал от трудностей. Те, кто говорят о тебе плохо, не прошли и четверти твоих трудностей жизни, от которых я никогда тебя не оберегал, и ты меня поймешь, я думаю. Я хотел, чтобы ты стал мужчиной. И ты стал. Ты даже лучше, чем я ожидал от тебя. Я горжусь сыном, которого воспитал мужчиной. Который никогда не показывал и не покажет спину врагу. Который, как истинный спартанец, не спрашивает, сколько их. Он спрашивает, где они, не важно, трудности или враги. Если бы рядом с Миланой, а она дорога мне, как только человеку может быть что-то дорого настолько сильно, насколько это возможно, и если бы рядом с ней был рядом ты, я был бы этому рад безгранично. Но если ты спросишь меня, я задам тебе вопрос, на который ты вряд ли сможешь ответить. Что ты сделал для того, чтобы ее мнение о тебе поменялось? Да, ты ведешь себя иначе с нею, но все же и своих чувств не показываешь. Я однажды сказал тебе…

Новак перебил отца, произнеся вполголоса слова, сказанные ему много лет назад, но не забытые ни на минуту:

– Есть те, кто ждет подарков, а есть те, кто заслуживает награды.

– Да, да, сын. Именно эти слова. А разве сейчас ты не ждешь, что Милана возьмет да и все поймет? Ты ждешь подарка от жизни, но сам его заслужить не пытаешься.

Новак, окончательно запутанный и расстроенный, снова сел рядом с отцом. Авраам понимал, что сейчас все сказанное уложится в голове, и со временем придут правильные мысли, которые выльются в правильные поступки. Авраам хотел поговорить с сыном и еще на одну важную тему, но понимал – сейчас не время, но разговор долго ждать не может.

Прошло некоторое время, и, как мы уже знаем, Милана действительно поменяла мнение о молодом человеке, чья репутация была довольно подозрительной. Пришло время назначенного Милане свидания, и, как и было уговорено, ее сопровождал друг, коим предстал Авраам. Новак был в роли ожидавшего. Он был одет в костюм, но без галстука, по вечерне-официальному. Но это была лишь дань заведению, потому что в ресторан иначе не зайдешь. В тот вечер молодой человек неожиданно для себя пришел к выводу, что не любит рестораны. И предпочел бы сейчас какое-нибудь семейное кафе. Новак сидел за столом, подобно принцу. Его манеры так сочетались с его мужественной внешностью, что на девушек любого возраста он производил неизгладимое впечатление. Но до интрижек и гулянок ему на самом деле никогда не было дела. Иногда он, конечно, мог закатить вечеринку, вроде той, последствия которой могли закончиться плачевно для его статуса и положения в обществе. Это были крики отчаяния, связанные с тоской и одиночеством. Но, романтик в душе, он очень тяжело переживал после них. В большей степени за мнение отца и любимой девушки. Но теперь, когда девушка его мечты хотя бы не думает, что он окончательный идиот, Новак просто счастлив, и он полностью погружен в мысли, как оно будет, если Милана придет к следующей ступени мнения о нем: «А он ничего…»

Двое появились в зале. Галантный пожилой джентльмен и очаровательная девушка в чудесном черном платье. Ее волосы, свободные от заколки, так ей шли, и вообще, Новак, впервые увидев девушку в таком обличье, которое, кстати, отражало ее истинную натуру девушки с безупречным вкусом и попросту самой заядлой модницы, просто лишился дара речи. На мгновение он подумал, что это вовсе не та, кого он ждет, но такой фактор, как наличие его отца в качестве спутника, постепенно убеждал его в обратном. Он встал, приветствуя отца рукопожатием, а Милану нежным поцелуем в руку, он обошелся с ней, как с принцессой, и с этой минуты он полюбил ее еще больше, чем даже думал, что любит ее. Он сначала полюбил ее натуру, а сейчас влюбился и в ее внешность.

Авраам по большей части молчал за столом, но время от времени принимал участие в разговоре двух молодых людей. К его удивлению, им много о чем было поговорить. Он всегда думал, что они абсолютно разные натуры и просто несовместимы, кроме как в деловом процессе. Но о делах в этот вечер не говорили. По прошествии часа Авраам попросил у Миланы разрешения удалиться, без ее сопровождения, сославшись на легкую усталость. Девушка согласилась, взяв с него слово, что как только он доберется до постели, позвонит ей. Когда они остались вдвоем, то общаться вдруг перестали на некоторое время. Новак, теперь уже не стесняясь отца, мог откровенно любоваться Миланой. А девушка, в свою очередь, оставшись без щита, стала смущаться.

Новак знал ее походку наизусть

и узнавал ее просто по стуку каблуков.

– Когда ты вошла, я не узнал тебя, – начал Новак.

– Ну, на работу я не ношу вечерних платьев, да и волосы всегда собраны… – неловко ответила девушка.

– Дело не в платье или прическе, дело в твоем настроении, а оно уже отображается в твоем внешнем виде. У тебя настроение хорошее, это меня радует, я не привык радоваться по этому поводу. Это ощущение для меня новое…

– А на работе я такая замороченная, да? – по-детски смущаясь и неловко отбиваясь словами, сказала Милана.

– Пройдемся?

– Да! – незамедлительно ответила Милана, неожиданно громко, резко отрываясь от бокала с водой, пить которую стала большими глотками, сопровождая это отрывистыми взглядами по всему залу, только бы не смотреть на молодого человека напротив себя.

Она встала и быстрым шагом пошла к гардеробу. Новак смотрел, как она уходит, и не верил своему счастью. Сколько раз он наблюдал эту походку, украдкой следя за Миланой из окон офиса. Пока Милана спускалась на лифте, Новак бежал к лестнице и сбегал по ней на второй этаж, пробегал до конца коридора, из последнего окна отдела канцелярии хорошо было видно, как Милана выходила из здания и проходила около ста метров до метро. Новак знал ее походку наизусть и узнавал ее просто по стуку каблуков. А сейчас он проводит ее. И это было самым большим счастьем для него за много лет. Он расплатился и пошел в том же направлении.

Когда девушка увидела Новака, выходившего из ресторана и направлявшегося в ее сторону, ее опять охватило легкое волнение. Но на этот раз справиться с ним ей было легче, потому что не приходилось сидеть прямо напротив него, можно было просто смотреть вперед или под ноги. Они шли довольно медленно и общались так же неспешно и размеренно. К концу прогулки Милана поймала себя на том, что ей хочется чаще смотреть на молодого человека, нежели отводить от него взгляд. У подъезда дома молодой девушки он протянул ей руку и, когда она сделала ответное движение, парень нежно поднес ее руку к своим губам и, слегка коснувшись ее, поцеловал. Милана почувствовала, как мурашки покрыли ее руку, а потом неожиданной волной пробежали от затылка до копчика.

Она быстро, но не грубо забрала руку. Улыбнувшись, поблагодарила за вечер и подошла к двери. Ее смущение снова нашло на нее, и она от волнения неуверенно, с третьей попытки справилась с домофоном, резко обернулась, расплывшись в смущенной улыбке, и забежала в дом. Эту улыбку он будет помнить весь вечер и всю ночь.

Он не забудет ее и на следующий день. А потом будет вспоминать в минуты одиночества или неприятностей. Она останется у него в памяти на всю жизнь. Он постоял еще некоторое время, смотря на ее окна. Когда он увидел в них свет, улыбнулся ему в ответ и направился по обратной дороге.

Второе приглашение Новака последовало на следующее утро. Это была неформальная просьба составить компанию на пробежке. Приведенный Миланой аргумент, свидетельствующий, что в округе нет ни одного предназначенного для пробежек поля, и самое главное, тот факт, что Новак живет за городом, а Милана на другом конце города, не стали убедительными отговорками и для молодого человека, и впоследствии для Миланы. В это утро она ни как обычно, суетилась и переживала, что все время прячет свои волосы, а ей так хотелось бы распустить их…А как иначе, ведь это пробежка, а не свидание.

– Доброе утро!! – голосисто заявил молодой человек, абсолютно сонный и, судя по всему своему виду, не спавший практически всю ночь, да еще и проехавший столько миль, но жутко счастливый и заинтересованный.

– Доброе… – жалобно протянула она.

Некоторое время они пробовали бежать по тротуару, но по окончании детской дистанции в 30 метров плавно перешли на шаг, переглянувшись и одобряюще кивнув друг другу.

«Милана» – самое главное мое произведение, и я не хочу заканчивать его чем-то естественным. Испортить хорошее можно только попытками совершенствовать то, что и без того законченно и цельно. Я заканчиваю «Милану» этими строками, чтобы вам было что вообразить о ней еще, чтобы история никогда не заканчивалась, чтобы я мог думать о ней всегда и чтобы вы знали, что она – это все мы, только в лучшем нашем виде.

В оформлении обложки частично использована фотография с https://curiator.com/ по лицензии ССО.

В оформлении изображений в тексте использованы фотографии с https://www.pexels.com/ и с https://unsplash.com/ по лицензии CC0.