Тайпей с изнанки. О чем молчат путеводители

Это говорит Виолетта, жена моего приятеля Го Лунга. В России Виолетта была моделью. Взглянув на нее, в этом не усомнишься: очень красивая девушка с безупречной фигурой. Однажды она приехала на демонстрацию русской моды в Тайпей, влюбилась в тайваньца Го Лунга, вышла за него замуж, родила двоих детей, хочет еще и третьего. И постепенно приобщилась к местной жизни. Но именно постепенно, а не сразу.

– Ой, это было так непросто. Вначале все эти улыбки, ласковые взгляды, они меня совершенно очаровали…

Замечу, что и меня тоже. Мне показалось, все здесь делается для того, чтобы человеку было легко, приятно, чтобы и не напрягать его понапрасну и чтобы не обидеть. Отсюда вот эти ласковые, мелодичные голоса, обволакивающие интонации. Когда я говорю с Хун Мэй Лан (Лили), молодым профессором Университета Ченчжи, я чувствую себя жителем глухомани, приехавшим в столицу. Хотя на самом деле все наоборот. Я коренная горожанка, а Лили – селянка из далекой тайваньской деревни. Правда, она уже давно переехала в Тайпей и говорит даже и на английском по-здешнему – плавно, с мелодичными интонациями, слегка усиливая их к концу фразы. Я же, слушая себя как бы со стороны, чувствую, как резки мои интонации, как громок голос. Я очень стараюсь, но мне так и не удается обрести эту плавность, мелодичность…

Однажды меня пригласили на вечер факультета русского языка университета. Студенты ставили отрывки из русских классиков на языке оригинала. Я попала на инсценировку рассказов Зощенко. Участники – режиссеры, художники, дизайнеры, ну и, конечно, актеры – очень постарались. Студенты отлично выучили тексты, костюмы были грамотно подобраны, а декорации хорошо продуманы. И все-таки это был совершенно не русский спектакль, а именно тайваньский. Потому что привычный моему уху с детства зощенковский текст в исполнении актеров с такими мелодичными, обволакивающими голосами звучал диссонансом – слишком резко, пожалуй, даже грубо…

Да, мне, как и Виолетте, вначале тоже нравилось, что все так мило, приятно, ничто не режет слух. Но потом я стала замечать, что многого не понимаю. Например, вот это их неумение сразу отказать.

– Тайванец никогда не скажет «это невозможно», но «да-да, конечно», «может быть», «я подумаю». Расплывчато.

Я хорошо понимаю, о чем она говорит. С этим я уже сталкивалась.

– Ты была в горах? – спрашивает меня знакомый преподаватель.

– Нет, но очень бы хотела, – отвечаю.

– Хорошо. Я за тобой заеду на машине, покажу замечательный храм.

– Ой, как хорошо. А когда?

– Скоро.

Проходит неделя, другая.

– Ты не забыл свое обещание? – напоминаю я наконец.

– Свозить тебя в горы? Обязательно. Жди, скоро приеду.

В конце концов у его друга узнаю, что у него поломалась машина, сейчас она в ремонте, и он не знает, когда ее починит, да и починит ли вообще. Но сказать мне прямо – очевидно, это для него просто невозможно. Даже, пожалуй, неприлично. Вообще прямой отказ я не получала никогда. Это для тайваньца звучит почти как оскорбление. Общее впечатление от общения у меня такое – все так мягко, закругленно, приятно и – неопределенно.

Неопределенное время

Виолетта к этому уже привыкла, она видит в этой неопределенности некую деликатность, боязнь обидеть. Ей это скорее нравится. Меня вгоняет в недоумение. Мне не хватает вот именно что внятности, четкой прямоты. Меня сбивает с толку, как бы сказать поточнее… приблизительность, что ли. Особенно, когда дело касается времени.

– Встретимся завтра около чайной, – говорит новый знакомый.

– Хорошо. Во сколько?

– Около одиннадцати.

Прихожу в 11.00. Знакомый мой стоит. Давно? Да минут пятнадцать – двадцать. Мне неловко. В следующий раз прихожу за полчаса до назначенного времени. Его нет. Час спустя, не дождавшись, собираюсь уже уходить. Вдруг появляется – с улыбкой, не торопясь, без извинений.

Вообще ко времени, как мне кажется, здесь относятся весьма условно. Зову гостей к семи вечера. Устав от приготовлений, в шесть прилегла на диван отдохнуть. Едва коснулась подушки, звонок в дверь: гости уже приехали.

На занятиях в университете другая незадача. Первая моя лекция назначена на два часа дня. Прихожу к началу – никого нет. Через четверть часа приходят первые – немногие – студенты. Я в панике. Лекция не состоится? В половине третьего аудитория заполнена наполовину. Я начинаю свою лекцию. К трем все места заняты, некоторые слушают стоя. Позже я к этому привыкла и уже больше не паниковала. Справедливости ради я должна заметить, что такое вольное обращение со временем свойственно далеко не всем людям, с которыми мне приходилось иметь дело. Обычно те, кто уже поработал за границей, вполне точны и даже пунктуальны.

Город. Безопасность

Как-то мы с коллегой Ириной, доцентом из Петербурга, тоже приглашенной в Университет Ченчжи, пошли вдвоем прогуляться. Она меня потянула в горы. Тьма накрыла нас внезапно, без переходных сумерек. Я пугливо съежилась, попросила держаться поближе к городским огням. Но коллега хотела показать мне город с высоты гор и тянула все выше.

– Да ты что, трусишь? – смеялась она. – Здесь же нет ни одной живой души.

И вдруг мы услышали хруст ветки.

– Ерунда, какой-то зверек пробежал, – отмахнулась Ирина.

И в ту же минуту мы увидели в этой угольной черноте огонек сигареты. Фигуры видно не было, но светлое пятнышко уверенно двигалось в нашу сторону. Мы стояли оцепеневшие. Тень приблизилась, вспыхнуло пламя зажигалки, и стало видно, что это мужчина-китаец.

– Ни Хау. Хэлло! – сказал он. – Вы не боитесь? Не надо вас проводить?

Мне стало очень стыдно за только что пережитый страх. Мужчина помахал рукой и пошел дальше.

С того вечера я уже больше ничего на улице не боюсь.

В один поздний вечер, когда за окном было совсем темно, я вдруг вспомнила, что на завтра у меня нет хлеба и овощей. С утра же я в университете читаю первую пару лекций, а потом еще две подряд. Ближайший супермаркет – минут двадцать пять пешком – закрывался через тридцать минут. Я вышла на улицу.

Чтобы сократить дорогу обратно, иду дворами. Пустынно. Черно. Однако я иду не спеша, не озираясь, не вздрагивая от незнакомых звуков. И тут только понимаю, что, несмотря на эту пугающую обстановку, я совершенно не испытываю никакого страха, а ведь вообще-то я большая трусиха. Но тут не боюсь. Потому что и сама ни разу не сталкивалась с опасностью на улице и ни от кого не слышала о таких эпизодах. То есть криминал здесь, конечно, есть. Но он оперативно и строго пресекается полицией.

Люди. Дружелюбие

Улыбка

Об улыбчивости тайпейцев говорят много. Некоторые даже считают, что это этническая особенность. Но это не так.

«Я приехал сюда из Гонконга и поразился разнице между улыбчивостью и дружелюбием тайпейцев и холодностью гонконгцев. А ведь те и другие – китайцы», – вспоминает американец Jeffrey Williams.

Значит, не все китайцы одинаковы? Значит, улыбка и приветливость – это не особенность китайской мимики? Наоборот. Я бы даже сказала, что по чисто этнической характеристике китайские лица скорее неподвижны, маловыразительны. На них редко увидишь ярко выраженную эмоцию: радость, горе, страдание. В традиционной китайской культуре поощрялась скорее сдержанность в выражении чувств. Откуда же эта открытость, эта эмоционально выразительная улыбчивость?

Меня заинтересовал этот вопрос, я обсуждала его со многими моими друзьями-тайпейцами. Объяснения я услышала разные. По одной, так сказать духовной, версии, все китайские религии, а их тут много, пронизаны духом доброты, любви к людям, радостной отзывчивости. И когда оказалось, что западная культура позволяет эту доброту не скрывать, а, напротив, выражать открыто, тайпейцы, особенно молодые, охотно восприняли эту манеру поведения.

Другая, прагматичная, версия видит объяснение этому феномену тайваньской улыбки в быстрых темпах роста торговли как следствия развития отечественной экономики и международных связей. Товаров на Тайване – в многочисленных лавках, ларьках, магазинах, супермаркетах, на рынках – намного больше, чем их можно продать. Конкуренция продавцов огромная. Каждый старается понравиться покупателю, каждый стремится его привлечь, то есть просто вынужден улыбаться много и часто. А поскольку, как известно, любые примеры заразительны, то постепенно улыбчивость распространяется и на другие, не только связанные с торговлей, слои общества. Звучит эта версия убедительно, хотя и коробит меня некоторым цинизмом.

Мне больше по душе объяснение третье. Сегодня тайваньцы отнюдь не заключены в границах своего острова. Они много бывают за границей: путешествуют, занимаются бизнесом, учатся. Правительство всячески поощряет их к этому: выделяет гранты студентам, захотевшим учиться в зарубежном университете; субсидирует аспирантов, молодых ученых, участников всевозможных международных программ. Среди моих студентов в Университете Ченчжи, например, я просто не знаю ни одного, кто бы не побывал, и не один раз, за рубежом. Возвращаясь домой, молодые тайваньцы привозят с собой новый, более широкий взгляд на мир, на человеческие отношения. Эта широта предполагает открытость, отсутствие ксенофобии и подозрительности. Ну, а кроме того, конечно же тайпейцы заимствуют у европейских и американских горожан их манеру общения – с улыбкой.

Рядом в нужную минуту

В Тайпее я постоянно чувствую готовность мне помочь в самых разных моих проблемах. Почти каждый день я вижу поддержку от моих переводчиц Нины и Тани. Аспирантки Института русских исследований, они знают мой родной язык довольно прилично, а я, к своему стыду, китайский не знаю вовсе. Так что без них общаться с тайпейцами было бы трудно.

Однако этим помощь девочек отнюдь не ограничивалась. Мало в моей взрослой жизни было людей, которые бы так внимательно и так ненавязчиво проникались моими интересами и так спешили бы их осуществить. Особенно приятно удивляла меня Нина. Всегда улыбчивая, но при этом сдержанная и малословная, она как-то незаметно оказывалась рядом в нужную минуту.

Нина – человек очень занятой, она вечно перегружена. Кроме занятий в аспирантуре – лекций, курсовых, семинаров, выступлений на конференциях, – она еще и подрабатывает: зарплаты мамы на них двоих едва бы хватило. Но я этого почти не замечаю. Потому что, как только мне что-то понадобится, Нина обязательно оказывается рядом. Надо ли мне разыскать материал в библиотеке, подошел ли срок уплаты за квартиру, пришло ли мне в голову что-то купить – она не станет задавать вопросов, не будет рассказывать, что собирается сделать. А просто тихо, почти незаметно решит за меня все эти проблемы.

…У меня приступ жестокой аллергии, а у Нины на плечах целая делегация из Москвы, которая приехала на конференцию. Она мечется между гостиницами, переводит доклады, готовит презентации. А я в это время страдаю в одиночестве у себя дома. И вдруг на пороге вырастает Нина: «Быстро одевайтесь, едем к врачу, у меня всего полчаса. Я уже позвонила в поликлинику, нас там ждут».

В другой раз, вернувшись вечером домой, я обнаружила, что автоматический замок защелкнут, а ключ остался внутри. В отчаянии я позвонила Нине, хорошо понимая, что помочь она мне не сможет: все службы уже давно не работают. Она примчалась, кинулась в мастерскую по ремонту ключей.

Мастер, живущий, как это здесь принято, в том же доме, где его мастерская, очевидно, уже спал. Но Нина звонила и стучала в дверь и опять звонила и стучала, пока сонный и сердитый мастер ей не открыл. Я была спасена.