И тут он услышал всплеск, звук шлепающих по воде ботинок… кто-то неуклюже, не таясь заходил в здание китобойни, думая, что внутри никого нет.
Дауд мгновенно принял боевую стойку, пригнувшись, – годы тренировок и весь жизненный опыт позволяли ему действовать, не задумываясь лишний раз. Все еще невидимый в темноте, он метнулся в сторону от груды щебня к длинному прямоугольному отверстию в полу справа – резервуару для слива ворвани, забитому мусору и наполненному водой. Там было достаточно места, чтобы спрятаться и наблюдать за пришельцем.
Свет от накрытого чехлом фонаря выхватил пятно на противоположной стене фабрики, а потом описал круг – по мере того как человек двигался вперед, от тени возле главного входа к столбу лунного света, что сочился из пролома в кладке. Пришелец не был бойцом городской стажи, отбившимся от патруля. Он принадлежал к другому ордену – бесконечно более могущественному и опасному.
Незваный гость был одет в черные штаны и длиннополый мундир угольно-серого цвета с поясом. Несколько кожаных полосок обхватывали плечи пришельца, на широких манжетах был вышит яркий золотой орнамент. Лицо его скрывала золотая маска, черты которой будто застыли в насупленной, яростной гримасе, а на лбу был выгравирован знак: вилы пронзали большую букву С.
Это был смотритель, член воинственной группировки из Аббатства Обывателей. К помощи этих жестоких фанатиков прибегали в очень редких случаях, лишь в ситуациях, причиной которых подозревали черную магию или ведьмовство – в общем, опасную ересь.
Дело становилось все интереснее. Смотритель на разрушенной бойне! Неудивительно, что власти хотели, чтобы люди держались подальше отсюда. И это значит…
…Что истории были правдой. Он был здесь. И они все еще искали его.
Двудольный Нож действительно существовал.
И Дауд подобрался к нему совсем близко.
Смотритель шагал по фабрике, проводя лучом фонаря по грудам щебня, по стенам, совсем не пытаясь скрываться.
Теперь неудивительно, что патрули городской стражи проявляли настолько мало интереса к своим обязанностям, когда Дауд пробирался чуть ли не вплотную к ним. Отношения между стражей и Аббатством Обывателей были непростыми и весьма настороженными… по крайней мере тогда, когда Дауд в последний раз был в Дануолле, дело обстояло именно так. Если смотрители здесь, значит, за операцию отвечает Аббатство, а простые солдаты городской стражи ставят под сомнение их авторитет и манкируют полученными от них приказами.
По дороге сюда Дауд не видел других смотрителей, но он не слишком долго болтался снаружи. Зная о кордоне, первостепенной целью для себя он поставил быстро проникнуть на бойню. То, что он при этом не натолкнулся на смотрителей, было огромной удачей.
И такой же удачей было то, что этот пришел сюда именно сейчас и в одиночку.
Тем временем смотритель повернулся, отводя взгляд от резервуара для ворвани, наполненного водой и мусором.
Это был шанс. Пришло время по-настоящему проверить себя, понять, какие из старых штук Дауд на самом деле помнил. Время для Клинка Дануолла выбраться из тени. Дауд поднялся и сжал кулаки. Он медленно выдохнул, концентрируя разум на связи за пределами… Связи, к помощи которой он в последнее время прибегал все с большей неохотой. Однако практичность победила – если у тебя есть инструмент, глупо им не воспользоваться. Он был уверен: возможность, открывавшаяся перед ним сейчас, могла больше никогда не представиться.
Когда смотритель пошел прочь, Дауд бросился вперед, а подошвы его ботинок беззвучно оттолкнулись от двух дюймов воды на полу. Он протянул вперед левую руку: метка Чужого, запечатленная на тыльной стороне ладони, жарко горела под перчаткой, когда Дауд зачерпнул силу, дарованную ему много, много лет назад.
Смотритель понятия не имел, что приближалось к нему, ибо Дауд скользнул через Бездну и в мгновение ока пересек разделявшие их пятьдесят ярдов. Он обхватил шею противника, нажал на его горло предплечьем и потянул смотрителя на себя, чтобы тот потерял равновесие. Смотритель охнул и уронил фонарь, забил ногами по воде, а Дауд вновь перенесся в пространстве, и они оба оказались на верху одной из балок, что поддерживала противоположную стену. Еще прыжок – и они на ребре разрушенной фабричной стены, еще – и под ними залитые лунным светом крыши Дануолла.
Пришло время получить ответы на вопросы.
2
ВЫСОКАЯ (ОЧЕНЬ ВЫСОКАЯ) КРЫША В РАЙОНЕ БАШНИ, ДАНУОЛЛ,
18-й день месяца Земли, 1852 год
«Последнего смотрителя снедал ужас – ведь он видел, как быстро перебиты были братья его, – и он пал на колени и просил о пощаде. Дауд произнес единственное слово, и когда я услышал его, кишки мои скрутило. Смотритель вопил как безумный, пока его маска не распалась на две части, будто ее раскололи молот и зубило, а из разлома на ноги Дауда хлынул поток крови.
В тот момент я зажмурился, ибо не мог больше выносить зрелище этого зверства. Я лишь мог надеяться на то, что когда грязный еретик обнаружит меня, жизнь моя прервется быстро. Но когда я открыл глаза, Дауда не было рядом. Это был последний раз, когда я видел Клинок Дануолла».
– «КЛИНОК ДАНУОЛЛА. РАССКАЗ ВЫЖИВШЕГО»
Отрывок из уличного памфлета, в котором убийца Дауд предстает в гипертрофированно жестоком виде
Дауд оперся спиной на каменную кладку гигантского дымохода и наблюдал, как солнце восходит над Дануоллом. Небо почти очистилось, но плотные облака все еще не ушли за горизонт и красили небосвод в блистающий желтый, оранжевый, красный, местами даже пурпурный. Утреннее тепло заставляло испаряться капли дождя, что покрывали океан шифера на крышах города, и в воздух поднимался туман, от которого пахло мокрым камнем. Отсюда, с высоты опорной металлической конструкции, что обхватывала дымоход почти в самой высокой его точке, зрелище было впечатляющим. Дануолл, что тянулся во все стороны, сколько хватало взгляда, сверкал – будто кто-то засыпал город бриллиантами.
Дауд позволил себе улыбнуться, в конце концов признав – это было действительно красиво. Он так давно отсутствовал, что позабыл истинное великолепие столицы Империи, самого большого и густо застроенного города в островах. Он понял, что его память была избирательна и ранее в подсознании всплывали лишь воспоминания о зловонии, о гниении и распаде, о жестокости, о боли и о смерти в узких переулках, сжатых выщербленными стенами.
Конечно, эти воспоминания, наряду с чувствами, что они вызывали, были подлинными. Десятилетия назад Дауд сделал Дануолл своим домом, и здесь, под покровом теней, он совершал ужасные вещи. Та сторона города, что он знал, – та, что была его настоящим домом, пусть даже темным и опасным, – все же была подпольем. Но существовала и другая – та, с которой убийца не был достаточно хорошо знаком. И здесь, наверху, он видел отблеск ее великолепия.
Дауд усмехнулся, подивившись, куда забрели его мысли. Ему было не свойственно размышлять подобным образом раньше, но, в конце концов, он так долго отсутствовал, стал старше, чем хотелось бы, и, возможно, изменился за годы гораздо сильнее, чем готов был признать. И город изменился тоже. Время, когда Дауд был лидером «Китобоев», давно минуло, и сейчас их деяния превратились в малозначимую и не особо приятную сноску в повествовании о не особо приятном периоде имперской истории. Периоде, в котором он играл ключевую роль. Ни дня не проходило без воспоминаний об этом – с каждым годом они становились все тяжелее и темнее, – и Дауд знал, что пронесет их сквозь всю жизнь… и унесет с собой в могилу.
Он пытался забыть. Изгнанный из города угрозой боли и смерти, исходящей от рук Корво Аттано, Дауд бежал прочь. Прочь, как можно дальше от Дануолла, да и самого острова Гристоль. Он направился к Морли и прожил год в Колкенни, пока не устал от людей вокруг. Тогда он отплыл на Тивию и поселился не в Дабокве или Тамараке, а забрался вглубь острова, скитался по тундре и наконец осел недалеко от деревушки рядом с Прадимом, в бесплодных северных землях. Там он выстроил себе лачугу и проводил дни за заготовкой древесины, а ночами превращал бесконечные ряды деревянных плашек в замысловатые фигурки животных и птиц: медведей, волков, сов. Больше всего ему нравились совы.
У него отросли длинные волосы и борода, и Дауд провел шесть лет, отваживая от своего жилья любопытных жителей деревни – пока мог. Потом однажды ночью он увидел, как они собираются вместе, с факелами в руках, и ускользнул прочь до того, как они пришли жечь его хибарку. Самые подозрительные селяне, что вели за собой остальных, готовились обвинить странного отшельника в колдовстве.
Он забрался еще севернее, но не мог думать ни о чем, кроме Дануолла. Казалось, что чем дальше он удаляется от города, тем сильнее к нему тянет. Будто Дауд был привязан к камням в его основании так же, как метка Чужого связывала его с Бездной. Он почти повернул обратно, сдавшись на волю фатума и неизбежного возвращения в Дануолл, но как только дорога привела убийцу в Вей-Гон, он почувствовал, как что-то внутри меняется. Он был не из тех, кто задумывается о смысле жизни, но в Вей-Гоне он наконец начал размышлять, сумеет ли в конце концов отпустить прошлое и что его ждет дальше на жизненном пути. Задумался об обновлении. Взять новое имя, начать новую жизнь… Он даже начал снова спать – действительно спать, а не дремать в полубессознательном состоянии, когда разум остается настороже в преддверии надвигающейся опасности.
Первый раз за эти годы Дауд посмел задуматься, не обрел ли он наконец ту жизнь, которую действительно желал обрести.
А затем начались сны.
Одни и те же сны. Он снова был «китобоем», что держал окровавленный нож, стоя над телом императрицы Джессамины Колдуин. Огромная стая крыс захлестывала улицы Дануолла. Крысы ползли по ногам убийцы, покрывали его тело, забирались под маску, вонзали когти в его глаза, грызли его лицо. И сквозь кровавые ошметки век Дауд видел Чужого, что стоял перед ним, сложив на груди руки и молча наблюдая, и край его рта кривился в проницательной злой ухмылке. А потом Чужой отворачивался, обводя рукой вокруг себя, и в последнем видении Дануолл превращался в Карнаку – родной город Дауда, город, которого он не видел уже больше двадцати лет. Город горел, но воздух был наполнен не дымом, а огромными роями трупных ос, и жужжание их крыльев знаменовало собой конец света.
В ночь, когда сон пришел впервые, Дауд проснулся, крича от ужаса. Спустя дни и недели он уже кричал не каждый раз… но лишь потому, что стал бояться засыпать. Однако ночные кошмары не прекращались, даже когда Дауд бодрствовал: смежив веки, он каждый раз видел перед собой лицо Чужого. Его черные глаза, его черную улыбку.
Тогда Дауд покинул Вей-Гон и отправился на юг в Карнаку, столицу острова Серконос, самую южную точку Островной Империи.
Он отправился домой.
Путешествие было долгим, но Дауд потратил время с пользой. Он придумал план, который освободит его от оков прошлого раз и навсегда. Он дал себе единственное задание, выполнение которого, как он надеялся, искупит всю его прошлую жизнь, полную злости, ненависти, ярости, жестокости и обмана. Одну финальную миссию, что освободит его навсегда.
И не только его – если он преуспеет, то избавит весь мир от хватки этого вредителя, этого черноглазого ублюдка.
Дауд собирался убить Чужого.
Единственный вопрос – как? Ответ долго ускользал от Дауда, пока тот не наткнулся на слухи о некоем предмете, который казался решением проблемы. Все началось с истории, которую ему рассказали шепотом в неприглядной пивной. Дауд потратил шесть недель на то, чтобы собрать воедино все отрывки этой истории и получить полную версию.
Фактов было немного, но этого было достаточно. Дауд также учел, что слухи достигли его ушей как раз в тот момент, когда ночные кошмары достигли пика реалистичности. Что было их источником, он не хотел выяснять – возможно, его собственный разум, сбившийся с пути. Но теперь Дауд знал, что его самопровозглашенная миссия не была продуктом стареющего и скучающего сознания, которое борется против пустоты и беспредметности жизни.
Миссия была реальной. Более того, она была возможна. Чужой погибнет от его руки – и Дауд точно знал, как его убить и чем. Ибо из слухов он узнал об артефакте, предмете, напрямую пришедшем в этот мир из мифов и легенд. О реликвии из иного времени и иного места. Об оружии – бронзовом ноже с двумя лезвиями.
Нож, с помощью которого был создан Чужой.
Он действительно существовал, и он вновь появился в этом мире. Однако, если верить слухам, история о ноже подпитывалась вовсе не культистами, заинтересованными в распространении ереси Чужого, а интересом нелегальных торговцев к тому, сколько денег можно выторговать за подобный артефакт на черном рынке. У магических предметов был свой небольшой рынок сбыта, Дауд хорошо был осведомлен о нем. И Двудольный Нож был бы самой востребованной реликвией из всех.
Так как Двудольный Нож пробудил Чужого, он же – как гласила легенда – был единственным оружием, способным прекратить его существование.
Дауду было достаточно этого знания. Теперь его миссия обрела конкретную цель: чтобы убить Чужого, освободить себя и весь мир от его тлетворного влияния, требовалось найти Нож.
И поиск его начался там, где закончились слухи, – в Дануолле, на разрушенной фабрике.
– Ааааххх…