В чистилище долгие годы за это,
Терзать тебя будут здесь, злую,
Покуда мужчина живой с того света
Тебе не промолвит: люблю я!
То слово вымаливал Юзек твой бедный,
Лил горькие слезы, несчастный;
Пусть молит о том же и призрак твой бледный,
Терзаемый мукой ужасной!»
Сказал, и схватили меня злые духи
И вот – уже скоро год сотый
Днем мучат, а ночью скитаюсь я глухо
По зарослям топким болота;
Близ церкви у Юзя сижу на могиле,
И долу и выси чужая,
Пугаю прохожих, чтоб ночью спешили,
Подальше тот мост объезжая.
Болотом веду или темною чащей
Иль порчей коня погублю я;
И каждый клянет меня руганью мстящей,
Ты первый сказал мне: люблю я!
За это с грядущего занавес мрака
Сниму я, как тучу ненастья:
Ты встретишь Марылю, полюбишь, однако…»
Запел тут петух на несчастье.
Кивнула мне радостно, словно воскресла,
И, облачком утренним тая,
Она на глазах моих тихо исчезла
Над речкой, как мгла золотая.
Смотрю: воз исправен, стоит, где посуше,
Пропали все страхи ночные;
Прошу всех: три раза за грешную душу
Прочесть «Пресвятая Мария».
[1819]
ПАНИ ТВАРДОВСКАЯ
Баллада
Курят люльки, пьют, хохочут,
Дым столбом, корчма вверх дном,
Свищут в пляске и топочут – Стены ходят ходуном.
Сам Твардовский в этом хоре
Восседает, как паша,
По колено пану море:
«Гей, душа! Гуляй, душа!»
Видит пан вояку-хвата,
Что бахвалиться привык,
Свистнул саблей – нет солдата,
Зайцем стал он в тот же миг.
Пан судье из трибунала
Сунул золото под нос,
Лишь раздался звон металла,
Нет судьи – пред вами пес.
Пан сапожника-пьянчужку
Щелкнул по носу – и вот
Изо лба бедняги в кружку
Водка гданьская течет.
Пан хлебнул, но что за чудо!
Кто там возится на дне?..
Черт?.. «Здорово, кум! Откуда?
С чем пожаловал ко мне?»
В кружке чертик из прожженных,
Истый немец с ноготок,
Изогнулся весь в поклонах,
Шляпу снял и на пол – скок.
И мгновенно на два локтя
На глазах у всех подрос.
Ну и облик! – птичьи когти
И крючком изогнут нос.
«А, Твардовский?! Встретить братца
Мне приятно, дорогой!
Что? Со мной не хочешь знаться?
Мефистофель пред тобой!
Договором нас связала
В полночь Лысая гора.
Дней с тех пор прошло немало,
Рассчитаться б нам пора!
Клялся ты на коже бычьей,
Что спустя два года сам
В Рим придешь свершить обычай,
То есть выдашь душу нам.
Ад служил тебе исправно,
Не жалел ни чар, ни сил,
Семь годков ты пожил славно,
Но о Риме позабыл.
Шел ты в сеть путем незримым,
Не страшился здешних мест,
Глянь, корчма зовется «Римом»,
Так что, пане, под арест!»
Не предвидел пан такого.
Марш – к дверям. Но бес лукав:
«Стой! А как же честь и слово?»
Уцепился за рукав.
Как тут быть? Близка могила,
Знать, придется в пекло лезть…
Но внезапно осенило,
Пан подумал: выход есть!
«Верно, черт! Себе на горе
Я пошел на сделку, но…