Судные дни

Когда они возобновили съемку, старуха смотрела куда-то перед собой, как будто забыв, что камеры стоят в этой же комнате. Непонятно было, с кем она говорит. Дэн трижды попросил ее смотреть в объектив.

– Я думаю, что решила уйти, когда продавала «Благую весть» на улице, – второй год пошел. Я помню день, когда я, простуженная, замерзла и промокла. Кажется, у меня был грипп, и я бродила где-то за Британским музеем. Упала в обморок. Потом пришла в себя, совершенно больная. Села на скамейку. В тот день я ходила с сестрой Герой, но не смогла ее найти. Поэтому одна сидела на скамейке, промокшая до костей. Никакого уважения к себе или достоинства у меня не осталось. Я сломалась. Сидела под дождем, жалела себя, а потом увидела брошенный «Ивнинг Стандард». Кто-то оставил его на скамейке, и я хотела взять его и прикрыть голову от дождя и тут увидела заголовок. Я почувствовала, что это знак. Тогда что угодно могло быть знаком. Понимаете, как-то так мы и воспринимали мир. Там было написано что-то вроде «Главных спиритологов Лондона». Я нашла статью. Там была она. Катерина. В разделе светской хроники. На каком-то приеме, одетая, как кинозвезда. Вся в драгоценностях, с прической. Окруженная богатыми людьми. А я умирала под дождем. Тогда я пошла в газетный киоск и купила двадцать экземпляров. Потратила все деньги, которые заработала за день. Принесла газеты сюда и раздала всем. Чтобы показать, на что мы работаем. Каждый день, в дождь и холод. Я спросила их, неужели ради этого мы все бросили.

– С этого началась революция?

Сьюзан устало покачала головой:

– Нет. Не совсем. Это просто подтвердило то, что некоторые из нас – кому уже хватило – думали о Катерине. В это время люди все равно начали уходить. Толпами. Она получала письма с угрозами от родителей сестры Урании. Могущественная, богатая семья. Катерина каждый месяц получала деньги из ее трастового фонда. Я слышала, что юристы сестры Ханны тоже постоянно пишут Катерине. Все пошло наперекосяк. Совсем не так. Мы стали привлекать слишком много внимания. Особенно после того, что Чарльз Мэнсон сделал в Калифорнии.?[5 - Чарльз Мэнсон – серийный убийца и лидер коммуны «Семья», члены которой совершили ряд жестоких убийств в 1969 году (прим. пер).] Но большинство просто проглотили ту статью. Они слишком любили Катерину. Были слишком преданны. Ничто не могло этого изменить. Даже я дала Собору еще один шанс, хотя все внутри меня было против.

– Что с вами сделали за эти газеты? Вас наказали?

– Нет. Наоборот, Катерина прислала мне подарок. Жемчужные серьги. Нам запрещали носить украшения. Я ничего не понимала. Как это? Но… но зимой случилось еще кое-что. Мы называли это священным ужасом, и вот он-то и стал последней каплей.

У Кайла сжался желудок. Этого и хотел Макс.

– Расскажите, как это началось? Как выглядело?

Сьюзан кивнула. Видно было, что она устала и нервничает. Честно говоря, раньше он никогда не видел такого измученного человека.

– Дело было не только в том, что собрания при Семерых стали другими. Изменилась сама атмосфера. Все изменилось. Все наши идеи. Как будто мы повернули на другой курс.

– Как так?

– О самопознании речь больше не шла. Мы не изучали себя. Больше не было никакого равенства или честности. Теперь главной целью стало избрание. Мы всегда считали себя особенными. Не такими, как все, ну вы понимаете. Но теперь нас учили, что мы выше любого, не принятого в Собор. Среди нас поощрялось презрение к миру за этими стенами. Впервые появилось слово «сырой» как обозначение тех, кто не входил в нашу маленькую семью. Я помню, как нам говорили, что любые поступки на пользу Собора оправданны. Служа сестре Катерине, мы оставались невинными. Здесь мы должны были освободиться от совести и жалости и верить только в себя. Посвятить всю жизнь интересам Собора. Новым девизом стало «Власть через богатство». Нас учили использовать людей и поощряли тренировки друг на друге. Для контроля над мужчинами все чаще использовался секс. Нам приходилось спать с кем угодно по приказу Семерых. Я не помню, чтобы учитывалось наше мнение, но в этом был весь смысл. Нас сводили с людьми, которые нам не нравились. Если кто-то влюблялся по-настоящему, а это, конечно, бывало, Семеро разрывали пару, подкладывая девушку под другого. Мы могли любить только Катерину. Мне казалось, что в нас поощряют худшие наши черты. При этом новом режиме лучше всего жилось самым хитрым… – Сьюзан замолчала и уставилась в пол. Кажется, ей стало стыдно.

Кайл обменялся взглядами с Дэном, тот вопросительно приподнял бровь. Кайл покачал головой, прошептав: «Продолжай».

– Ее никто не видел. Ни разу не слышал за целый год. Но, кажется, чем дальше она была от вас, тем хуже себя вела.

Сьюзан понуро на него посмотрела:

– Да. Она стала деспотом, судя по приказам, которые передавала через Семерых. Нам всем раздали медальоны, наполненные маной. Пряди ее волос. Нам приходилось носить их на шее. Как талисманы. Нам говорили, что они очень могущественны. Любой подарок от нее назывался священной реликвией. Они всегда были дорогими, а нам казались совершенно невероятными, потому что у нас не было ничего, кроме одежды. Мы жили как нищие, а она покупала своим любимцам драгоценности. Никто не хотел признавать, что нас провели, что нас всех обдурила хитроумная сутенерша. Которая изучала сайентологические техники манипуляции сознанием в женской тюрьме. Которую отправили на нары за содержание борделя!

Сьюзан закрыла глаза и тяжело, устало вздохнула. Кайл дал ей посидеть минуту в тишине. Очень удачная, реалистичная съемка.

– Сьюзан, говорили, что она считала себя святой. Кто-то из вас в это верил?

– Я нет. Я ушла в том числе и поэтому. Не помню, когда это началось, но про нее стали говорить всякое. Однажды брат Ефан сказал, что она «живая святая», я рассмеялась, и мы ужасно поссорились. Понимаете, Собор вообще никогда не имел никакого отношения к Господу. Мы не хотели быть похожими на обычную религию, а тут появились верховные жрецы и чертова живая святая, которая нами управляла. Это мучило многих. Но я отдала Собору столько, что где-то в глубине души отказывалась бросить его. Так думали и другие. А на собраниях Семеро говорили нам, что Катерина настолько продвинулась по пути перерождения, что стала превращаться в святой дух. Ее поиск божественного в себе увенчался успехом. Так что все ее деяния теперь благословенны, ей все дозволено. Все, чего бы ни требовала ее природа, было благим. Нам говорили, что она поднялась над смертными, и, последовав за ней, мы станем избранными. Блаженными. Потому что мы невинны. Под ее началом мы отказывались от себя, чтобы вернуться к невинности. Стать как ангелы. И наша чистота позволяла нам использовать кого угодно для достижения своих целей. Она вроде прошла то, что называла «семью духовными ступенями», и потому смогла достичь «совершенной божественности». Однажды Семеро сказали нам, что она не может быть здесь, потому что воплощается. Возносится. И ее святость привлекла эти… Сущности. Которые наделяли ее даром пророчества. Нам говорили, что она входит с сущностями в прямой контакт. Атмосфера здесь изменилась.

– Священный ужас?

Сьюзан кивнула.

– Что изменилось? Это было физическое ощущение?

– Да. Было. Рано утром, когда собрания достигали кульминации, люди были вымотаны и ослаблены плачем, криком, исповедью, насилием. И в это время нам говорили, что среди нас присутствуют сущности.

Кайл понял, что настало время задать один из Максовых вопросов:

– Вы видели что-то… материальное? Или просто чувствовали, что все меняется?

– Мне кажется, воздух становился другим. Может, более холодным. Спертым. Как будто бы в комнату кто-то входил и вставал у нас за спинами. Вы, конечно, думаете, что это все мне привиделось. По лицу видно. Я вас не виню, я тоже так думала. Бог знает что мы могли тогда вообразить. Мы умирали от усталости, голода и страха. Но я помню странные запахи. Мерзкие. Вроде стоячей воды. Нестираной одежды. И так пахло среди нас. Внизу, – Сьюзан ткнула в пол, – на собраниях, а потом в комнатах, где мы спали. Там было еще хуже. Нам говорили, что сущности приходят, чтобы сообщить свои желания избранным. И что мы должны анализировать свои сны и видения, а потом рассказывать их на собраниях.

– Какие бывали видения?

– Некоторые рассказывали, что внезапно начинали чувствовать чужие души. Кто-то вдруг видел себя чужими глазами или оказывался в другом месте. Кто-то утверждал, что слышит голоса. Кто-то говорил, что путешествует.

– Путешествует?

– Выходит из тела во сне. И все вели себя так, как будто это какой-то мистический, священный опыт. Но я не могла поверить, что в этом есть хоть что-то божественное. Скорее наоборот. Мне все это казалось заразой.

– Вы когда-нибудь испытывали что-нибудь подобное?

– Нет. Я ничего не слышала, не выходила из тела, не видела чужими глазами. И я в это не верила. Другие врали, чтобы порадовать Семерых и поддержать иллюзию Катерины, будто она превращается в бога и ее ведут духи. Люди верили во все, что она говорила, – или делали вид, что верили, – лишь бы она любила их сильнее. Вот так обстояло дело в самом конце, – Сьюзан сделала паузу, – но есть одна вещь, которую я до сих пор не могу объяснить. Я участвовала в коллективном видении.

– Расскажете?

– Нам всем привиделось одно место. Убежище. Новый храм. Так нам сказали. Катерина тоже его видела. Ну так сказали Семеро.

– На что это было похоже?

– Там было темно, – Сьюзан закрыла глаза, – но я помню каменные здания под деревянными крышами, луга с высокой травой. Дождь. И небо было странное. По нему словно волны шли, как от сильной жары, только шли они не вверх, а вниз. Как будто небо не до конца сформировалось. Но дело в том, что все участники собрания видели одно и то же. Мы не могли сговориться. Кто-то закричал, что видит дома. Кто-то другой сказал, что тоже видит, и пересчитал их. А потом мы все наперебой принялись описывать места и детали, которые видели. Кто-то сказал, что там пусто, – там и было пусто. В одно здание, длинное и белое, вели четыре двери. Остальные были сделаны из темного дерева, как амбары. На третьем доме не хватало черепицы на крыше. Я ничего не сказала, но тоже все видела. Все, что люди в этой комнате рассказывали друг другу. Я увидела это до того, как кто-то заговорил.

– И как видение истолковали?

– Как предостережение Катерины. Приближался конец света. А место, которое мы увидели, должно было стать нашим убежищем. Нам сказали, что все прошлое было только подготовкой. Долгие собрания, поиск себя, отказ от собственного «я». Проверки нашей веры и преданности Катерине. Те, кто остался, были избраны. Теперь мы все могли напрямую общаться с сущностями. Пришло время вознесения.

– Вас это не убедило?

– Нет. Но я не могу объяснить видение. Может быть, нам все внушили заранее, не знаю. Но сразу после этого мы стали собираться во Францию.

– И вы решили не ехать с ними?

Сьюзан покачала головой:

– Собор был отравлен злобой и ревностью. Я больше не хотела в этом участвовать. Не видела смысла.

– Кто-то еще ушел перед переездом во Францию?

– Несколько человек. Около десяти, наверное. Но на некоторое время борьба утихла и неравенство уменьшилось. Появление сущностей все улучшило. Дало надежду, что мы на самом деле важны. Что испытания того стоили, и что Собор выживет. Нам показали фотографию фермы, которую Катерина купила на деньги Собора. Наши деньги. То самое место из видения. Абсолютно точно. И мы сочли это чудом. Многие сразу все простили Катерине. Но я не смогла. И Макс тоже. Мы ушли в один день. За неделю до первого переселения.

– Простите? Макс? Наш Макс? Максимилиан Соломон?

Сьюзан вздрогнула:

– Пожалуйста, не говорите ему. Но да. Он был здесь с самого начала.

– Она странная, – сказал Дэн.