– Катерина Вольская.
Рудницкий наморщил брови, он знал большинство из своего персонала, знал и Вольскую. Вот только горничной было под шестьдесят, поэтому она не могла быть ученицей мадам Росси. Если только организация, которую представляет его собеседница, намного больше и старше, чем он думал.
– Вы уволите ее? – спросила женщина.
– Я подумаю.
– Если мы все обговорили, то не буду вам больше мешать, – сказала она, вставая.
Рудницкий взмахом руки подозвал официанта.
– Маевского ко мне, – резко приказал он. – Немедленно!
К его удивлению, официант вышел из отеля и через минуту вернулся с Маевским.
– Где ты был? – спросил алхимик.
– Разговаривал с Кларой, – без смущения ответил Маевский. – Я ждал ее у выхода.
Рудницкий нахмурил брови: его подчиненный был слишком умным, чтобы разболтать что-то по неосторожности или рассеянности. В таком случае его ответ следует воспринимать как проявление чувств к мадам Росси. Черт!
– Это я заинтересовался ею, и это не только не повредит нашему делу, а наоборот, облегчит получение информации, – заверил Маевский.
Алхимик окинул подчиненного скептическим взглядом и жестом попросил объяснений.
– Кто-то такой, как она, может быстро отличить блеф от правды. Если бы я попытался ее обмануть, она раскусила бы меня в одно мгновение. И к тому же у меня сложилось такое впечатление, что и я ей не безразличен.
– Она может притворяться.
– Некоторые вещи нельзя симулировать. Ну, знаете: учащенный пульс или там…
Рудницкий вздохнул, он не хотел знать, при каких обстоятельствах Маевский измерял пульс госпоже Росси.
– Будем надеяться, что ты не ошибаешься.
– У вас есть для меня распоряжения на сегодня?
– Да, постарайся узнать, сколько наших работниц были связаны с фондом или «Золотым дворцом».
– Две, – не задумываясь ответил Маевский. – Вольская, но вы уже знаете, и некая Гертруда Журек. Эта последняя работает прачкой, – добавил он, видя непонимание в глазах работодателя.
– Что будем с ними делать?
– А зачем с ними что-то делать? Сейчас они под контролем, а если мы их уволим, то будем вынуждены взять новых, и, кто знает, будут они такие же безвредные. Я подозреваю, что половина наших работников – это… не случайные люди. Вы слишком важная персона, чтобы это было иначе.
Рудницкий выругался – спорить с фактами было бессмысленно.
– Отдохните, – предложил Маевский. – Вам необходимо немного расслабиться, завтра будет тяжелый день.
– Я иду в кино, показывают «Куклу», – проинформировал алхимик.
– Хорошая идея, но возьмите экипаж.
– Возьму, – пообещал Рудницкий. – У меня прошло желание гулять пешком в одиночестве.
* * *
Несмотря на вечернее время – было почти семь, – на улице царила жара. Горячий душный воздух, словно перед бурей, заставил Рудницкого в нерешительности остановиться перед экипажем и задуматься, а не лучше было бы вернуться в прохладный отельный холл. Маленькая продавщица цветов возле входа грациозно присела в реверансе и улыбнулась ему. Развеселившийся алхимик с почтением поклонился ей. С тех пор как он запретил швейцару прогонять девочку, ребенок уже не выглядел таким истощенным. Время от времени гости отеля покупали букетики цветов для своих дам, а Татьяна Аристова не раз и не два выносила малышке лакомства. Кухарка не могла пройти мимо голодного человека.
Кучер открыл дверцу кареты, но алхимик, ведомый внезапным порывом, направился к цветочнице. С легким удивлением он заметил, что ребенок чисто одет, даже ее светлые волосы заплетены в худенькие косички. Только слишком резкие, как для ее возраста, черты лица свидетельствовали о том, что она не часто сытно питается.
– Как тебя зовут? – спросил он.
– Аня, – несмело ответила девочка.
– А меня – Олаф Арнольдович. Я могу пригласить тебя в кино?
Голубые глазки девочки заблестели, как два сапфира.
– Вы говорите про настоящее кино?
– Самое настоящее, – кивнул он. – Сколько тебе лет?
– Девять.
– Ты учишься в школе?
– Нет, только с мамой. Моя мамочка очень умная, – с любовью сказала она. – Она когда-то работала в школе, но ее уволили, когда она заболела.
Алхимик пригляделся к девочке внимательнее: платье заштопанное, туфельки знали лучшие времена, но ее поведение и манера говорить давали понять, что ею занимается кто-то с соответствующим уровнем образования и культуры.
– Как ты думаешь, твоя мама позволит тебе пойти со мной в кино?
– Позволит, только мне надо ее предупредить.
– Где ты живешь?
– На Крахмальной.
Рудницкий непроизвольно качнул тростью: Крахмальная тянулась от площади Железных ворот до Карольковой. Сомнительно, чтобы кто-то, даже бедняки, хотели жить возле стены анклава, значит, Аня живет где-то подальше, в сторону Воли. Они не успеют туда и обратно.
– А конкретнее?
– Рядом с перекрестком с Вронной, в каменице возле сапожной мастерской, – пояснила она.
– Не успеем, – громко повторил алхимик. – Сеанс начинается через полчаса. Давай сразу поедем в кино, а кто-то из отельных парней сообщит твоей маме?
Девочка с жаром кивнула. Рудницкий забрал у нее корзинку с остатками цветов и отдал швейцару.