Скорее счастлив, чем нет

Женевьев сжимает мое плечо, обнимает меня со спины. У нее в руке сложенная бумажка. Она трясет рукой, пока я не забираю записку.

– Посмотри, – невнятно произносит она.

Ну ясно. Прощальные обнимашки, прощальная записка… Я разворачиваю смятый листик. Там рисунок: мальчик с девочкой в небе, на фоне тысяч и тысяч звезд. Мальчик довольно высокий, я присматриваюсь – девочка пихает его в плечо. Мы стали созвездием.

Женевьев разворачивает меня к себе лицом, заглядывает в глаза – на секунду мне хочется отвернуться.

– Нарисовала после нашего первого свидания и все таскала с собой, думала: когда уже смогу тебе показать? Мы тогда просто гуляли с тобой туда-сюда, нам было легко, как будто мы в сотый раз уже тусим вместе.

В смысле, она что, вдохновилась нашим неуклюжим поцелуем?

– Мы тогда поцеловались, и я хихикнул. А ты совсем не обиделась. Улыбнулась и пихнула меня кулаком в плечо.

– Надо было в лицо, да. Похоже, мне нравится делать больно парню, которого я люблю.

Я застываю. Да, я только что попросил ее никогда этого не говорить, но как же круто, что она таки сказала! Мы сверлим друг друга взглядами, будто соревнуясь, кто кого переглядит. У обоих кривятся губы.

Мир все еще жуткое место. Но моя девушка все-таки тоже меня любит.

7

Помнишь, я остался один?

Еще даже суток не прошло, а я уже скучаю. Я бы отдал нашего первенца – мы, наверно, назовем мелкого как-нибудь иронично… скажем, Фауст, – лишь бы Женевьев была рядом и могла пихнуть меня в плечо.

С утра я даже не переоделся, потому что на футболке остался след ее кулака. Ни за что не признаюсь друзьям. Я пытался отвлечься на «Хранителя Солнца». Иронично, что я сам так сильно отвлекал Женевьев, что ей пришлось улететь от меня аж в Новый Орлеан, чтобы хоть там немножечко порисовать. Я всегда все порчу.

Так, вот об этом думать не надо. Даже тот хреновый психолог, доктор Слэттери, советовал мне, когда плохо и одиноко, поговорить с кем-нибудь: с друзьями, с незнакомцем в метро, да с кем угодно. Такой банальный совет совсем не стоит тех бабок, которые мы за него отвалили. В общем, я выхожу на улицу искать Брендана, дома-то никого. Хотя я все равно не стал бы трепаться с мамой или Эриком. Я набираю Брендана. Не берет.

Во дворе играет в гандбол Дэйв Тощий. Он разрешает сыграть с ним. Круто, есть чем заняться. Можно даже вынести его рассуждения о прокрастинации в мастурбации: это когда ты сохраняешь себе ссылку на порнуху, потому что тебе слишком лень потом за собой убирать. Но скоро он уходит в прачечную проверить стирку, а мяч для гандбола достается мне с напутствием: «Не потеряй, сука, а то кастрирую и детей твоих потом тоже кастрирую» (Фауст, сегодня не твой день).

Двадцать дней. Мне осталось прожить без нее всего лишь двадцать дней.

– Алло?

– Привет, это Аарон.

– Я понял, Длинный. Чего делаешь?

– Ничего. Это хреново. Надо чем-то заняться, а то я тупо сижу и скучаю по Женевьев. Может, потусим?

– Слушай, вот прямо сейчас я немного занят. Что завтра утром делаешь?

– Ничего. Хотя если ты хочешь предложить что-то тупое, тогда да, я очень занят, мир буду спасать или типа того.

– Короче, если до полудня спасешь мир, можем сходить в кино.

– Ну, пару-то часов этот город без героя обойдется. Чем ты сейчас-то занят, расскажешь?

– Ничем, – отвечает он.

Тон у него какой-то смущенный и уклончивый. Как если бы у кого-то (не у Дэйва Тощего) спросили, смотрит ли он порнуху, и он сильно смутился, хотя ее же все смотрят. Я не докапываюсь и вместо этого спрашиваю всякие глупости. Например, какую суперспособность он бы себе хотел. Томас хочет быть неубиваемым. Дэйв Тощий всегда вместо «неубиваемый» выговаривает «неубываемый».

Ну, все лучше гандбола.

8

Ничего гейского

Утром мы с Томасом встречаемся на углу его дома. Вид у него абсолютно измотанный. Сейчас начало двенадцатого. Он вообще ночью спал? Не заснет посреди фильма?

– Ты решил создать двойника?

– Чего? – сонно переспрашивает Томас.

– Да так, гадаю, над чем ты так упорно трудился.

– Слушай, кому нужны два бесцельно блуждающих по жизни Томаса? – Мы идем к кино кратчайшей дорогой, срезая через всякие мутные дворы. – Не, не хочу тебе говорить. Ты решишь, что я жалкий запутавшийся неудачник.

– Не, ты просто неоконченный шедевр. Как и все мы. – Я поднимаю руки: мол, сдаюсь. – Все-все, молчу.

– Даже не будешь умолять меня рассказать?

– Ладно, рассказывай.

– Не хочу об этом говорить.

Мы и не говорим. Как вчера.

Зато Томас начинает трепаться о том, какая классная штука летнее утро, потому что билет в кино стоит всего восемь долларов, хотя ему вообще плевать, в большинстве случаев ему удается пройти бесплатно, он ведь прошлым летом работал тут целых двое выходных, а потом, да-да, ему надоело, и он уволился.

– Но ты же хочешь сам снимать кино. Работа в кинотеатре – хороший первый шаг, не?

– Я тоже так думал, но за стойкой кассира никаких гениальных идей не наберешься. Только постоянно обжигаешься маслом для попкорна, а потом тебя изводят одноклассники, чтобы ты продал им билеты на фильмы для взрослых. Из-за кассы в режиссеры не выбраться.

– Тоже верно.

– Ну я и подумал: если буду подрабатывать то тут, то там, со временем наберусь идей для сценария. Только я пока не понял, какую историю хотел бы рассказать.

На подходах к кинотеатру Томас хватает меня за локоть и тащит к парковке. Мы идем мимо пары запасных выходов и ныряем в проход, в который нам явно нырять не полагается. Томас достает скидочную карту аптеки и водит ей по прорези считывателя до щелчка. С улыбкой оборачивается ко мне и открывает дверь.

Мне почти не стыдно, и это все так увлекательно, даже не страшно, что поймают. Ну и еще я научился бесплатно ходить в кино; когда Женевьев вернется, может пригодиться… Хотя, конечно, после трех недель разлуки мне будет хотеться чего угодно, только не смотреть с ней фильмы.

Дверь ведет в коридор у туалетов. Мы подходим к киоску с попкорном, берем по ведерку – видите, не такие уж мы бессовестные халявщики! Томас заливает свой попкорн маслом.

– Всегда хожу сюда на полуночные показы, – рассказывает он. – Ты не представляешь, какие тут фанаты собираются. Мои соседи ни за что в жизни не наденут карнавальный костюм, если на дворе не Хэллоуин, потому что стесняются. А вот на полуночный показ Скорпиуса Готорна пришла куча народу в костюмах магов-демонов и духов! Хотел бы я с ними всеми подружиться!

– Да ладно, ты тоже читал?..