Хрущёвка

Со дня схватки в подъезде, прошла целая неделя, однако страсти между соседями не утихал ни на минуту. Намечался финальный отрезок футбольного сезона, где Химки-М и Химик-Арсенал поборются за выход в первый дивизион. Матч обещал быть огненным, за два дня до старта в газете появилась новость о том, что якобы фанаты Химки-М подбросили фанатам Химик-Арсенал свиную голову со словами: «Она любила Вашу команду, но мы поджарили её на вертеле!». В отместку болельщики Химик-Арсенал, собрали в кучу атрибутику ненавистной им команды. Получилась гора из футболок, свитеров и красных шарфов. Благодатный огонь чадил на всю округу, цветное знамя врага пылало ярко и, собрав пепел в урну, фанаты горлопанили у стадиона песни.

Незадолго до матча, болельщики команд учинили потасовку на одной из улиц города. Владелец бара во избежание погрома вызвал на место происшествия стражей порядка. Ровным строем, люди в погонах, с четырёх сторон окружили буйную толпу, взмахнули чёрными дубинками и в два счёта разогнал скопище гневных людей. А наиболее прытких хулиганов, они заковали в стальные наручники, и упекли на пятнадцать суток.

«Сегодня на изумрудном газоне, сойдутся две команды: всеми любимый Химик-Арсенал и неуступчивый Химки-М», гласила вывеска у стадиона. Слегка поддатый Валера беглым взором очертил плакат и, докурив сигарету, затерялся в толпе болельщиков. Стадион пестрел от обилия красок, и восторженные фанаты невнятно кричали в рупор о нерушимом братстве русского народа. Куда ни глянь всюду пьяные морды, куда ни ступи всюду разлитое пиво и шелуха от семечек. Народ стекался на стадион, точно вода стекается в сливное отверстие. Люди шли на матч семьями, катили по брусчатке открытые коляски, держали детей за руку, либо сажали на отцовские закорки. В общих чертах, праздная толпа вела себя в меру благопристойно. Кулаками не махались, пили сдержанно, в запой не впадали и главное, что при детях матом особо не ругались. Фирменные кепки, флажки, футболки и прочая символика команды, словно гирлянда в канун Нового года, украшала стадион и вселяла бодрости игрокам на поле. Знать, что сегодня трибуны болеют только за тебя, дорогого стоит.

Судья дал заветный свисток, и футболисты разыграли в центре поля белый мяч. Первые двадцать минут, футболисты Химик-Арсенал, как и подобает хозяева поля, рьяно давили на гостей и зажимали их в штрафной площади. Упругий мяч в середине тайма дважды чиркнул о массивную штангу, и близко не коснувшись сетки ворот. На табло горят нули… Обе команды, в целом проводят унылый матч и россыпью забитых мячей отнюдь не балуют. Судья дал свисток на перерыв, и потные футболисты ушли за кромку поля, в раздевалку. Положение в турнирной таблице не позволяло тренерам обеих команд строить атакующий футбол. Играли от обороны и чересчур много пасовались. Однако трибуны не хандрили от безудержной тоски, напротив, они били в барабаны, кричали песни, поднимали над головой колкие плакаты и неспешно потягивали хмельное пиво. Знойная жара, оставила палящие лучи солнца при себе и молочные облака, задавали тон столь важному для всего района событию.

Команды лениво вышли на истоптанное поле и судья, набрав полную грудь воздуха, дунул в счисток. Начался второй тайм… Первые десять минут, футболисты, что называется, катали вату и ходили пешком. В конечно итоге тренер команды Химик-Арсенал сделал пару нужных замен и выпустил на поле тощего футболиста. Игра заметно преобразилась. На трибунах послышались громогласные аплодисменты в адрес тренера, причём в ладоши хлопали фанаты обеих команд. Наконец-то свершилось чудо, и футболисты перешли из обороны в наступление. Вратарь в зелёной майке отпасовал рослому защитнику и тот в свою очередь вырезал длинную передачу на тощего игрока. Хлёсткий удар! И трибуна вопит от счастья. Длиннорукий вратарь вынимает круглый мяч из сетки ворот и, брызжа слюной, ругается с парой центральных защитников. Химик-Арсенал уходит в отрыв! Остаток матча команды играли во что угодно, но только не в футбол. С минимальным счётом, Химик-Арсенал, в лучших традициях отечественного футбола одержал нелёгкую победу над Химки-М. К концу матча трибуны заметно поредели и лишь горстка преданных клубу фанатов досмотрели унылое зрелище до победного конца.

Довольный победой, Валера кричал, словно прыщавая девочка на концерте любимой поп-группы. Он до того не желал отлучаться от трибунных кресел, что тайком во время матча помочился в стаканчик из-под пива. На стадионе в разгар второй тайма он успел подраться с двумя фанатами, следом выпить с ними чекушку столичной водки и поцеловать симпатичную незнакомку. Имени он её, к сожалению, запамятовал, но размытое пятно и солёные от пива губы он помнил предельно хорошо.

Со стадиона Валера ушёл слегка поддатый и домой вернулся на закате дня. Но перед этим он под утиное кряканье и лай бродячих собак, отоспался в местном парке. Валера склонил потную голову на истёртую временем скамейку, подобрал с асфальта ноги и плавно отошёл ко сну. Худосочная дама бальзаковского возраста, держа в руках томик русской классики, бледной тенью нависла над скамьёй. Видно, что человек она сердобольный и малость наивный. Валера тем временем бредил во сне, звал детей и жену, кричал то гол, то фальстарт, свистел в воображаемый свисток и упорно требовал добавки. Она мерно склонилось над пьяницей, толстые линзы очков запотели от щемящего душу перегара и напомаженные губы дрогнули.

–Мужчина, Вам помочь!?

–Ааааааа…– ответил Валера.

Она робко одёрнула пьяницу за рукав спортивной куртки и с трудом усадила на скамью. Наступило горькое похмелье, руки лихорадочно дрожали, холодный пот умаслился на бледном лбу и красные от водки глаза судорожно бегали вдоль тропинки. Валера полез в карман и протянул незнакомке пятьдесят мятых рублей.

–Пиво мне… Пожалуйста.– добавил он и откинулся на спинку деревянного сиденья.

Спустя минуту, учтивая дама, любительница русской классики приложила к загорелым щекам бутылку холодного пива и Валера тотчас же прозрел. Он всем телом подался вперёд, схватил бутылку ледяного пойла, и стальная крышка покатилась по щербатому асфальту. Молочная пена стекала по горловине, огибая тёмную бутылку цвета ржавчины с четырёх сторон, и обдавала жеманным холодом мясистые пальцы. Валера приставил стеклянное горлышко к сморщенным губам, и угловатый кадык дёрнулся на морщинистой шее. Он пил с ноткой явственного наслаждения, точно в его руках последняя бутылка пива на всём белом свете.

–Хорошо-то как…– облегчённо выдохнул Валера и закурил горькую сигарету. Наивная дама уместилась на краю скамейки и прижала томик русской классики к пышной груди. Она, молча, косилась на пьяницу, и не ждала от него взамен ни единого гроша. Ей пришлось добавить тридцать рублей, чтобы купить незнакомцу бутылку холодного пива и облегчить ему ношу страданий. И буквально вчера, она дала себе честное слово, что не станет больше помогать забулдыгам и пьяницам, чего бы ей это не стоило. Подолы длинной юбки касались земли, и томик русской классики в руках, дополнял столь чудную картину маслом.

Опорожнив бутылку до дна, сибиряк Валера неуклюже поднялся на ноги, лениво отряхнулся от уличной грязи и пьяной поступью он двинул восвояси. Не отблагодарил, как надо и слова доброго не сказал, швырнул в урну бутылку пива, да скрылся за ближайшим поворотом. Дама ничуть не обиделась на Валеру, ибо привыкла к тому, что подчас люди не чувствую признательности за оказанное им добро. Она открыла томик русской классики и вороные глазки живо забегали по красноречивым строкам.

От Валеры и след простыл, он шёл по вечернему городу, навстречу ему то и дело, попадались болельщики местной команды. Она пили в дешёвых барах, громили дорогие рестораны во имя рабочего класса, поднимали над головой цветное знамя любимой команды и всеми способами нарушали общественный порядок. В кармане ни копейки, кошелёк он видимо оставил на стадионе и ключи от дома выронил в парке. От Валеры за версту разило жутким перегаром, и всякий прохожий теперь сторонился его, точно прокажённого, а одна пожилая дама не упустила случай и нарекла его – последним пьяницей. «Шла бы ты, куда подальше… Карга старая!», съязвил Валера и пошёл прочь. Он свернул за угол, и родной двор встретил его скудным убранством. Беспорядочная парковка, детская площадка советских времён и ни души. Валера с головой нырнул в подъезд и на лестничной клетке повстречал Удо Каплана. Сизая пелена на глазах и опущенные руки, омрачали томное лицо опечаленного Удо. С грустным видом он сидел на холодной лестнице, рискуя отморозить почки и битый час сверлил глазами коричневатые туфли. На секунды Валера остолбенел, но затем сделал шаг навстречу и склонился над ненавистным соседом.

–Здорово, сосед…– он выразился предельно чванливым тоном и надменно вздёрнул густую бровь.– Чего приуныл!? А хотя не отвечай, и без тебя знаю, что мы вздёрнули твой паршивый Химки-М. Сплошное наслаждение было видеть, как Лабутенко с пяти метров лупит по пустым воротам. А большее наслаждение я испытал, когда в губы меня чмокнула обалденная красотка.

–Ах, вот оно как!– точно обухом по голове крикнула жена. Она стояла этажом ниже и несла в руках огромные пакеты с продуктами.– Я тут значит, кручусь, как белка в колесе, а ты там с бабами гуляешь.

–Любовь моя…– Валера начал было разливаться соловьём, в попытке умять столь комичный инцидент и заслуженно получил пакетом по непутёвой голове. Свежие продукты разлетелись на все четыре стороны, пшеничная крупа слетели в пролёт, зеленоватые яблоки скатились вниз по лестнице, коровье молоко омывало белизной серые ступени, и буханка ржаного хлеба остывала на мёрзлом полу.

–Лучше уходи подобру-поздорову, иначе пеняй сволочь на себя.– жена грозилась расправой.

–Да ладно тебе… Это простая шутка.– Валера хотел было обнять любимую жены, но получил смачную пощёчину и отпрянул к стене.

–Домой не приходи… Иди к своим бабам!– Она подобрала с пола кожаную сумку, схватила буханку ржаного хлеба и оттолкнула от себя Валерия. Со слезами на глазах жена нащупала в сумке ключи от квартиры, и напоследок хлопнула дверью.

–Подвинься что ли…– сказал он и сел по правую руку от соседа. Нависла гробовая тишина…

–А у меня сын на мотоцикле разбился.– острой, точно красный перец чили, Удо в одночасье оборвал неловкое молчание.

–У тебя-то проблемы будут куда серьёзнее.– он стал утешать соседа и хотел было метнуться в квартиру за водочкой. Однако я очень сомневаюсь, что разгневанная жена откроет перед ним дверь и учтиво протянет бутылку Столичной. Она сейчас на взводе, одно неловкое движение и голову сковородой на два равных полушария раскроит, только ошмётки и останутся.

–Пошли ко мне домой. У меня водка в шкафу припрятана… Много.– прельстил Удо, обронив устами заветно слово, водка. И Валера долго думать не стал, он скорее голову дома на тумбе оставит, нежели от рюмки пшеничной откажется.

–А вот это другое дело! А вот это я понимаю!– добром ответил Валера. У соседа беда, сын умер и глупо будет с его стороны корчить праздную гримасу. Он отвёл скорбный взгляд на цветочный горшок, тяжело вздохнул и свесил налитый кровью нос.

Удо проводил гостя в дом, на двоих сообразил пару венгерских рюмок и плеснул огненной водочки. Нарезной хлеб с изюмом, килька в томате и банка маринованных огурцов, это всё, чем на сегодняшний день мог побаловать гостя Удо Каплан. Конечно, не икра с маслом на хрустящем багете, а всего лишь жалкая килька в томате. Но это куда лучше, нежели чистая добела скатерть и бутылка водки натощак.

–Где эта справедливость, когда она так нужна…– плакался в жилетку Удо.– Двадцать лет… Вся жизнь впереди и так нелепо разбиться на сучьем мотоцикле… Чтоб его, эту жестянку двухколёсную!

–А кто тебе сказал, что она есть.– начал измышлять Валерий.– Помню я в молодости олимпийское золото, хотел взять на соревнованиях. Трудился в поте лица, гантели в спортзале тягал, соблюдал диету и от тренировок не отлынивал. А что в итоге? Сорок с хвостиком лет, Пивное пузо, свисток тренера и ноль амбиций. И где здесь справедливость!? Вот именно, что шиш мне с маслом, а не золото на олимпиаде. Я считаю, что справедливость у каждого своя. Убил ты, например, человека и общество тебя за это порицает. А если обставить это иначе? Что это делал не ради баснословных деньжищ, а во имя мести, то народ взглянет на твой случай под другим углом.

–Одно дело золотая медаль, а другое человек.– ответил Удо и смахнул рюмку водки.

–А ты на опознание-то ездил!?– Ему вдруг стало неловко от подобного рода вопросов.

–И не спрашивай… Голова всмятку, словно куриной яйцо об стену шандарахнули.– Удо пустил по щеке слезинку.– Врачи сказали, что он вылетел из седла и стукнулся головой прямо о бетонный столб… Тут без вариантов.

Ближе к полночи они опустошили бутылку пшеничной водки и проткнули вилкой последнюю кильку в томате. Удо посоветовал ему перекантоваться в доме пару ночей, пока жена не отойдёт, а там дело за малым – хват за зад и на койку. Валера артачиться не стал, к тому времени он вовсю дрых в гостиной комнате и заливисто храпел на кожаном диване. А Удо поминал сына…

Всё это время, малыш Витасик прятался в тесном шкафчике под умывальником и не верил своим глазам. Позавчера кровные враги и неуступчивые соперники, теперь сидят за одним столом и поминают Удо младшего. Горе, стало быть, сближает врагов. Витасик теснился в крохотном шкафчике и никоим образом не радовался горю одного из хозяина квартир. Напротив, он знавал Каплана младшего с колыбели и в свободное от работы время корчил ему смешные гримасы. И вскоре их планомерно дружба переросла в угрозу и тогда родители Каплана решили, что у сына крайняя степень шизофрении. Они отвезли ребёнка к психологу, и в кабинете врача стал понятно, что корень всех бед – в необузданном воображении Каплана младшего. Этот случай навёл Витасика на мысль, что не сегодня, так завтра Каплан младший вырастет, научится говорить: «Мама я видела Витасика», и сдаст его с потрохами. И тогда Витасик отстал от Каплана младшего.

Но в этот раз дела обстояли куда иначе. Валера выразила скорбь в свете кончины Каплана младшего, и раздавил с четой семейства литр водки. Печаль нависла над полупустой бутылкой и грустно становилась оттого, что Удо младшего не стало. Ни одна дружба не перебьёт скорбь утраты и полного отчаянья. Добив бутылку Столичной, Удо Каплан затянул на шее петлю, и колченогая табуретка стукнулась о голубой кафель. Он повесился в ванной комнате и оставил после себя предсмертную записку: «Не судите строго…».

Глава 12

Семья Бледных

Земля полнится слухами и кто бы что ни говорил, а сарафанное радио в пределах двора гремит куда лучше нацистской Энигмы. Не ровен час, как сонмы пенсионерок на лавке у подъезда, то и дело норовят, обсудить наркомана с четвёртого подъезда, или куртизанку со второго. И не мудрено, что кончина Удо Каплана повергла в шок целый район, и даже местная газета сочла нужным упомянуть в сводке новостей за прошлую неделю, что в доме на переулке им. Пихта свёл счёты с жизнью мелкий предприниматель. И даже местная газетёнка надумала снять об этом минутный репортаж, но одинокая вдова что есть мочи хлопнула перед носом плюгавого оператора дверью и послала репортёра на три буквы.

Витасик предпочёл остаться в стороне от бесконечного потока скорбящих людей и дальних родственников. Он, к сожалению, ни разу не обладал стальной выдержкой и в итоге прослезился, смотря, как увозят тело усопшего. Сибиряк Валера чаще сорился, нежели был в тёплых отношениях с Удо Капланом, но поминальную речь за скорбящим столом он всё же толкнул: «Вот и не стало с нами отца четверых детей Удо Каплана…». И под занавес пятиминутного монолога он, не чокаясь, смахнул рюмку водки и с пеленою на глазах ушёл домой. Ему стало грустно. Утешение он сыскал в бутылке беленькой. Трёхдневный марафон водки и ржаного хлебы иссяк с концами, и тогда Валерия упекли в отрезвитель. Под мухой он мочился в городской фонтан и видимо, стражи порядка не оценили столь наглую выходку. Сняв дебошира, с казённого имущества, они постарались выяснить, где живёт этот сумасбродный пьяница, но в ответ получили бессвязную речь и гору матершиных песен.

В то время, как дебошир и злостный нарушитель общественного порядка отсыпался в обезьяннике среди местных завсегдатаев, от которых за версту разило выпивкой, над городом навис господин тёплый июнь. Майские грозы утекли далеко за горизонт, оставив на память сонмы грязных лужиц и весеннюю слякоть. Из чего явствует, что настала пора окончательно скинуть с себя оковы зимних холодов и нырнуть в тёплую речку. Громоздкие пуховики, норковые шубы и меховые перчатки, все до одного благополучно отправились на пыльные антресоли. Пока не стукнут морозы, и деревья не оголят тонкие ветви, ни один человек в здравом уме о них и мельком не вспомнит. На смену зимней тяжести, наконец-то пришли разноцветные туфли и символ молодых лет – откровенная юбка.

Прямо сейчас на четвёртом этаже, мать семейства Бледных тщательно перебирала несметные горы тёплых вещей и наполняла хлипкие шкафы то сапогами, то отцовскими свитерами, то вязаными шарфами. Напоследок она аккуратно раскидала по карманам нафталиновые шарики от зловредной моли и заперла громоздкий шкаф на ключ. Антресоли набиты под завязку, полы вымыто добела и на плите варится жирный борщ. На часах полдень, руки от безделья изнывают, и тогда Анита Павловна упала на диван.

Она склонила потную голову на мягкое изголовье, от налитых кровью рук несло моющим средством и томные глаза слипались от усталости. Анита, как и подобает истинной домохозяйке, свернулась клубочком на диване, укрыла ступни шерстяным пледом, нащупала на полу длинный пульт и включила телевизор. В полном разгаре шла очередная серия мыльной оперы. До сих пор федеральные каналы не стесняются крутить по ящику бесконечные сериалы о непорочной любви и тяготах работы в органах правопорядка. Сериалы подобного рода, крутили в конце горячих девяностых, со дня развала Советского союзка, и транслируют их, по сей день.

Объятая трепетом, домохозяйка Анита Павловна, молча, и затаив дыхание смотрела двадцать пятый сезон: «Любвеобильной Натальи». Главная героиня уже, который год безуспешно ищет на просторах столицы неподдельную любовь. И всякий раз на пути Натальи вырастает, либо женатый изменщик, либо безответственный сопляк. Вытянув на облезлом диване свои варикозные ноги, Анита Павловна с явным интересом следила за тем, как смазливый альфонс пытается охмурить в ресторане главную героиню. Я полностью уверен, что серий так через двадцать, горе-альфонс прыгнет под массивные колёса чёрной иномарки, или же обдерёт главную героиню до нитки. Анита Павловна не отводила глаз от телеэкрана и пристально следила за судьбой Любвеобильной Натальи.

Инга Бледных отошла от сна довольно поздно и перво-наперво открыла форточку, впустив в прелую комнату чистое благовоние уличной жизни и выхлопных труб. Под одеяло она юркнула в четвёртом часу ночи, когда утренний рассвет наполнил комнату малиновым свечением. Подобно сове, Инга Бледных ведёт ночной образ жизни, хотя саму жизнь ненавидит. Однотипный подросток, она мало чем выделяется на фоне остальных сверстников и с некоторых пор измышляет о тщетности бытия. На днях ей стукнуло шестнадцать годков, и пубертатный период в скором времени должен пойти на убыль. Приступы вечной истерики, останутся позади, и лишь месячные будут напоминать ей, о давно минувших днях скоротечной молодости.

До полуночи Инга трепетно держала в бледных руках книгу Стивена Кинга и, дочитав, пятую главу она неспешно переключила всё своё внимание на серый ноутбук. Американский фильм ужасов, недавно вышедший в прокат, мелькал на крохотном экране ноутбука. Досмотрев фильм до победного конца, Инга хлопнула экраном ноутбука и улеглась на кровать. Анита Павловна не стала бранить родное чадо за любовь ко сну и отнеслась к выходке дочери с ноткой материнского скептицизма. Она швырнула на кровать разбросанные по дому носки, наложила в тарелку сладкого творога, вскипятила чай и взялась за каждодневную уборку дома.

Инга надела домашние тапки, накинула на плечи махровый халат и тихоходом проскочила в ванную комнату. Инга надеялась принять утренний душ и смыть с тела остатки полуденного сна. Швырнув в угол махровый халат, она сняла тапки и встала под холодным душем.

В несколько вялом состоянии, осовелая мать готовилась к послеобеденному сну, но услыхав, что в ванной льётся вода, и счётчики наматывают сплошные круги, она живо вскочили с дивана. Выключив телевизор, Анита Павловна что есть мочи потянула на себя дверь в ванную комнату, но Инга вопреки порицанию стервозной матери заперлась изнутри. Анита Павловна питала неприязнь к трём вещам – это финансовые пирамиды, напрасная трата отцовских денег и каждодневное мытьё в ванной. На крючок финансовым пирамидам попался несмышлёный братец Жора, и вылетел, что называется, в трубу. С тех пор Анита Павловна считает каждую копейку и упрекает дочь в растрате отцовских денег. «Он эти деньги, кровью и потом нажил! А ты их транжиришь без дела!», как-то ответила любящая мать на просьбу непутёвой дочери – выдать ей пару сотен на карманные расходы. Так что, личные деньги в этом доме, есть только у матери. Анита Павловна, точно бухгалтер в крохотной фирме, одна заведует всеми средствами и учтиво контролирует денежный оборот. И в особенности ей не особо нравилось, что дочь подолгу находится в ванной комнате. И лишь после несказанно тяжёлой работы, например, орудуя киркой в шахте, или топором на базаре, человек может принять тёплый душ. Двадцать первый век на дворе, а она до сих пор моется лишь раз в неделю, по воскресеньям. Лягушатники во Франции говорят слащаво – фетиш, а русский человек скажет прямо, что ты мать сошла с ума.

Инга всего на всего подросток и дерзить матери в ущерб тихой жизни, она точно не станет. Но то, что мать годами стоит на своём и не позволяет дочери принять душ, наводит на мысль, что надо бы показаться врачам. И ладно если только в доме один человек сошёл с ума, но коллективное помешательство, это сущий кошмар. Отец поддерживает мать во всех её начинаниях. И если сварливая жена шепнёт на ушко, что дочурка совсем от рук отбилась, то, стало быть, она полностью права и перечить ей он не станет. Отец, хоть и каблук, но голова на плечах у него имеется. Он по своей натуре человек крайне равнодушный и в суть дела не вникает. Он убеждён, что мать лучше, как поступить и вообще перестаньте меня докучать! Я только что с работы вернулся..

–Открывай! Кому сказано.– Анита Павловна кричала на всю округу.– Ты не на шахте пахала, чтобы в ванной мыться. Лицо сполоснула, зубы почистила и на сегодня хватит. Баста!

Инга и ухом не повела, и глазом не моргнула. Она выдавила каплю лошадиного шампуня на бледную ладонь и мыльные пальцы живо затерялись в копне мокрых волос. Горькая пена комками выступила на голове и пропитанная мылом капля ущипнула зеленоватый глаз.