Хрущёвка

Так и простояли они в обнимку четверть часа и ни слова друг другу не сказали.

***

Наутро Инга вернулась в исходное положение и легла на советскую кушетку. Ян продолжил работать над очередной картиной и думал, как скоро она от него сбежит. Такую работу, не каждый осилит, в особенности, если ты девочка-подросток. Работать натурщицей, это Вам не мелким чинушей в администрации города бумажки заполнять. Эта профессия требует немалых усилий, в том числе терпение и послушание. Тонкости и сложности работы натурщицей многогранны. И доподлинно известно, что не всякого рода девица, способна выстоять четыре часа в одном положении, и при всём при этом подолгу смотреть в одну точку на стене, целиком заморозив мимику лица. Отсюда горькие последствия – остеохондроз коленных суставов, потеря зрения и варикозные расширение вен.

Вот на какие жертвы идёт натурщица, ради искусства! Инга делает первые шаги на этом поприще и к делу подходит крайне ответственно. Не самая весёлая работёнка, но это куда лучше, нежели часами преть в офисном кресле и строчить на бледных компьютерах отчёты за прошедший квартал. И что ни говори, однако работа натурщицы, даёт ей полное право называть себя – частью современного искусства.

Неписаный устав любой натурщицы гласит: молчание – находка для любого художника. Но порой Инга забывает о главном… о том, что тишина в мастерской на вес золота и начинает безумолку чесать зыком.

–Послушай Ян… У меня для тебя есть чудесная новость. Мои родители, хотят с тобой познакомиться.– её голос заметно дрожал, а вместе с ним дрожали и тощие до костей руки. Инга говорила медленно, бубнила себе под нос и губы почти не раздвигала, стараясь не нарушить целостность выстроенной композиции.

–Неужто они давние поклонники моих картин? Если да. То я крайне польщен. Я и не думал, что среди обывателей, есть истинные ценители современного искусства. Как правило, они зачастую нелепы в выражениях и клеймят мои картины, называя их дешёвой мазнёй.– сказал Ян и макнул кисть в цветную палитру.

–Нет… Не совсем. Они люди далёкие от искусства и за всю свою жизнь лишь однажды бывали в музее восковых фигур. Как там говорили коммунисты!? Рабочий класс!? Ну, так вот… Мои родители эталон рабочего класса.– Инга не стеснялась говорить в открытую, что её родители от искусства далеки, настолько, что световых лет не хватит, чтобы просчитать их культурную необразованность.

–Тогда, что им от меня надо? Говорю сразу. Портреты на заказ я не делаю! Я этим больше не занимаюсь. Мне того раза хватило выше крыши… Когда двум ярым представителям субкультуры радикального быдла, чем-то не угодила моя работа – «Чёрный сюр в лицах работяг!». И поскольку они наваляли мне, мама не горюй! То я не желаю более с фонарём под глазом ходить. С меня достаточно того, что от удара битой моя голова чуть не раскололась на два равных полушария. И что самое главное, эта пародия на людей… эти гады, не купили мою картину. Скажу больше, они её нагло порвали! А я вложил в неё душу…– Ян слегка приуныл. История с рукоприкладством кончилась тем, что недовольных клиентов в итоге поймали и завели на них уголовное дело по 112-й статье: причинение вреда здоровью средней тяжести.

–Поверь мне… Ни моей матери, ни отцу и в голову не взбредёт поднимать руку на гостя, тем более на… художника. Просто вчера вечером мать набросилась на меня с кулаками и устроила мне, что называется допрос с пристрастием. И я не придумала ничего лучше, чем сказать, что ты мой парень.– на минуту ей захотелось принять более удобную позу. Но не став нарушать целостность всей композиции, Инга отказалась от этой затеи.

От услышанного Ян потерял дар речи, и кисть в руках художника застыла над холстом. Он словно обратился в каменную статую и на любой вопрос теперь отвечал немым молчанием. И откуда ни возьмись! Раздался грохот! Палитра тёмных красок соскочила с разбитых параличом колен и живо плюхнулась прямо на ворсистый ковёр. Орава кистей рассыпалась по полу, и Ян судорожно принялся собирать их в одну кучу. На помощь художнику пришла Инга. Она встала на четвереньки и нащупала под коляской махонькую кисточку. Видимо Ян, всё же испытывал к ней любовные чувства. И между ними куда больше, чем просто деловые отношения молодой натурщицы и художника.

–Не стоило…– робко ответил Ян.

–Чего именно.– спросила Инга.

–Не мне стоило помогать. Я и сам неплохо справляюсь. К тому же ты покинула рабочее место. А это не есть, хорошо…– ответил Ян.

–И что теперь? Ты меня уволишь?– губы её расплылись в лёгкой улыбке, и сама она сияла, точно солнце поутру.

–Обойдусь простым штрафом..– ответил Ян и тотчас подобрал с пола упавшую вверх дном палитру красок. И чтоб тебя! На ворсистом ковре отпечатались тёмные пятна и надо статься, обычном порошком их не вывести. И как художник, Ян плевать хотел на ковёр. Ибо его жизнь, это сплошная метаморфоза тёмных пятен. Но будучи хозяином этой квартиры, Ян места себе не находил в силу того, что бабушкин ковёр, полувековой давности, сызнова придётся отдавать в химчистку.

–В виде чего?– Инга кокетливо стреляла глазками и настырно добивалась от него признания в любви.

–Пока не знаю… Но я что-нибудь, да придумаю.– ответил Ян.

–Будь другом… Выручи меня завтра… Явись на встречу, хоть на один часик…

–Завтра! Инга… Честно слово. Ты меня убиваешь! Я тебя знаю без году неделя, а ты уже мне в родственники набиваешься. Не забывай, что между нами, исключительно деловые отношения. Я художник, ты моя натурщица. И не более того! -ответил Ян.

–Вот именно! Не дай мне зачахнуть… Ведь я твоя натурщица. Подумай, что будет со мной, если ты не явишься на ужин. Да родители меня заклюют. Разве ты этого хочешь. Прошу тебя!– Инга встала на колени и схватила его за руки.

–Подымайся! Не стой на коленях. Вещи подобного рода дискредитируют меня, как мужчину. Я, будучи представителем сильного пола, не позволю, чтобы женщина ходила передо мной на коленях.– Ян силой принудил Ингу встать с колен и не позорится.– Имей хоть немного уважения. Я инвалид! Как ты этого не понимаешь! Я элементарно не могу без помощи соседа взобраться на крышу дома, а ты мне предлагаешь сходить на ужин!?

–Я помогу тебе! И престань ныть. Ты не инвалид, ты особенный. Вот я серая мышь. Но ты… Уникум… Женщин моего калибра, на свете десятки миллионов, если не сотни. И поверь мне на слово, я знаю, о чём говорю. Ты востребованный художник. Люди платят деньги, чтобы посмотреть на твои картины. И пускай они довольно странные, но раз народ ходит, то им интересно.

–Хорошо… Хорошо… Твоя взяла. Ты меня уговорила. Я не прочь поужинать с твоими предками.– сдался Ян.

–Что бы я без тебя делала…– Инга заключила своего спасителя в крепкие объятья.

–С голоду бы померла.– ощутив на затылке весьма приятное дыхание, Ян проникся благовонием женских духов неизвестной марки. Перед тем, как пойти на любимую работу, Инга позаимствовала у матери флакон духов, то ли сербских, то ли молдавских и главное, что разило от них за версту. И не взирая, на то, что от молодой натурщицы смердело зловонием, художнику понравился резкий запах дешёвой дряни. Ян не прочь вдохнуть полную грудь ядовитых поров, если Инги ими надушится.– А теперь оставь меня в покое. Я хочу предаться размышлениям.

–А как же картина?– удивилась Инга. Впервые за месяцы работы натурщицей, она слышит от Яна подобного рода слова.

–Я слишком потрясен, чтобы работать. И мне надо переваривать тяжеловесные мысли в своём котелке. Так что, на сегодня хватит.– ответил Ян и удалился в соседнюю комнату. Инга накинула на плечи куртку и вернулась домой.

Ян мирно сидел возле окна, а если быть точнее, он провожал взглядом бесконечную вереницу облаков. Его распирали незнакомые доселе чувства, от которых голова кругом идёт и ладони потеют. То ли диарея, то ли спазмы в желудке, тому виной. Сразу ведь не поймёшь. Возникло явно желание творить и тяготеть ко всему живому, вплоть до уродства, какими бы оно ни было. И не до конца ясно, что именно рождало в нём чувства, одновременно мрачные и ликующие. Но одно Ян знал точно – Инга имеет к этому прямое отношение.

–С чего вдруг Инга Бледных к тебе захаживает? Неужто любовь?– любопытничал Витасик. Он притаился в тёмном углу и наблюдал за ними больше часа. С тех пор, как Инга улеглась на кушетке, Витасик не двинулся с места и звука лишнего не издал, и даже успел часок другой покемарить.

–Тебе-то какое дело? Ты лучше меня на крышу дома перенеси. Здесь дышать нечем… Сплошная духота, что в гостиной, что на балконе. Мне кровь из носу нужен глоток чистого воздуха. И не задавай лишних вопросов. Я выдохся!– жаловался Ян.

–Кто это, мы!?– недоумевал Витасик.

Бывает и такое, что Ян, сложив руки на груди, выдаст мудрёное словечко и кого угодно ведёт в лёгкий ступор. И Витасик тому в подтверждение… Он зачастую делал умный, полный мыслями вид мудрого человека, хотя сроду не знавал таких слов.

–Я и моя душа.– ответил Ян и закатил глаза.

–Ну… Хозяин барин.– утвердил Витасик и по щелку худых пальцев, они тотчас же растворились в воздухе.

Тёплый ветер ласкал щёки, и небо казалось, до того голубым, что возникало желание искупаться в бездонном море. В шаге от обрыва, Ян сидел на инвалидной коляске и не сводил глаз с прохожих. Одни плетутся домой, вторые шагают по делам, а третьи гуляют по городу и не знают, чем себя занять. Ян сидел в инвалидной коляске, на краю обрыва и думал о завтрашнем дне.

С Витасиком Ян знаком давно и в их знакомстве нет ни грамма того, что могло бы заинтересовать читателя. В тот будний день он безнадёжно колесил по квартире, из одной комнаты в другую, раздвигал горы мусора и отчаянно пытался найти чистый, нетронутый холст. Сперва Ян перевернул вверх дном мастерскую, следом он вытряхнул шкафы в спаленной комнате и заглянул под кровать. Но кроме старой палитры и кистей, он так ничего толком не обнаружил. Сплошной мусор злился Ян, и тогда он двинул в гостиную. Творческий беспорядок царил повсеместно, и не было, в квартире такого угла, кроме мастерской, где чистота и порядок нашли точку соприкосновения. Витасик по доброте душевной прибирался в доме неряшливого художника, но держать постоянный бардак в чистоте, это сродни безумию. Он решил между тем убраться в гостиной комнате и напрочь позабыл о хозяевах квартиры.

И получив, по темечку складным мольбертом Витасик опрокинул гору мусора и трижды пожалел, что сунул свой нос в эту никчёмную квартиру. Ян в конечном итоге повесил на него ярлык злостного грабителя и обещал вызвать стражей порядка – они пулей отправят последнего ворюгу на нары срок мотать. Витасик же в свою очередь напористо отрицал любую причастность к грабежам. Он и мухи не обидит! Расставив, всё точки над i, они в одночасье, без лишней суеты выяснили, кто есть кто, и что мы из себя представляем. В знак примирения, Ян написал портрет Витасика и в конечном итоге продал картину давнему коллекционеру современного искусства. Витасик ничего против картин не имел, но ему некуда было девать огромный холст. Не повесит же он его в квартире! Закадычными друзьями их точно не назовёшь, но если они и враждовали, то из рук вон плохо. Бывают, что человек тебе и ни друг, и ни враг, а нечто среднее. Вот и они друг другу, были нечто средним… Приятели. Ни больше, ни меньше…

***

Электрический будильник на прикроватной тумбе призвал Яна воспрянуть ото сна. Что он и сделал. На часах мерцала шестёрка. Довольно нетипичное время для художника его лет. Как правило, Ян обычно дрыхнет до полудня и, восставши ото сна, он на голодный желудок приступает к работе. Перекус Ян делает ровно в четыре часа полудня, ни секундой меньше, ни минутой больше. К тому времени его изголодавший желудок берётся издавать нелицеприятные для ушей звуки. И правду люди говорят, что волки в животе воют. Однако сегодня Ян проснулся с первыми петухами. За окном светало, и лучи раннего солнца мало-помалу наполняли квартиру редким золотом.

И прежде чем, разбить над чугунной сковородой три куриных яйца и добавить щепотку соли, Ян первым делом нащупал в недрах шкафа чёрный костюм с белым воротом и лакированные туфли. В последний раз Ян был при параде на музейной выставке в честь русского авангардизма и с тех пор костюм оставался в нетронутом виде. От пиджака до сих пор веяло унынием высокопоставленных лиц на вороте и неподдельной скукой в области плечевого шва.

Попутно замечу, что на лацкане чёрного пиджака отпечатался сигаретный окурок, упавший с балкона и для полноты всей картины на шлице рукава не хватало одной пуговицы. Но ничего страшного, Ян придумает, как ему скрыть подобного рода недуг. Ян художник! Весь быт его, вплоть до личной гигиены неопрятен до мозга костей, и сам он подчас забывает обрить густые баки на щеках. Ему не привыкать… Лакированные туфли Ян вынимал в прошлом году и отнюдь не ради того, чтобы впечатлить даму сердца. Он делал это ради искусства! И поставив на стол одну пару чёрных ботинок, Ян приступил к работе над очередной картиной – «Ешьте обувь! Братья!». Художник так и не успел воплотить новаторскую идею в конечный продукт. Ибо пропало желание. Не хватило сил.– Ибо запал упал об пол и погас!– именно эту фразу написал Ян на обратной стороне холста. И ради хохмы стоит добавить, что один из провинциальных музеев под Таганрогом с радостью взял под крыло уникальную картину молодого, но подающего большие надежды творца современного искусства.

И не пристало ему! Художнику первой величины приходить на званый ужин в драных лохмотьях. И чтобы хоть на десятую долю соответствовать образу успешного человека, сперва необходимо нагладить мятые брюки и снять с лацканов пиджака годовалую паутину. Ян раздобыл в кладовке старый утюг и до чопорной прямоты сгладил на чёрных брюках все неровности. Следом он взялся начищать гуталином лакированные ботинки и едва не протёр в них огромную дыру. Он надеялся очаровать семейство Бледных, в особенности Ингу и раскочегарить в ней любовные чувства. Ян не до конца сознавал причину, по вине которой сердце бьётся, словно боксёр на ринге, птицы в животе нарезают бесконечные круги, и широкие ладони потеют день ото дня. Нервы? Лихорадка!? И то и другое имеет место быть. Но в глубине души Ян истинно понимал, что его ранимое сердце пронзила любовь. Изначально он наивно полагал, что между ними исключительно деловые отношения. Только и всего… Но выяснилось, что Ян далеко не бессердечная машина с кистью в руках и палитрой на коленях, а человек способный любить и быть любимым. Он художник и будучи творцом, знает толк в неподдельной любви.

Ян подготовил костюм к выходу на свет и между тем налил себе чашечку крепкого кофе. Как пуля и автомат! Как стрела и амурная любовь! Кофе и сигареты – идеальное сочетание для тех, кто по жизни волк-одиночка и на досуге любит предаться долгим размышлениям о сущности бытия. На скорую руку Ян сварганил яичницу с жареной колбасой и приправил блюдо щепоткой соли. И чтобы уберечь время от условностей, он кушал прямо со сковороды. И на кой, спрашивается, горы посуды зазря марать. Чтобы отведать простой яичницы? Он, в конце концов, не устриц поедает за одним столом в кругу видных фигур, а обыденную яичницу.

Опорожнив чашку до самого дна, Ян провёл горбушкой чёрного хлеба по сковороде, размочил в остатках яичницы хрустящую корку, и покончил с приёмом пищи. Он швырнул грязную сковороду в умывальник и скрылся в соседней комнате. Сковороду он обязательно помоет, и вилку, и чашку, и горы немытых тарелок. Как только руки до посуды дойдут, так сразу! В квартире художник царил постоянный бардак и ему, как человеку занятому, попросту не хватало времени, чтобы привести жилище в относительный порядок. И похожая картина наблюдалась почти во всех комнатах, кроме мастерской – там витала сама чистота. За рабочим место Ян следил в оба глаза. Ибо негоже ему, творить высокое искусство в окружении пахучего мусора и горы объедков. Тут, как-никак, дело принципа.

Ян заехал в ванную комнату и принялся наводить праздничный марафет. Он сбрил жестковатую щетину недельной давности, снял густые бакенбарды и впервые за долгое время удосужился вымыть голову шампунем. Оказалось, что у него довольно пышная шевелюра и надо бы срочно наведаться в парикмахерскую, иначе хвостик отрастёт. Ян прождал в гостиной до самого вчера и не знал, чем себя занять. К мольберту прикасаться, настроение не лежало, а телевизор вещал сплошной бред. Так и просидел он в полном одиночестве до самого вечера. Только он и перекидной блокнот с карандашными набросками мифических существ, нечто вроде ходячего дерева, или умного в общении чиновника.

И ближе к семи часам вечера в дверь позвонила Инга. Чёрное платье ниже колен, наглухо прикрывало все непристойности, и прямым текстом намекала, что Инга девушка приличная. И на первом свидании, дальше поцелую в щёчку, дело явно не зайдёт. И не мечтайте! Помимо чёрного платья, Инга рискнула надеть замшевые балетки, тонкие колготки и собрать пышные волосы в пучок. Она слегка подкрасила губки и нанесла тени на густые брови. Инга не походила на модель первого класса, и на подиум её не рискнул бы поставить и самый последний глупец. Однако Ян находил в ней тонкую изящность и неподдельную красоту женского тела. На вкус и цвет, товарища нет! Многие бы осудили выбор Яна и обрекли его на жизнь с пустоголовой девицей. «Да на кой тебе сдалась эта серая малолетка. Ни кожи, ни рожи! В мире столько женщин, готовых прыгнуть на парализованные колени успешного художника». Вот именно, что на колени художника. Прийти на всё готовое и свесить ножки – главный девиз большинства меркантильных женщин. А Инга, напротив, прыгнет на колени исключительно любимого человека и даже не подумает, сколько всего купюр он хранит в кошельке. Ноль! Всё деньги Ян хранит в банковской карте и считает бумажные рубли неким архаизмом – пережитком далёкого прошлого.

Инга выкатила инвалидную коляску в подъезд и помогла Яну спуститься на третий этаж. Увы, но пандусов в доме сроду не бывало. Лишь деревянные перила нагнетали тоску, и крутые ступени казались бесконечными. И сколько бы Ян не бился с коммунальщиками за право установить в доме пандусы, но чиновники все, как один стояли на своём – установить подобного рода конструкцию в подъездах Вашего типа невозможно. И тогда Ян решил не пороть горячку и самому установить пандусы, а главное за своё счёт. Но и эта идея успехом, как таковым, не увенчалась. Наутро следующего дня, злостные чиновники выявили ряд нарушений, и к обеду в подъездах не осталось ни одного пандуса. Казённая система, основанная на бюрократизме не оставила ему иного выбора, как подчиниться администрации города и всем, кто там трудится в поте лица. С тех пор Ян не докучал коммунальщиков просьбой установить в доме несчастный пандус. И проще будет Землю повернуть вспять, нежели добиться от чиновника акта благодетели.

Дверь в квартиру семейства Бледных оставалась открытой ровно на три дюйма. Потянуло жареной картошкой, видимо Анита Павловна сподобилась приготовить нечто большее, чем простые макароны, или картофельное пюре с подливой. Было слышно, как на кухне гремела посуда, и мать вовсю суетилась у плиты. Отец развалился на кожаном кресле и в полудрёме смотрел телевизор, в то время как мать хлопотала на кухне. Инга медленно вкатила инвалидную коляску в дом и помогла Яну снять лакированные туфли. И стоило ему начищать туфли до блеска!? Коли он снял их на входе. И услышав в соседней комнате натужный скрип колёс, мать на секунду отошла от плиты, чтобы взглянуть на принца и белоснежного коня. Сидя на стальном коне, Ян негодующе вскинул руками и в присущей ему шутливой манере заявил: «Мама, встречайте гостей!».

И каково ей было застать немощного инвалида, на месте здорового и состоятельного жениха любимой дочери. Хотя… На счёт состоятельности, Ян Микуленко со многими может потягаться, однако хилое здоровье и отсутствие ног отнюдь не играли ему на руку. Кого угодно, но только не инвалида на громоздкой коляске, ожидала встретить мать. Что-что, а подобного рода сюрпризы не сулят ничего хорошего, лишь сердечный приступ на нервной почве. Мать влажной тряпочкой натирала белую тарелку и готовилась встретить башковитого зятька. Но стоило ей застать в прихожей немощного инвалида, как тарелка выпала из рук и осколки битого стекла разлетелись по ворсистому ковру. Отец живо вскочил с кресла и точно комары на свет, он примчал на шум. В отличие от матери, отец не разинул пасть в изумлении. Напротив, он расчётливым взглядом смерил его тарантайку и забавы ради спросил: «А сколько лошадей под капотом!?». Мать не оценила колку шутку отца и обратила на него свой фирменный взгляд – вскинув густыми бровями, она очертила его гневным взором и нагнала лютой жути. Без лишних слов, отец сделался серьёзным и насупил радостные брови.