Хрущёвка

–Достаточно, чтобы поддать газку!– пошутил Ян и в ответ ожидал услышать хоть пару словечек. Но кроме безмолвной тишины ни мать, ни отец заговорить с ним не решались. Они смотрели на него, словно на музейный экспонат – смотреть можно, трогать запрещено. Отец вроде бы и поздороваться с гостем хотел, но руку ему так и не протянул. Не вежливо будет с его стороны, подумал Ян. И чтобы разом сгладить между ними все неровности, он первым делом протянул чете семейства потную ладонь. Отец, боясь вывихнуть инвалиду плечо, робко пожал гостю руку и отделился от него на приличную дистанцию, во всех смыслах этого слова. Всё это походило на сплошной цирк. Он словно не инвалид, а прокажённый чумой обитатель средневековья. Ян исподлобья взглянул на Ингу и лёгким движением руки намекнул любимой, чтобы она представила его родителям.

–Мама. Папа. Знакомьтесь, это Ян. Мы с ним пара.– Инга не совсем понимала, отчего вдруг родители, сделались до того холодными людьми и не проявили должного радушия. Странно… Обычно они гостеприимны и не дадут гостю умереть со скуки. А нынче сами на себя не похожи.

–Добро пожаловать… Ян.– мать впервые за столь долгое время перекинулась с гостем целой фразой.– Ну что ж… Прошу к столу. Чем богаты, тем и рады.– Мать проводила, не то гостя, не то калеку на кухню и усадила инвалида за стол. Они дружно расселись по своим местам, и неохотно приступили к долгожданной трапезе. И от столь холодного гостеприимства, остыла не только жареная картошка, но и курица в духовке. Минуты две от начала застолья в комнате царила немая тишина, и было слышно, как под люстрой жужжала назойливая муха. Инга попросила передать ей ломоть хлеба, и тогда Ян всучил любимой целый поднос.

–Благодарю Вас за столь тёплый приём.– Ян скрасил тугое молчание парой лестных слов в адрес матери.– Инга много о Вас рассказывала.

–Правда!? И что же она говорила!?– мать пыталась ухватиться за нить разговора.

–Исключительно хорошие вещи.– Ян прибегнул к гнусной лести. Но что только не сделаешь, ради любимой натурщицы… Или просто любимой.– Например, что Вы чудесная домохозяйка. И с Вам есть о чём поговорить.

–Вы кстати, чем на жизнь зарабатываете?– любопытничала мать.

–Я пишу картины.– гордо ответил Ян.

–А разве картины не рисуют?– удивился отец.

–Позвольте, я Вам объясню…– он отложил в сторону объятую маслом вилку и начал говорить об истории мирового искусства.– Прежде всего, любая картина, подобна книгам, или каменному изваянию, это отдельно взятая история. И не столь важно, чьих рук это творение – пейзажиста, или сюрреалиста… Главное, что художник истинный знаток своего дела и не первый год держит в руках кисть. И если картина, это своеобразная история…– он выдержал секундную паузу.– …То что в первую очередь делает человек с интересной историей? Правильно. Он в подробностях пишет о ней рассказ, или же эссе, или же статью в газете. Будь то, город, полный людьми, или же шторм на Средиземном море – всё это одна большая история, написанная рукой художника. Получается, что мы не рисуем историю, мы пишем её на полотнах. Ошибочно будет сказать, что художник рисует историю. Если же речь, конечно, не идёт о наскальной живописи. Тогда, верно… Первобытный человек за неимением алфавита, рисовал историю на каменной глыбе.

–Интересно… Интересно…– говорил отец с набитым ртом.

–Но разве можно, жить на одни картины!? А что если, Ваше творчество, с концами потеряет спрос среди публики? Что же тогда!? Вы станете побираться на вокзале!?– мать давили на гостя бестактными вопросами и дочери это не нравилось.

–Нет!– возмутился Ян.– В том случае, если же написанные мною картины, утратят интерес среди моих почитателей, то кроме ног, я лишусь смысла жить и творить дальше. Буду, что называется, влачить жалкое существование на те деньги, что я скопил, продавая картины.– ответил Ян. Но если говорить начистоту, то он лгал. И не имеет большого значение, упадут ли картины Яна в цене, или же утратят интерес со стороны публики. Что совой об пень, что пнём об сосну – всё одно, Ян продолжит писать картины. И самое страшное, что с ним может приключиться, это далеко не паралич обеих ног, или же гнев публики, как говорится, сегодня народ ходит налево, а завтра станет модно ходить на руках. Худшее из всех зол, насколько Ян может судить, так это отсутствие всякого желания писать картины. И потеряй он всякий интерес к холсту, то жизнь его утратит всякий смысл. Он станет полным импотентом.

–И что же случилось с Вашими ногами, если не секрет!?– мать, лишённая чувства такта, досаждала гостя исключительной грубостью. Услышав столь дерзкий вопрос, Инга тотчас же поперхнулась жареной картошкой, и поскорее протолкнула затор компотом. Отец хлопнул дочери по сопатке, и помог ей откашляться.

–Мама!– недоумевала Инга.

–Что мама!? Я должна знать, с кем имеет дело моя единственная дочь.– ответила Анита Павловна.

–Инга! Я в порядке… Ничего страшного, в конце концов, не случилось. Вы не первый, и не Вы последний, кто задаёт мне подобного рода вопросы. И если публика требует, то я разложу всё по полочкам. Ночь. Сентябрь. Слегка поддатый я сажусь за руль автомобиля. Косой дождь моросил с самого утра. Лобовое стекло, словно окатили ведром холодной воды. Ни дорога, а сплошная муть. Яркое свечение на вихлявой дороге. Фонарный столб, лобовое стекло и гнетущая тьма. Лишь помню, как в пьяном угаре я на секунду открыл глаза, и увидел перед собой мокрые кусты шиповника. И прежде чем, очнуться на больничной койке, я пять дней пролежал в коме. Вдруг ни с того, ни с сего, мне приспичило в туалет, но вот беда! Ноги не подчинялись мне, как я бы того не хотел. Паралич обеих ног – врач вынес приговор всей моей дальнейшей жизни и с тех самых пор я прикован к инвалидной коляске. Вывод напрашивается сам – я вёл неблагопристойный образ жизни, и сама жизнь в конечном итоге меня за это покарала. Я много курил, часто уходил в запой, обожал водку и неделями не подходил к холсту. Меня устраивал подобный расклад, иначе бы я давно завязал со всеми непристойностями, вплоть до пьянства и курения. Мне нравилось жить сегодняшним днём и не испытывать никаких забот. И отчасти я благодарен судьбе, что та авария на перекрёстке вправила мне мозги. Теперь, когда ноги мои парализованы, я днём и ночью, тружусь в поте лица, и веду крайне трезвый образ жизни.– отрывок из биографии Яна Микуленко, оказался, настолько душещипательным, что Инга удержала в себе слёзы и развела сырость на щеках.

Грядущий час они провели в незабвенном молчании и за столом не проронили ни единого слова. Тарелки, набитые кушаньем, мало-помалу истощились. Голодный, как собака отец, умял жареную картошку, а от мясистой курицы не осталось и следа. Лишь обглоданные кости и липкий жир вокруг тарелки, напоминали о сытном ужине. Трапеза удалась на славу, правда, сам вечер выдался скудным на разговоры. Ян хотел завести с четой семейства Бледных насыщенный на слова диалог, но больше, чем пары скудных фраз он от него так и не добился. На беседу с матерью, всех нервов не напасёшься. Она то и дело, наседала на гостя и задавала много личных вопросов. Весь вечер над столом на пару с вредной мухой, витала напряжённая обстановка и не мудрено, что Ян не просидел в кругу чужой семьи и пары часов.

–Ну… Что ж! Спасибо за ужин. Но пора, как говорится, и честь знать.– Ян перебил немую тишину, царившую на кухне с момента его прихода, и облегчил жизнь буквально каждому, кто весь вечер сидел за этим столом.

–Уже уходите!? Однако быстро Вы домой собрались. Не хотите ли напоследок отведать кусочек моего фирменного пирога?– разумеется, никаких пирогов Анита Павловна не пекла и последнее, чего она хотела, так это лишние пятнадцать минут, просидеть в томном молчании, среди лиц не расположенных к общению. И остаться на чай мать предложила из мнимой вежливости к гостю… Ни больше, ни меньше. Мать прекрасно понимала, что будь Ян в кругу интересных ему людей, то он ни за какие дарма не покинул бы застолье в самом его разгаре. Видно, что годы учёбы на психолога, не прошли даром. И окажись Анита Павловна чуточку умнее и не выскочи она замуж в двадцать лет, то имела бы весомый шанс сделать себе громкое имя, работая психологом. Но семья, как говорится, карьере помеха. Ты либо стойкая на проруху мать, либо независимая ни отчей помощи гордая женщина и хозяйка одной, чудесной, пушистой киски.

–Dan Kishon! Но я, пожалуй, откажусь от десерта.– ответил Ян.

–Может, останешься?– упрашивала Инга.– Ну, хоть на пару минут.

–Не докучай гостя. У него, в отличие от тебя, дела имеются.– мать слегка растерялась и не ожидала она, что Инга, встрянет посреди разговора.

–Мне, правда, пора домой. К тому же час поздний. На работу завтра. И не пристало мне, в конце концов, чаи распивать, когда у самого дел непаханое поле.– ответил Ян.

Их взгляды скрестились, точно шпаги в бою и для полноты сей картины не хватало тревожной мелодии на фоне. Мать окинула художника благодарным взглядом. Ян в долгу не остался и понимающе кивнул в ответ. Немое застолье воздержанных на язык лиц, подошло к долгожданному концу.

Возле умывальника гремела посуда всех мастей и на жирной скатерти, за вычетом крошек и редких объедков, ни грамма еды не осталось. Анита Павловна в срочном порядке настояла на том, чтобы отец проводил гостя домой, иначе сам Ян разве что, стукнется темечком о стальные перила и… здравствуй сотрясение. В то время, пока отец возился с гостем на лестничной клетке, мать едва ли не силой отвела дочь в соседнюю комнату, где и провела с ней воспитательную беседу.

–Ты кого это в дом привела!? Сдался мне твой калека безногий, как собаке баян. Ладно, хоть русский и на том спасибо!– мать кругами ходила по комнате и нервы взыграли не на шутку.

–Да что ты такое говоришь? Ян умный, образованный, заботливый человек и не даст меня в обиду. Он пример для подражания… Эталон идеального мужчины. Не спорю, он инвалид-колясочник. Но и что с того! В каждом из нас есть свои недостатки. Мы люди, в конце концов, а не роботы. В его случае, это так вовсе небольшая особенность.

–Небольшая!? Особенность!?– от услышанного у матери защемило в груди.– Он безногий! А если беда с ним случится. На кого ты инвалида оставишь. Я сиделкой не нанималась. Мне целый зять нужен, а не половина. Делай что хочешь, а ноги его в моём доме не будет! И видеться с ним ты перестанешь… Он на тебя пагубно влияет.

–Он тебе не сигарета, чтобы пагубно на меня влиять! И тебя не спросила, с кем мне видеться можно, а с кем нельзя. Моя жизнь! Мои правила! С кем хочу, с тем и общаюсь. А тебе мама! Я настоятельно советую изменить взгляды на жизнь. Иначе твори расистские наклонности, до добра не доведут.– Инга перешла на личности.

–Заткнись! Тварь неблагодарная… Будет тут меня всякая соплячка жизни учить. Молоко на губах не обсохло, чтобы с матерью в таком тоне разговаривать!– мать переполняло гневом.– Мой дом! Мои правила! Не нравится. Тогда вали на все четыре стороны! Иди к своему инвалиду! Поплачься в жилетку! Только и можешь, что реветь. Бестолочь… Глядишь семью заведёте! Ненормальная! Дура! Променяла родную мать, на калеку! Пригрела змею на шее. Но ничего… Рано или поздно, ты за всё ответишь!

–Не смей приплетать к разговору, наше с тобой родство. Ты меня родила, но матерью так и не стала! С меня хватит! Я ухожу! Chao!

Тем временем на лестничной клетке состоялся разговор тестя и будущего зятя. Отец проводил Яна до самой двери и напоследок обменялся с ним парой тёплых фраз.

–Женись на ней! И поскорее… Сил моих больше нет, Ингу воспитывать. С каждым годом она всё сложнее и сложнее. Ох уж, эта женская натура… Хрен взломаешь.– вздыхал отец.

–Поживём, увидим.– уклонялся от ответа Яна.

–Ты мой милый друг… Не в кинотеатра попал, чтобы видеть. Ты конкретно попал, и отступать нынче некуда, позади Москва!– говорил отец.– Дают, бери! Берут, беги! И мой тебе совет, лучше хватай своё счастье за руку и совет Вам, да любовь!

–Не торопите события… Всему своё время.– Ян ловко уходил от заданных отцом вопросов, точно болид на гоночной трассе уходит от преследователей.

–Перестань говорить со мной крылатыми фразами! Я, будучи главой семейства, отдаю тебе на поруки свою, заметь… единственную дочь и тому подобное. Ступайте в ЗАГС и создайте же, наконец, ячейку общества.– не утихал отец.

–Я подумаю.– ответил Ян.

–Ты думай… Только время не теряй!– говорил отец.– Бывай… Зятёк.

–До свидания!– бросил вдогонку Ян и подкатил коляску к входной двери. Само слово зять, пугало его до глубины души. Ян понятия не имел, готов ли он поставить штамп в паспорте, или же до конца дней своих носить тяжкое бремя холостяка. И чтобы прийти к умозаключению, он тщательно должен обмозговать, чем этаким хороша семейная жизнь. Ян скрылся в доме и запер за собой входную дверь.

Инга между тем наспех упаковала скудные пожитки в дряхлый чемодан и поскорее убралась с глаз долой из сердца вон! Мать склонилась над умывальником, взяла в руки тарелку, и принялась добела мыть посуду. Она ретиво намывала губкой жирные тарелки, вилки, чашки и сосредоточила весь свой неистовый гнев на бедную посуду. Слёзы обиды умильно стекали по румяным щекам, покрытые испариной волосы прилипли ко лбу, и горестно было сознавать, что родная дочь оставила мать на съедение волкам. Тыльной стороной ладони Анита Павловна неспешно подправила сырую чёлку и на почве лютой злобы швырнула в отца мыльную тарелку. Со слезами на глазах мать живо умчала в спальню и зарылась под холодным одеяльцем.

Инга робко подтянула к ногам увесистую поклажу, и одним своим появлением нарушила привычный уклад в квартире Яна Микуленко. Ингу буквально затянуло в водоворот жизни молодого художника и не останови он её полушаге к неминуемой гибели, то всё могло быть иначе. Молодых лет натурщица поселилась в доме художника и тем самым стёрла между ними ту самую грань деловых отношений. Первые дни ей приходилось крайне туго среди чуждых стен, полных тайн, творческого беспорядка и личных секретов, но в скором времени она с новой для неё обстановкой и во всём поддерживала безного художника.

С матерью Инга пересекалась часто, ибо жили они в одном подъезде и дышали одним воздухом. Общались между собой мало и неохотно. Стабильное – привет мама, и пара кротких фраз. Вот Вам и весь лексикон… И как-то раз, встретив на лестничной клетке мать, Инга наводила себя на мысль, что неплохо бы загладить между ними все шероховатости. Но стоило ей вспомнить, сколько злобы она выместила на единственной дочери, всякое желание наладить контакт перерастало в тупую ненависть, либо же отпадало разом.

И спустя некоторое время, Инга наперекор матери обручилась с калекой и свадьбу молодожёны сыграли в дорогом ресторане. Ни салюта, ни гостей, ни белого лимузина, ни тамады и прочих атрибутов русской свадьбы в ресторане не было. На стороне слегка зажатой невесты сидел, разве что, усатый скрипач и дух праздника, а жениха поздравить приехал целый репортёр журнала – «Искусство не знает границ». Весь вечер репортёр смаковал вино и между тем задавал многие вопросы.

–Что для Вас значит этот день!?– любопытствовал репортёр.

–Этот день ознаменован слиянием двух сфер моей жизни… Это моя любовь и моё искусство!– ответил Ян и вернулся к столу.

На медовый месяц молодожёны улетели во Францию, а если быть точнее, то в Париж. Город чистой любви поразил их нетленной красотой, величием и разношёрстностью местного колорита. Арабы, европейцы, азиаты, русские и представители иных культур безмятежно сновали по улицам города, и не уставали восхищаться красотой архитектурного ансамбля. В сердце Франции, на родине изысканных блюд и пантомимы, семья Микуленко полгода не знали, ни повседневной рутины, ни бытовых ссор, ни уныния. Давний знакомый Яна – Мишель Леруа, на половину алжирец, на половину француз, тяготел к современному искусству, и содержал на свои кровно заработанные евро целую галерею. В знак почтения, он с радостью позволил давнему товарищу, переждать холодную зиму в родовой усадьбе, до тех самых пор, пока он будет гостить за океаном… В Америке!

В первых числах июня семья Микуленко вернулась на родину. Главе семейства между тем удалось выгодно продать в заморские страны ряд картин, включая диптих и портрет молодой натурщицы. С вырученных денег, Ян выкупил двухэтажный дом на окраине города и теперь им не обязательно было ютиться в затхлой хрущёвке, неподалёку от родительского дома. Инга, как и любая замужняя девушка, всё чаще и чаще думала о потомстве. Но имеется, одна крохотная загвоздка… Ян неисправимо бесплоден. Как говорится, его автомат, стреляет только холостыми! Ян прекрасно понимал, что Инга хочет нянчиться с детьми, а не с ним и его работами. И тогда семья Микуленко от безвыходности положения, вернее ввиду его отсутствия, решила взять на попечение обездоленного ребёнка. И не одного, а сразу двух! Для разнообразия, так сказать. Близнецы-младенцы, некогда оставленные родителями в детдоме, стали гордо носить фамилию Микуленко. Пелёнки, ясли, школьные годы, повседневная рутина, присущая многим семьям, переезд в новый дом, общие успехи и падения, бытовые ссоры, непорочная любовь и так до тех пор, пока Инга и Ян не угорели в бане.

КОНЦОВКА