Поцелуй на удачу

Не совсем законными путями мы пробрались в три такие развалюхи. Я этим не горжусь. Я пытаюсь следовать правилам и, конечно, уважаю законы, но иногда цель оправдывает средства. Не то чтобы мы вломились туда, я просто показала свои визитки и сказала, что меня попросили провести инспекцию. Я должна была быть готовой – все-таки Тома говорил мне, что в его доме не было отопления два с половиной года, не считая маленького электрического обогревателя, которым они осмеливались пользоваться только иногда из-за дороговизны, – но меня это не подготовило.

Я была в ужасе от этих мест.

В одном из зданий не было ковров, только голый дощатый пол. Ни в одном из них не было занавесок, способных создать приватность или хотя бы прикрыть треснутые стекла – а то и их отсутствие. В двух зданиях на кухонных шкафчиках не было дверок. Я заподозрила, что кто-то в отчаянии оторвал их и использовал для растопки. Во всех трех помещениях были влажные стены, а от общих туалетов меня затошнило. Отвратительно предлагать людям такие условия. Это жестоко, унизительно.

Нигде не было датчиков угарного газа, а в одном из зданий стоял котел, подлежащий немедленному списанию. Я позвонила в газовую компанию. Написала зарегистрированному владельцу и советам по районам, где находились помещения, указывая на необходимость установки датчиков и других жизненно важных улучшений. В меру своих возможностей я предпринимаю нужные действия, но добилась не слишком многого. До пятницы я даже не могла найти имя владельца компании по недвижимости. Коррумпированные арендодатели редко с готовностью раскрывают свою личность. После долгих поисков я наконец-то нашла имя человека, ответственного за все это.

Я планировала поделиться этим с Тома сразу, отчаянно этого хотела, но теперь я не так уверена. Сможет ли он справиться с тем, что известно мне? Что он сделает? Печально, но я сомневаюсь, что владельца когда-либо отправят в тюрьму за преступление, в котором уже призналась Элейн Уинтердейл.

Это нечестно. Писать письма мало. И я знаю, что Тома тоже так считает. Они не уйдут от ответственности. Я не могу, не позволю этому случиться.

Нам нужно быть более изобретательными в погоне за справедливостью.

Обычно я пытаюсь не вовлекаться в дела, над которыми работаю. Это не помогает. Я сочувствую по умолчанию, иначе я бы не занималась такой деятельностью, но предпочитаю оставаться объективной, эффективной, рассудительной. Так я работаю лучше всего. В последние месяцы, с тех пор, как в моей жизни появился Тома Альбу, не вмешиваться становилось все сложнее. Я не могу не восхищаться его особой силой и достоинством, его ярой преданностью и настойчивостью. Я понимаю его. Я осознаю, что вовлеклась больше, чем стоило. Было тяжело этого не сделать.

А теперь и вовсе невозможно.

Я заглядываю в кабинет моей начальницы, на ходу стуча в дверь. Стук – это просто формальность. Элли придерживается политики открытой двери, поэтому и все сотрудники здесь считают ее кабинет продолжением нашего офиса. Иногда, если комнаты для встреч заняты, Элли освобождает кабинет, чтобы дать нам и нашим клиентам немного уединения. Это чуть ли не единственное время, когда дверь закрыта.

– Приветик, Лекси, как твои выходные? – спрашивает Элли.

С чего бы мне начать?

– Жарко, – блекло говорю я. Слава богу, я британка и всегда могу использовать погоду, чтобы поддержать разговор.

– И не говори. Ты воспользовалась этим по максимуму?

– Да, спасибо.

Она начинает печатать на клавиатуре, как всегда занятая.

– Элли, я хотела узнать, можно ли мне отпроситься после обеда. Мне нужно уйти по личным причинам. Извини, что не предупредила заранее. Появилось кое-какое дело.

– Да, хорошо. Конечно.

– Я буду работать во время обеденного перерыва, но в два мне нужно уйти, поэтому я «задолжаю» еще несколько часов. Я отработаю их на этой неделе.

– Не сомневаюсь в этом. Все в порядке? – Элли отрывает глаза от экрана. Ее умное лицо, всегда готовое к улыбке, выражает заинтересованность – она готова обеспокоиться, но не любопытствует.

Я киваю и чувствую облегчение оттого, что она не задает дальнейших вопросов. Не хочу врать и придумывать какое-то оправдание про визит к стоматологу или что-то вроде того. Я смотрю на свои часы.

– Мне пора приступать.

– Ага, хватит бездельничать, – говорит она с ухмылкой, возвращаясь к своей работе.

Моя голова готова взорваться. Единственный способ пережить этот день – отвлечься на работу. Я поднимаю трубку, чтобы назначить встречу начальника Консультационной службы по социальным пособиям с отделом прав на благосостояние местного совета. Потом я назначаю свою встречу с местным ответвлением «Возраста СК»[2 - Благотворительная организация в Соединенном Королевстве, занимающаяся помощью пожилым людям.]. У нас постоянная вереница людей, которым требуется совет, но Тома не появляется. Каждый раз при виде клиента я понимаю, что выписанный чек решит или уж точно облегчит их проблемы. Я никогда так отчетливо не осознавала силу денег, и, несмотря на мои старания не думать об этом, обращаю на это внимание. Меня начинает тошнить от чувства ответственности. Примерно в одиннадцать я встаю, потягиваюсь и иду в комнату – немногим больше шкафа, – она служит как помещение для отдыха. Роб и Джуди выжидают возле закипающего чайника.

– Везунчик, хотела бы я быть на его месте! – восклицает Джуди. – Ты слышала, Лекси? Кто-то из местных выиграл в лотерею.

Я замираю и не знаю, как ответить. К счастью, Джуди и не ожидает от меня ответа. Как и многие ее вопросы, этот был риторическим, ей не составит труда ответить на него самой.

– Купил билет на нашей улице, представляешь? В WHSmith. Как раз там, где я покупаю свои, если утруждаюсь. Что случается редко, когда я чувствую себя удачливо. Не на этой неделе, а жаль! Это могла бы быть я.

– Ну, только если бы ты выбрала такие же номера, – отмечает Роб.

Джуди продолжает, не отвлекаясь на этот факт:

– Разве можно поверить, что мы могли пройти мимо победителя на улице. Задеть его и даже ни о чем не догадаться. Семнадцать и восемь миллионов фунтов! Представьте себе! Счастливчик.

– Как ты узнала, что билет купили недалеко? – спрашиваю я, чувствуя пробегающий по спине холодок. Я не привыкла хранить секреты. Обычно я как открытая книга, которую любой может прочесть.

– Прочитала в интернете. В местной новостной ленте.

– Но откуда они узнали? – резко спрашиваю я. – Я имею в виду, если семья решает не предавать выигрыш огласке, эти детали хранятся в секрете.

Я знаю это из моего субботнего разговора с работниками лотереи. Джуди внимательно изучает меня, я краснею. Обычно я не говорю резко, и, должно быть, кажется странным, что я так хорошо знаю процедуру. Выдала ли я себя? Я расслабляюсь, когда Джуди заливается смехом.

– Ты завидуешь? Ну, если ты права насчет этого, тогда я полагаю, что победитель решил предать все огласке.

Я качаю головой. Это не то, на чем мы сошлись. Может, кто-то из детей проговорился? Уже? Они были вне поля моего зрения всего несколько часов.

– Я думаю, они скоро объявят имя победителя. Только подумай, это может быть кто-то, приходивший к нам за помощью.

– Извините, что прерываю, – говорит Хайди. – Там к тебе пришел какой-то парень из Восточной Европы. Я спросила его, могу ли я помочь, но он сильно настаивает на разговоре с тобой.

Я бросаюсь вон из комнаты отдыха, спеша улизнуть от Джуди и ее догадок. Я вижу Тома, сидящего у моего стола с теперь уже знакомым мне мрачным и решительным выражением лица, и чувствую, как меня захлестывает волна собственничества и привязанности. Это нельзя назвать строго профессиональным, но я говорю себе, что в этом нет ничего плохого, я могу это контролировать. Мне становится жарко, а потом холодно – словно бы кто-то прошелся по моей могиле, как описала бы моя бабушка это ощущение. Предупреждение. Внезапно я уверена, что не могу поделиться тем, что узнала в пятницу. Даже если мы гнались за этим вместе, даже если ему отчаянно нужно возложить на кого-то вину. Именно поэтому и не могу. Это знание ошарашит его. Знание имени владельца, а также и того, что он не понесет наказания, может подтолкнуть Тома сделать глупость. Он может захотеть напасть на этого человека, убить его. Это звучит чересчур, но Тома, как и я, верит в справедливость, и ему все равно, насколько несправедливым ему нужно быть, чтобы добиться ее. У меня есть решение. Я могу защитить Тома. Выигранные мной деньги можно использовать во благо.

– Как ты? – спрашиваю я.

За прошедшие десять недель, помимо расследования заявлений Тома о владельце трущоб, я также помогла ему найти комнату в приличном доме. Теперь он живет с пожилой парой, которой нравится его присутствие, потому что он заменяет им сына (их собственный живет в Штатах и звонит лишь раз в месяц). Тома меняет лампочки, стрижет их газон и дает им чувство защищенности.

Я могу это понять.

Когда я с ним, я тоже чувствую себя защищенно, спокойно. Даже когда мы крадемся по грязным домам, встречаемся с людьми, нелицеприятными либо по собственному выбору, либо по вине обстоятельств. Дело не в его внушительной физической оболочке, а в глубоком, нарочитом спокойствии. Полагаю, когда с тобой случилось самое худшее, тебя больше ничто не пугает.

– Я хорошо. Спасибо, – он немногословен.

– Я рада, что ты зашел. Кажется, я нашла для тебя вариант работы.

– Да? – он выглядит заинтересованным. Ему не нравится сидеть без дела. Он был достаточно занят, пока мы играли в детективов, но сейчас это должно прекратиться. Работа может отвлечь его, по крайней мере временно, от его погони.

– Промышленная прачечная. Зарплата не слишком высокая. Посменная работа.

– Можно мне брать двойные смены?

– Ну да, если захочешь, – улыбаюсь я.

– Я хочу. Я никогда не боялся попотеть. Чем мне еще заниматься, как не работой?